Она была в той части толпы, которая осталась за воротами. Ждать пришлось минут сорок. Гражданская панихида тянулась дольше, чем церковная. И только когда грянул автоматный залп, Даша поняла, что гроб опустили в могилу. Уткнувшись лицом в цветы, она рыдала навзрыд. И тут кто-то тронул ее за плечо.
Она оглянулась и почти с ненавистью посмотрела на незнакомого мужчину в кожаной куртке.
— Дарья Витальевна, — сказал он, смущенно улыбаясь. — Я вас искал…
— Что вам нужно? — взвилась она. — Что вы все лезете? Отстаньте, видите — мне не до вас!
— Простите! — Мужчина покраснел. — Я хотел…
— Господи, хотя бы сейчас оставьте меня в покое! — выкрикнула она и снова уткнулась в цветы лицом.
С кладбища потянулись люди. Те, кто видел, как гроб с Арефьевым опустили в могилу. На смену им пришли стоявшие за изгородью. И она тоже пошла, почти ничего не соображая и не помня. Идти пришлось недалеко, да и народ вокруг нее постепенно рассеялся.
Наконец Даша увидела невысокий холмик, утопавший в цветах и венках, которые лежали в несколько слоев. Возле могилы толкались, снимая ее со всех сторон, телевизионщики с камерами на плечах и треногах. Даша подошла и рассыпала свои розы поверху. Они тотчас затерялись среди обилия других цветов, в основном гвоздик и хризантем. Но она все-таки дошла и донесла их до Дмитрия Олеговича. Затем Даша встала на колени и поклонилась могиле, а также портрету Арефьева и огромному деревянному кресту.
Она стояла на коленях и ни на кого не обращала внимания, крестилась и что-то шептала одними губами, то ли молилась, то ли в последний раз разговаривала со своим Ржавым Рыцарем. Ушел из ее жизни самый чистый, самый честный, искренне любящий ее человек. И не осталось на свете никого, кто бы относился к ней с подобной нежностью и вместе с тем требовательностью. Он был непререкаем в своих суждениях, но его похвала стоила всего золота мира… А любовь?.. Любовь… Ну почему судьба была так жестока к ним, создав непреодолимый возрастной барьер?.. А может, это ее вина, что она не сумела переступить через него, может, следовало плюнуть на все? Даша вздохнула. Нет, все правильно! Более близкие отношения погасили бы ту радугу, которая всегда присутствовала в их дружбе. Возможно, поэтому в романах Дмитрия Олеговича столько грусти, столько светлой печали о несостоявшейся любви. И в этом их очарование. А с ней на всю жизнь останется то, в чем он никогда не посмел Даше признаться…
Кто-то подал ей руку, помогая подняться с колен. Она вытерла мокрое от слез лицо носовым платком, высморкалась и только тогда огляделась. Возле могилы почти никого не осталось. Рядом с ней стоял Миша Гусев, чуть поодаль переговаривались Татьяна и Гриша Оляля.
— Как ты? — спросил заботливо Миша. — Оклемалась?
— Твоими молитвами, — вздохнула Даша и все же обняла Гусева.
Тот поцеловал ее в щеку и покровительственно похлопал по спине.
— Едешь с нами, а Гришка свою колымагу сам откатит.
— С чего вдруг такие жертвы? — поразилась Даша. — Я могу и Ляльке компанию составить.
— Ладно, не обижайся! — Миша обнял ее за плечи. — Танька мне башку продолбила за то, что машину тебе не Дал. Но она и вправду барахлит, заглохла бы посреди дороги. Не дуйся! Я ведь хотел как лучше!
— Поразительно, — улыбнулась Даша, — все хотят как лучше, но почему все так паскудно получается?
— Дашка, — вместо ответа тихо спросил ее Миша, — ты зачем Макарова обидела? Ведь он к тебе хорошо относится, я знаю.
— Миша, не надо рядом с могилой Дмитрия Олеговича, не надо… Я ведь опять сорвусь и наговорю гадостей.
— Прости, — Миша погладил ее по руке. — Давай отойдем.
Даша хотела отказаться, но он взял ее за руку и почти силой вытащил за кладбищенскую ограду.
— Что ты взъелась на него? Девка! Шлюха! Пусть у Ритки душа за то болит, как у законной супруги! Тебе-то какое дело? Ты ж замуж за него не собираешься? И он на этой девке сроду не женится, зуб даю!
— Постой, я не пойму. — Даша в удивлении уставилась на него. — Ты и меня в его гарем решил записать?
— Перестань орать! — недовольно сморщился Миша. — Какой гарем? Он тебя любит, хотя для меня все эти «Любови» — чушь собачья! Я больше двух месяцев ни с одной бабой не встречаюсь, чтобы не привыкнуть. А сейчас и вовсе три б… кормлю, одна даже моложе, чем Владова сучка!
— Но ты же два года меня уверял, что у него никого нет, теперь, выходит, перековался, на правду потянуло? А чего прятать, Миша, если она его в джипе возле универмага дожидается? — Даша ухватила Гусева за грудки и притянула к себе. — Скажи, она тоже в его машине сидела, пока он в моем номере соловьем заливался?
— Нет, она ночью прилетела, — сказал угрюмо Миша и оторвал ее пальцы от лацканов своей дубленки. — Увидела тебя на экране и махом сюда!
— Вот видишь, — скривилась Даша, — Марго — мать его детей не прилетела, а Светка примчалась! Видно, и впрямь любит Влада, потерять боится. А я бы, клянусь тебе, не прилетела…
Потому и не прилетела бы, что знаешь, как он привязан к тебе. И Светка об этом знает, вот и старается его всячески удержать.
— Миша, — Даша положила ему ладонь на грудь и слегка оттолкнула от себя, — из тебя вышел плохой адвокат. А из меня — совсем неважный прокурор. Давай оставим эту тему в покое раз и навсегда.
— Что ж, твоя воля! — вздохнул Миша и обнял ее за плечи. — Давай с нами. Надо помянуть Дмитрия Олеговича.
К ним приблизились Татьяна и Оляля. Даже в новой шубе, которая стоила Мишке целое состояние, Танька напоминала Даше богомола. Высокая, несуразная, с непропорционально длинными руками, она, казалось, состояла из одних углов, которые выпирали отнюдь не там, где им полагалось выпирать. Поэтому Гусыня, так ее называли в литературных кругах, предпочитала носить просторные вещи: свитера до колен и юбки до пола. Шуба у нее тоже была широкой, непередаваемо рыжего цвета, и Танька смотрелась в ней соломенной скирдой посреди поля.
Они обнялись.
— Миша сказал, что мы забираем тебя с собой? — справилась Татьяна и грозно посмотрела на мужа: — Чего стоишь? Веди нас к машине. Где ты ее оставил?
Миша замялся и посмотрел на Дашу.
— Э-э… Возле универмага.
— Ну, так беги живее, — не унималась Татьяна, — а мы двинем тебе навстречу.
— Зачем бежать? Пойдем все вместе, — предложила Даша.
— Не пойдет он вместе, — скривился Оляля. Сегодня он был не по обычаю молчаливым и угрюмым. — Ему первым надо прибежать и фугас обезвредить, тот, что у него в салоне…
— Фугас? — удивилась Даша и тотчас поняла: — Так это твой джип? Серый?
Татьяна схватила ее за руку.
— Стой! Миша здесь ни при чем. Мы действительно не знали… Но она замерзла, и Писто… то есть Макаров, велел Мише открыть машину.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
