В то самое время, когда Алиенора танцевала со своими дамами в Вестминстере, Генрих и Бекет скакали на юг от Оксфорда, оживленно обсуждая еще одно задуманное охотничье предприятие, на этот раз в Нью-Форесте[38]. Они предполагали отправиться туда по возвращении Генриха и Алиеноры из большого путешествия по Англии, во время которого королевская чета хотела и себя показать, и увидеть своих новых подданных.
– Мы остановимся в моем охотничьем домике в Нью-Парке близ Линдхерста, – сказал Генрих. – Может быть, и ты захочешь поехать с нами? – спросил он маленького мальчика, восседавшего в седле перед ним.
Король поморщился, вспомнив слезы Джоанны де Эйкни, когда она вручала юного Джеффри заботам отца, который никогда не умел успокоить плачущего ребенка. Торопясь оставить Джоанну, Генрих заверил ее, что с мальчиком ничего не случится и его ждет великое будущее в качестве королевского бастарда, потому что сыновья, вне зависимости от того, были они зачаты на супружеском ложе или нет, могут стать важным королевским ресурсом. Джоанна снова заплакала – на этот раз слезами благодарности.
– Ваше величество, вы учли, как может отреагировать королева, когда вы приедете с мастером Джеффри? – осторожно спросил Бекет, когда они тронулись в путь.
Бекет не предполагал, что поездка на охоту будет включать и посещение бывшей любовницы короля, и удивился, узнав, что охотничья экспедиция стала прикрытием, в тени которого Генрих собирался взять под опеку собственного сына. Бекету оставалось только сожалеть о падении нравов или об отсутствии таковых. Его король не умел себя сдерживать.
Генрих и раньше взвешивал это соображение, но решил, что бастард, зачатый и рожденный еще до их знакомства, не может стать поводом для обиды Алиеноры.
– Вряд ли ее так уж это расстроит, – ответил он. – Мальчик не представляет угрозы для нее или для детей, которых она родила мне.
– Женщины чувствительны, когда речь заходит о бастардах, – заметил Бекет. – Она может воспринять ваше признание мастера Джеффри как оскорбление.
Он не стал говорить о том, что реакция Алиеноры может быть еще более бурной, если та узнает о тайной связи Генриха с Ависой де Стаффорд, одной из ее дам. Как-то вечером в состоянии подпития Генрих похвастался Бекету этой победой, хотя сейчас, возможно, и не помнил о том. Томаса пробрала дрожь при мысли, что Генрих и Ависа были вместе. Такая же дрожь пробирала его каждый раз на протяжении последних месяцев, когда король небрежно сообщал ему о других своих интрижках. Все это были случайные связи, и ни одна из них не тревожила совесть Генриха. Но Бекет, в отличие от королевы, прекрасно знал: репутация короля уже такова, что бароны предпочитают прятать от него своих женщин.
– Королева – светская женщина, – заявил Генрих. – Ее не так-то легко вывести из себя.
Томасу было известно и это, он не забыл, чту ему доводилось слышать в доме архиепископа Теобальда от Иоанна Солсберийского, работавшего на папскую курию, когда Алиенора пыталась добиться развода с Людовиком. Иоанн по секрету сообщил ему несколько любопытных и даже скандальных фактов, которыми он ни с кем не мог поделиться. А еще уже много лет циркулировали другие живописные слухи. Бекет слышал их постоянно от многих людей. Если бы кому-то понадобилось свидетельство того, что женщины – существа слабые, знаний Томаса об Алиеноре было бы достаточно.
– Ты считаешь, что с моей стороны глупо признавать собственного сына? – спросил Генрих, глядя на друга глазами цвета стали.
– Я бы посоветовал вам действовать осмотрительно, – откровенно ответил Томас. – Но это вопрос приватный. Только вы и должны решать его.
– Я намерен продвинуть мальчика. Джеффри может со временем оказаться полезным для меня. Я помню моего бастарда-дядюшку Роберта Глостера. Он оказал неоценимую помощь моей матери в борьбе со Стефаном.
Бекет посмотрел на мальчика. Тот внимательно слушал их разговор. У него были умные глаза. Генрих прав: о нем определенно следовало позаботиться.
– Позвольте мне предложить для Джеффри церковную карьеру, – отважился сказать Бекет. – Впрочем, факт его незаконного рождения может стать препятствием на пути к высоким церковным должностям.
– Папу Римского легко купить, – ответил Генрих. – Я могу сделать моего маленького Джеффри архиепископом Кентерберийским! Или даже канцлером, когда ты впадешь в старческое слабоумие! – Он подмигнул и рассмеялся. – Мои бароны этого, конечно, не одобрят!
– Тогда им придется сделать то же, что и королеве: смириться, – в том же шутливом духе ответил Бекет.
Король благожелательно улыбнулся. Томас, как всегда, знал меру в шутках.
– Мне кажется, королева не любит меня, – проговорил Томас.
– Чепуха! – ответил Генрих. – Ты мой преданный друг. Как же она может тебя не любить?
– Боюсь, королеве не нравится мое влияние. Ей, несомненно, хотелось бы быть первой из ваших советников.
– Возможно, – ответил Генрих. – Но она женщина, со всеми женскими недостатками, хотя и способнее большинства. Алиеноре нечего завидовать. Я ведь сплю с ней, верно? – Бекет поморщился, но Генрих не заметил этого. – И я наделил ее широкими полномочиями. Я доверяю ей править в мое отсутствие, но даже когда я здесь, королева может издавать судебные предписания и отправлять правосудие, если хочет. Кроме того, она может улаживать споры. Так с чего ей тебя не любить?
– Что ж, возможно, мне померещилась ее неприязнь, – согласился Томас, оставляя свои сомнения при себе. Бекет подозревал, что Алиенора уже видит в нем соперника. Одному Господу было ведомо, но именно так и он смотрел на нее.
– Королева знает, что ты для меня незаменим, – продолжал Генрих. – Где еще я найду человека столь усидчивого и предприимчивого, столь опытного и способного? Кто еще так предан мне? Томас, я говорю тебе: ты моя правая рука. Я доверяю тебе. Вместе мы сделаем это королевство великим!
– Милорд льстит мне, – отозвался Томас с задумчивой, мягкой и такой привлекательной улыбкой. – Я счастлив, что могу служить вам моими скромными талантами.
– Ты говоришь, как придворный! – с иронией сказал Генрих. – Принимай похвалу, если ты ее достоин. Ты заслужил ее своими талантами.
Некоторое время они ехали бок о бок мимо нарезанных участков земли, на которых работали крестьяне, мимо животных, пасущихся на лугах. Генрих указывал любопытному Джеффри на бабочек, коров и свиней и отвечал на его настойчивые, здравые вопросы.
– Этот ребенок умен! – довольно констатировал он. – Он хочет знать все. Юный Вильгельм весь из себя такой надутый. Из него выйдет великий воин. А у Джеффри прекрасная голова.
– Я бы на вашем месте не говорил об этом в присутствии королевы! – остерег его Томас.
Генрих рассмеялся, потом плотнее завернулся в свой короткий плащ. Июнь стоял необычно холодный. На мгновение король с тоской вспомнил о теплых Анжу и Аквитании.
В один миг небо потемнело, и пошел дождь. Скоро уже лило как из ведра, и, не желая промокнуть до костей, они привязали лошадей под деревом, а сами нашли укрытие на церковном крыльце, закутавшись в плащи. Вдруг они поняли, что делят убежище с нищим, который дрожит в своей жалкой оборванной одежде. Бедолага с надеждой посмотрел на них, словно догадавшись, что перед ним важные персоны.
– Кто этот человек? – спросил Джеффри.
– Он бедный бродяга, – ответил Генрих.
Бедный бродяга продолжал смотреть на него задумчивым взглядом.
– Не стоит ли подать пример добродетельности мальчику и одарить этого бедняка теплой одеждой, чтобы она защищала его от дождя? – посмотрев озорным взглядом, обратился к своему другу Генрих.
– Стоит, – согласился Томас, не заметив блеска в глазах короля и думая, что в данном случае тот проявляет несвойственную ему щедрость.
– Вот ты и подай пример, – весело сказал Генрих и, сорвав дорогой плащ с плеч Бекета, швырнул его удивленному нищему, который, быстро закутавшись в плащ, без дальнейших слов поспешил прочь.
Томасу не осталось выбора, как смириться с потерей. Но он был взбешен и потрясен, поняв в это мгновение, что жестокость – подспудная черта Генриха. Бекет тогда впервые испытал к молодому королю иные чувства, кроме любви, но еще больше поразило его, что Генрих сумел вызвать у него это чувство. Стоя на крыльце и дрожа от холода, Бекет мучился мыслью о том, насколько далеко может зайти его непредсказуемый хозяин в будущем, подвергая испытанию их дружбу.
Алиенора смотрела на стоящего перед ней мужа, который подтолкнул вперед незнакомого маленького мальчика.
– Поклонись королеве, – сказал Генрих растерявшемуся черноволосому мальчугану, схватил того за ворот и наклонил ему голову. – Вот так! Его зовут Джеффри. Это мой сын, Алиенора, рожденный до нашего брака. Я привез его ко двору, чтобы здесь выучить и для компании нашим мальчикам.
