— А то она думала, что едет в картинную галерею! — возмутилась Патриция. — На неожиданность напирай! Растерянность! Брат подружки!
Кайтусь сердито глянул на стакан, но пить не стал. Пришлось опять сбавить обороты. А как здорово было бы хлёстко сыграть на жестокости бандита, что тычет в зубы и грозит убить или искалечить… Ладно, проехали, используем другие аргументы.
— Широко известно, что во время изнасилований часто совершаются убийства! Мы все прекрасно видим, что Климчак не громила, а Руцкая не эфемерное создание, их физические возможности приблизительно равны. Но из подвала только Руцкая вышла покалеченной, а значит, только один из них использовал силу…
— Это же аргумент защиты! — шёпотом возмутилась Патриция.
Кайтусь чуть было во всеуслышание не ответил ей, что намерен как раз этого аргумента защиту лишить. Никто в здравом уме не поверит, что Стася не могла сопротивляться, разве что совсем сдурела со страху. Вот он и доказывает, что сдурела.
— И это как нельзя лучше свидетельствует, что потерпевшая была застигнута врасплох! Она не знала, что имеет дело с грубияном, привыкшим распускать руки, не ожидала ничего подобного и была парализована страхом. Вывод из этой ситуации однозначен — насилие имело место. Защита подсудимого, по сути дела, также не отрицает самого этого факта, а лишь пытается опорочить потерпевшую, становясь на позицию обвиняемого, в глазах которого все женщины легкодоступны. Поэтому мы не приписываем ему злого умысла, не говорим, что действовал предумышленно, просто отнёсся к происшедшему как к очередному приключению, и сам был неприятно удивлён сопротивлением жертвы, просто не мог поверить, что она не согласна. Решил, что та с ним заигрывает, что притворное сопротивление следует преодолевать, таковы правила игры, иначе какой же он мужчина. Вот и преодолел! Принимая во внимание все обстоятельства этого дела, неоспоримую вину подсудимого и единственное смягчающее обстоятельство… достойное, к сожалению, только троглодита… я требую для обвиняемого два года лишения свободы!
Кайтусь смолк. Продолжая стоять, он ждал, когда судья осознает наступившую тишину и очнётся от дремоты. Патриция воспользовалась моментом:
— Ты выбил у Островского из рук все аргументы, — недовольно заметила журналистка. — А этого старого маразматика вогнал в ступор.
Один из заседателей, по-видимому, тоже пришёл к такому заключению, так как нервно пошевелился и пхнул судью локтем в бок. Тот вздрогнул, резко мотнул головой, ошалело заморгал и на всякий случай грохнул молотком по столу.
Адвокат Островский счел это приглашением к выступлению, встал с места и вышел на середину зала, позволив тем самым Кайтусю сменить местоположение.
Прокурор уселся и бросил тревожный взгляд на Патрицию, которая с сомнением покачала головой.
— Граждане судьи! — начал защитник, сразу постаравшись придать своему голосу интонацию лёгкого порицания. — Я представить себе не могу обвинительного приговора по рассматриваемому делу! Пану прокурору отлично известно, что в нынешние времена падение нравов свойственно не только польской молодёжи, но и молодёжи всего мира. Понятия, которыми оперирует уважаемый прокурор, как-то: большая любовь с первого взгляда, скромность или добродетель, сегодня уже неактуальны, их просто больше не существует. Занятие сексом с особой противоположного пола сейчас явление столь же обыденное, как совместная прогулка…
Кайтусь снова вопросительно взглянул на Патрицию. Он ещё не догадался, куда клонит адвокат, может, она?
Она-то, конечно!
— Сейчас докажет, что всё это дело не стоит выеденного яйца, — презрительно информировала она брошку.
Столько-то Кайтусь и без неё знал.
Во время обвинения судья мог позволить себе вздремнуть, защиту же решил послушать. Кто знает, что взбредёт в голову проклятому адвокатишке, ведь он, пройдоха, никакими обязательствами не связан, а значит, может здоровенную свинью подложить, а ты потом расхлёбывай, в смысле… Ну да понятно… Лучше уж быть в курсе, что он наплетёт…
— …При изнасиловании физическая сила используется иначе, нежели, к примеру, во время разбойного нападения, — просвещал присутствующих господин адвокат. — Следует учитывать специфику дел об изнасиловании. Наукой давно установлен факт: любая женщина при первом половом контакте естественным образом защищается, что впоследствии в её воображении или воспоминаниях превращается в отчаянное сопротивление, а в глазах нападавшего выглядит только заигрыванием и кокетством. Особенно если нападавшим является мой подзащитный…
Он прервался и так внимательно стал смотреть на Климчака, что его примеру последовал весь зал. Все уставились на злоумышленника и принялись его жадно разглядывать, что вывело Лёлика из себя, и тот беспокойно заёрзал на скамье подсудимых, не зная, устыдиться ему или раздуться от гордости.
— Это вам не какой-нибудь пещерный человек, примитивный бандит или разнузданный хулиган, — продолжал защитник. — Наоборот, перед вами симпатичный молодой человек приятной наружности, располагающий к себе и галантный, пользующийся огромным успехом у женщин. Весь предыдущий опыт подсказывал ему, что и в данной ситуации протест партнёрши — только видимость, обычный ритуал, и как совершенно верно заметил пан прокурор, будучи настоящим мужчиной, мой подзащитный не мог воспринять этот протест всерьёз. Необходимо также учесть и сопутствующие обстоятельства, ведь если женщина добровольно приходит к мужчине, пьёт алкоголь, а потом утверждает, что её изнасиловали, то это абсурд! Потерпевшая Руцкая повела себя точно таким же образом. Я вовсе не утверждаю, будто она развратница, но, возможно, именно в тот вечер, под влиянием алкоголя, услышав о присутствии невесты, она во что бы то ни стало решила заполучить Климчака. Он сделался её идеей фикс, настоящим наваждением. Определённое влияние могла тут оказать и его слава дамского угодника…
— Смотри, пожалуйста, как господин адвокат всё угадал! — услышал Кайтусь левым ухом. — Прямо мои мысли читает. Захотела его, вынь да положь, и немедленно.
В этом и у Кайтуся не было ни малейших сомнений. Не мог только на все сто процентов утверждать, что Стася сразу решилась переспать с Лёликом. Подождала бы чуть-чуть, хоть ради приличия…
— …А как выглядело её сопротивление? — продолжал Островский, усиливая осуждающие нотки в своём выступлении. — Взгляните на обвиняемого и его жертву! Разве Климчак похож на силача, Геркулеса, дикого зверя? Ни в коем случае, скорее, можно утверждать, что он человек хрупкого телосложения. Руцкая, несомненно, не уступает ему по своим физическим возможностям! Посмотрите на неё повнимательнее. Кто скажет, что это робкий, тщедушный, запуганный ребёнок…
Скрип зубов Кайтуся утонул в стакане с водой. Говорил же этой дурынде, чтобы хоть самую малость поплакала, так нет же, как об стенку горох!
— …Здесь, в зале суда, мы имели возможность восхищаться её поразительной энергией! Пан прокурор совершенно верно подметил, что только один человек вышел из подвала покалеченным, причём сама же пострадавшая признала, что причиной основных её травм стала капуста! Как же так случилось, что во время столь отчаянной обороны она даже не поцарапала нападавшего? А всем известно, какое страшное оружие женские ногти, значит, Климчак должен быть исцарапан до крови!
В чём же заключалось тогда сопротивление? В протестах на словах? Нет сопротивления, нет и изнасилования…
— Ручкой его отталкивала, пока ручка не устала, — прошипела в ярости Патриция, а Кайтусь поспешил что-то пометить в своих бумагах.
— …Не могу также согласиться с паном прокурором и в том, что следствие было исчерпывающим. Где, спрашивается, таксист, который вёз всю компанию на дачу, и где тот, что отвозил нашу пару домой? Плоцк — не метрополия, и таксистов тут совсем не много. Водители могли бы прояснить весьма существенные обстоятельства дела, но их почему-то не нашли…
— А что я говорила! — поддакнула Патриция. — Почему?
Кайтусь снова что-то записал. В преддверие массированного артобстрела после процесса он укреплял свой окопчик.
Господин адвокат неспешно продолжал, теперь уже с явным осуждением;
— …Никто не отрицает, что потерпевшая не была трезва. Как же она так хорошо всё помнит? Или-или… Или она находилась под воздействием алкоголя, а значит, мы не можем полностью доверять её показаниям, касающимся важных деталей… Взять хотя бы собаку, наличие которой, равно как и её громкий лай, доказаны, а Руцкая её не видела и не слышала… или же она была трезва, а следовательно, отдавала себе отчёт, что делает, и сознательно встала на путь, приведший её к половому контакту с обвиняемым. Но и в первом, и во втором случае мы должны констатировать: этот контакт не был результатом изнасилования. Якобы потерпевшая панна Руцкая согласилась на него, возможно, даже стремилась к нему, после чего, весьма вероятно, почувствовала разочарование или обиду и потребовала наказать мнимого обидчика. Слишком много вокруг нас настоящих преступлений, чтобы мы наказывали за воображаемые! Учитывая все обстоятельства данного дела, я категорически настаиваю на оправдании моего подзащитного!
