— Мне нужен Нарая, — сказал Сано одному из клерков. — Где он?
— На заводе, — ответил клерк, взглянув на занавешенную дверь в задней части комнаты. — Позвать его вам, господин?
— Нет, спасибо, я сам его найду. — Сано хотел застать подозреваемого врасплох, но приказал себе не делать поспешных выводов относительно Нараи. Он уже допустил ошибку, обвинив в похищении секту Черного Лотоса. Еще одна ошибка, способная увести расследование в сторону, непозволительна. Нельзя потерять шанс начать расследование сначала.
Они прошли в похожий на пещеру цех. Дым и пар поглощали свет, пробивавшийся из окон и световых люков. От чанов, где на очагах кипели соевые бобы, и зерен пшеницы, жарящихся в печах, струились приятные запахи. Потные рабочие в набедренных и головных повязках переливали кипящее бобовое варево в деревянные бадьи, толкли зерно в ступах, взбалтывали солод и рассол и смешивали ингредиенты. Среди этой суматохи сновал человек средних лет, одетый в синее кимоно.
— Нежнее, нежнее! — увещевал он рабочих, фильтрующих вязкую бродящую массу через матерчатые мешки. — Относитесь к продукции с уважением, или она потеряет в качестве.
Начальственная осанка указывала, что это и есть Нарая. Он остановился у ряда бочек, попробовал содержимое и покачал головой.
— Еще не готов, — сказал он рабочим. — Пусть дух соевого соуса настоится сильнее.
Тут Нарая увидел Сано и детективов, поспешно подошел к ним и поклонился:
— Добрый день, господа. Чем могу быть полезен?
При ближайшем рассмотрении это оказался человек лет пятидесяти с отвисшими щеками и вторым подбородком. Его кожа, зубы, редкие седые волосы и белки глаз имели коричневатый оттенок, словно в них впитался производимый им соевый соус. Коричневые пятна виднелись у него на ногтях и дешевых хлопчатобумажных халатах. Несмотря на репутацию одного из самых богатых и именитых торговцев в Эдо, Нарая походил на мелкого лавочника. Сано представился.
— Я расследую дело о похищении госпожи Кэйсо-ин, и мне нужна ваша помошь, — сказал он.
— О, понимаю. — Нарая говорил тихим голосом, давая понять, что проникся важностью прихода Сано, но при этом хмурился, словно был заинтригован. — Конечно, я сделаю все, что в моих силах. Могу я предложить вам и вашим людям выпить чаю у меня дома?
— Давайте просто выйдем во двор.
Сано не хотел тратить время на жесты вежливости. Когда Нарая выводил их через заднюю дверь, Сано заметил, что его смятение кажется натуральным, как и готовность сотрудничать. Не значит ли это, что Нарая не виновен? Но если он все-таки преступник, то должен был знать, что письмо с условиями выкупа вызовет подозрения к врагам начальника полиции Хосины, и приготовился бы изображать невинного человека.
Они остановились в переулке между заводом и складом. Ящики с мусором и ведра с ночными испражнениями испускали зловоние, однако здесь было тихо, и это вполне устраивало Сано.
— Это похищение является страшной, страшной бедой, — причитал Нарая. — Злые силы становятся проклятием нашего мира. Ведь ваша жена тоже среди захваченных дам, не так ли? — спросил он Сано. Когда тот кивнул, Нарая просто изошел сочувствием: — Примите мои самые искренние соболезнования.
— Благодарю вас. — Сано пристально посмотрел на торговца. Ему хотелось, чтобы Нарая был Царем-Драконом, хотелось верить, что он способен вернуть ему Рэйко. Однако Сано помнил, что есть и другие подозреваемые и не следует снова торопиться с выводами.
— Скажите, чем я могу помочь? — развел руками Нарая. — Что вам нужно? Я все сделаю!
Он искренен или разыгрывает спектакль? Нарая кажется слишком обыкновенным, чтобы быть Царем-Драконом, который представлялся Сано человеком чудовищных размеров. Но удачливый торговец, понаторевший в переговорах с клиентами, актер не хуже, чем лицедей из театра Кабуки.
— Расскажите мне о ваших взаимоотношениях с начальником полиции Хосиной, — попросил Сано.
Нарая вздрогнул при упоминании этого имени. Улыбка исчезла с его лица.
— Похоже, вы знаете, что между нами существует давняя вражда, — насторожился он. — Старые новости разлетаются далеко. Я уехал из Мияко, как и Хосина-сан, но прошлое никогда не забывается.
— Как я понимаю, вы вините Хосину-сан в смерти вашей дочери, — сказал Сано.
Торговец заколебался. Сано чувствовал, что Нарая не хочет обсуждать этот болезненный вопрос, опасаясь, что сказанное им может обернуться против него же, и в то же время испытывает потребность поведать о своем давнем горе.
Потребность взяла верх.
— Это его вина! — выпалил Нарая. — Эмико была моей единственной дочерью — милый, невинный и безобидный ребенок. Хосина-сан погубил ее ради собственных эгоистических интересов.
Покраснев и разволновавшись, Нарая придвинулся к Сано, желая объяснить причину своей вспышки.
— Эмико было пятнадцать лет. Ей нравились красивые одежды, но я не мог их покупать, поскольку не был тогда так богат, как сейчас. — В его голосе зазвучали сожаление и чувство вины. — Однажды Эмико увидела в лавке симпатичное красное кимоно. Вошла туда, схватила кимоно и убежала.
«Вот, значит, о какой краже говорил Хосина, — подумал Сано. — Не серьезное преступление, а всего лишь глупый детский порыв».
— Эмико не была воровкой, — со страстной убежденностью заявил Нарая. — Она бы в скором времени поняла, что поступила неправильно, и вернула кимоно. К несчастью, Хосина-сан проезжал верхом по той улице. Он догнал, схватил ее и отвел назад в лавку. Хозяин узнал украденный товар. Хосина арестовал Эмико и бросил в тюрьму.
Голос Нараи звенел от ярости.
— Узнав, что случилось, я пошел в полицейское управление. Тогда я впервые встретился с Хосиной-сан. Я попытался объяснить, что Эмико просто совершила ошибку.
Однако Хосина-сан сказал, что она преступница и будет направлена работать проституткой в квартал развлечений.
Принудительная проституция была обычным приговором для воровок.
— Я предложил Хосине-сан взятку за освобождение дочери, — продолжил Нарая, — но он отказался, хотя полицейские обычно освобождают за взятку человека, совершившего незначительное преступление. — Злые слезы стояли в глазах Нараи. — Позднее я узнал, что Хосина-сан был только что произведен в должность начальника и хотел показать свою неподкупность. Ему нужно было на примере Эмико предостеречь всех потенциальных воров.
Это было очень похоже на Хосину, и он становился все более отвратителен Сано, который уже начал сомневаться в своем решении защитить врага. Уверенность, что недопущение казни Хосины отвратит гибель Рэйко, таяла на глазах. Не лучше ли забыть о своем обещании и позволить сёгуну выполнить условия выкупа? Вдруг расследование покажет, что ни Нарая, ни клан Кии не похищали женщин?
— На следующий день, когда Эмико ожидала суда, в прилегающих к тюрьме районах вспыхнул пожар, — рассказывал Нарая. — Надзиратель выпустил заключенных.
Закон Токугавы предписывал при угрозе пожара выпускать всех заключенных, чтобы при возгорании тюрьмы они не погибли — редкий пример милосердия в жестокой системе правосудия. Когда угроза минует, арестанты должны были добровольно вернуться в тюрьму — большинство так и поступало.
— Но Эмико замешкалась. Когда пожар был потушен и все вернулись в тюрьму… — Нарая несколько раз судорожно вздохнул, и по его отвислым щекам потекли слезы. — Надзиратель нашел Эмико мертвой в полной воды поилке для лошадей. Она утонула.
Хотя Сано и жалел этого человека, от волнения у него забилось сердце. Дочь Нараи погибла так же, как и безымянная женщина в стихотворении из письма с условиями выкупа. Не является ли ее смерть тем убийством, которое стояло за требованием казни Хосины?
— Никаких официальных объяснений смерти моей дочери дано не было, — негодовал Нарая. — Возможно, она сама упала в поилку. Возможно, ее туда толкнули. Но я думаю, она утопилась, поскольку не могла перенести позора.
— И вы считаете, что начальник полиции Хосина стал косвенным виновником ее смерти? — спросил Сано, стараясь не показать волнения.
— Если бы не этот негодяй, Эмико была бы жива! — воскликнул Нарая. Ненависть осушила слезы на его лице. — Я не потерял бы своего единственного ребенка. Моя жена не умерла бы от горя семь лет назад. Каждый день, прожитый Хосиной-сан, является глубоким оскорблением их памяти. Я ежедневно молюсь, чтобы он испытал такую же боль и унижение, какие пережили мы.
Противоречивые чувства охватили Сано. Он скорее симпатизировал Нарае, чем уважал Хосину, и хотел, чтобы торговец оказался невиновен почти так же сильно, как до этого мечтал доказать его причастность к преступлению. Лучше бы ему отомстить за дочь, чем быть казненным за резню и похищение.
— Но прошлое — это вода под мостом, — смиренно проговорил Нарая. — Мы должны принимать то, что несет нам судьба, и идти дальше. — Нарая помолчал, потом осторожно спросил: — Могу я узнать, какое отношение к похищению матери сёгуна имеет наша давняя вражда с Хосиной-сан?
