Мистер Броклбенк, пусть и отличный кузнец, вальсировать явно не умел. И наше движение напоминало просеку, прорубленную в толпе.
Со всех сторон раздавались возгласы «О, моя нога!» или раздраженные вздохи. Мы на кого-то натыкались, с кем-то сталкивались, нас самих толкали, в нас врезались локтями, отпихивая от одной пары к другой. Так что, когда кто-то на мгновение взял меня за руку, я не обратила на это внимания, опасаясь лишь очередного тычка в бок.
Лишь потом я заметила, что держу в руке какой-то предмет. Он шелестел как бумага в моих пальцах, затянутых в перчатки. Раньше его у меня не было. Я огляделась в толпе. Лица под масками были неразличимы, об их выражении было невозможно догадаться.
Естественно, никто не улыбался и не делал никаких жестов, чтобы привлечь мое внимание. На дальней стене комнаты плясали цветные пятна, время от времени выхватывая из толпы отдельные лица, которые тут же снова исчезали в сумраке.
— Ну что ж, — сказал мистер Броклбенк, вытирая пот с бровей, — не сомневаюсь, что все было очень весело, мэм!
Музыка смолкла, и вспыхнул свет.
Когда я разворачивала записку, то абсолютно не сомневалась, что человек, сунувший ее мне в руку, сейчас внимательно наблюдает за мной. И я сама оглянулась, надеясь увидеть под какой-то маской пару глаз, устремленных на меня.
Краткое послание было напечатано крупными буквами. В нем говорилось; «Когда начнется очередной танец, прошу Вас пройти на технический склад. Спешно».
Записка не имела ни подписи, ни адреса. Я не могла решить, написала ли ее Сильвия Сильвестр, обращаясь ко мне, или ей — какая-то подруга, или же кто-то, незнакомый с Сильвией. Я стояла, сжимая в руках записку, чувствуя какую-то странную тревогу. Словно вечеринка внезапно превратилась в чуждое и опасное действо и словно от моего решения, согласиться ли на приглашение, зависят чья-то жизнь и смерть.
И тут у меня резко изменилось настроение. Дал о себе знать здравый смысл. Это могла быть чья-то шутка, кто-то решил разыграть меня, обманувшись сходством. Или же поклонник хочет получить автограф. Но вероятнее всего, автором записки была сама Сильвия Сильвестр.
Что хуже всего, записку мог послать мистер Пембертон, жаждущий сорвать поцелуй у мисс Сильвестр или получить у нее полное прощение.
Когда капельмейстер объявил следующий танец, я с усилием перевела дыхание. Обождав, пока зал наполнится танцующими, я проложила себе путь к дверям.
Я знала, что на техническом складе хранились запасные части к аппаратуре. Он представлял собой помещение на задах дома, где в давние времена была оружейная. В ней по-прежнему вдоль стен тянулись стеллажи, и я предполагаю, что она была отведена под склад именно поэтому и еще потому, что дверь выходила наружу рядом со съемочной площадкой.
Чтобы из гостиной добраться до склада, необходимо было миновать холл, затем по коридору пройти до кухни, после чего повернуть налево и еще раз направо.
Когда я пересекла холл, мне никто не встретился. Пуст был и коридор, ведущий к кухне, но там горел свет. Места тут было маловато, потому что по всей длине обоих коридоров были аккуратно сложены ящики и коробки, а у дверей технического склада громоздились колеса от дилижанса и упряжь с медными накладками.
Должна признаться, что, прежде чем повернуть ручку двери, я помедлила. Пусть даже я сулила себе самые разные страхи, в глубине души надеялась, что встретит меня мистер Пембертон.
На деле же я вежливо постучала в двери, предполагая, что тот, кто ждет меня внутри, отзовется: «Войдите!» — и я догадаюсь, кто это — или же, что еще лучше, в каком он настроении. Но ответа я так и не дождалась. Так что я повернула ручку и, не медля, просунула голову внутрь. Насколько я могла убедиться, в помещении нет ни души.
Сделав несколько шагов, я довольно глупо объявила: «Вот и я». Никто не ответил. Не знаю, всегда ли была на складе такая обстановка, но ставни были закрыты и горел свет.
Стояла мертвая тишина, потому что сюда не доносились ни музыка из зала, ни веселые голоса. Все было аккуратно прибрано. На стеллажах для оружия лежали копья странного вида, на полках громоздились, похоже, запасные части для камер, а в углу красовалась новенькая виселица. Прохаживаясь взад и вперед и прислушиваясь к звукам шагов, я поежилась. В голову пришло, что такая непунктуальность доказывает, будто автором записки была мисс Сильвестр, которая почему-то передумала приходить. Затем я решила, что актриса сделала меня жертвой какого-то розыгрыша, но потом обо всем забыла, тем более если мистер Пембертон пригласил ее на танец.
Чем более я прислушивалась, тем отчетливее мне слышались разные звуки. Но на самом деле доноси лось лишь уханье совы из леса, да за панелями шуршали мыши. В помещении стояла давящая тишина. Было трудно дышать из-за запахов дерева, опилок и дезинфекции.
Но когда я окончательно решила, что ждать нет смысла, то услышала шаги по коридору. Вне всякого сомнения, это были шаги мужчины — сначала очень мягкие, они становились все отчетливее и наконец, прекратились у двери.
Я повернулась к ней лицом, и у меня почему-то зачастило сердце. Затем человек, стоявший по другую сторону, постучал, как еще недавно я сама.
Откашлявшись, я хрипло пригласила:
— Войдите.
Ручка стала поворачиваться с мучительной медлительностью. Застыв на месте, я не отрывала от нее глаз. Дверь со скрипом приоткрылась — и вдруг распахнулась настежь.
В раме дверного проема, напоминая страшное своей достоверностью полотно, застыл китаец.
Его лицо было полностью закрыто желтой маской, а блестящие черные волосы заканчивались косичкой. Он постоял так несколько секунд, как мандарин, пряча руки в широких рукавах своего сатинового халата.
Что же до меня, то ноги вросли в пол, и я застыла на месте, не в силах ни шевельнуться, ни оторвать глаз от этого видения, ни вымолвить ни слова, хоть и открыла рот, дабы что-то сказать. Спиной я смутно ощущала окатившую меня струю холодного воздуха. Но и она не заставила меня прийти в себя.
Затем вдруг, одно за другим, последовали два события. С ужасающей внезапностью, которая заставила меня вскрикнуть, кто-то схватил меня сзади, грубо завел руки за спину и зажал рот ладонью. В то же мгновение, словно эта пара действовала по молчаливой договоренности, китаец протянул руку и выключил свет.
На меня навалился ночной кошмар. Я очутилась в полной темноте, неизвестный противник зажимал мне рот, выкручивая руки, а где-то в комнате находился молчаливый китаец.
— Не сопротивляйся! — прошипел мне в ухо голос. Но я не обратила на него внимания, находясь во власти ужаса, растерянности и ярости. В наши дни такого просто не может быть! Словно ты провалилась в трещину во времени, очутившись в той эпохе, о которой повествовал фильм, словно вернулась в общество разбойников, похитителей и насильников.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
