Книга третья
Квадратура круга
Промежуточный итог
На стыке войны и мира человек еще раз останавливается и задумывается. Он подводит итоги, пока война еще не втянула его в свой водоворот. А эти итоги — в этом он себе признается — неутешительны. Все усилия минувших пяти лет были напрасны. Тиран победил повсюду. Мир утрачен, тысячелетняя культура в смертельной опасности, а главный враг — в собственной стране. Массы не понимают, о чем идет речь и что им угрожает. Даже противоестественный союз с Востоком не открыл им глаза. Напротив, тысячи маленьких Макиавелли с ликованием приветствуют этот гениальный ход великого соблазнителя. Призыв к инстинктам патриотизма на сей раз не остается без ответа, хотя тот, от кого он исходит, является лживым пророком и его не волнуют подлинные интересы страны и народа.
Человек чувствует разлад в собственной душе. Победы соблазнителю, который расширит тиранию зла — кто знает насколько? — он не может желать, но он не желает и поражения и тем более уничтожения родины; он знает, что эта война не на жизнь, а на смерть.
Если бы у него был выбор, он бы тихо ушел, передал бы дело, в котором сомневается, в другие руки. Ведь он не видит решения задачи, которая похожа на задачу с квадратурой круга, то есть неразрешима. Но у него нет выбора. Он не должен покидать свой пост, если не хочет отдать его врагу, который только и ждет этой возможности. Это было бы изменой, он должен оставаться, потому что он чувствует свою ответственность за родину, а кроме того, за человечество и все человеческое. Он знает, что его работа останется незаконченной и когда-то его за это упрекнут, но он понимает, что его выход в отставку будет причиной еще больших несчастий. И поэтому он остается на своем посту и будет поступать так, как будто невозможное все же можно сделать возможным.
Одиннадцатая глава
Буря начинается
Начало войны с Польшей утром 1 сентября означало для Канариса крушение надежды, вопреки всему не покидавшей его до последней минуты, что катастрофу все же можно предотвратить. В том, что война с Польшей не останется локальной, что из нее вырастет европейский, а возможно, и мировой конфликт и этот конфликт будет означать конец Германии, Канарис с самого начала не сомневался. Однако не только потому, что война должна была окончиться неудачей для Германии, но также из-за религиозных и этических взглядов, которые с течением лет проявлялись все более отчетливо и однозначно, начальник немецкой военной разведки отвергал войну.
Мы уже говорили, что Гитлер перенес на другой день начало войны, запланированное на 25 августа 1938 г., из-за отказа Муссолини участвовать в ней и британских гарантий помощи Польше. Мы знаем от Гизевиуса и других, что в окружении Остера считали: отмена Гитлером уже отданного приказа о начале нападения настолько дискредитирует диктатора в глазах военного руководства, что война по крайней мере в ближайшее время станет невозможной. У Канариса сначала было такое же впечатление. Оно еще более усилилось под влиянием информации, которая стекалась к нему с различных сторон, об усилиях, предпринимаемых Риббентропом, чтобы достичь компромисса в польском деле. Ему было известно о странной миссии шведа Далеруса, и он знал от государственного советника Гельмута Вольтата, с которым он длительное время обменивался информацией и который в последние недели перед началом кризиса не без успеха пытался добиться в Лондоне немецко-английского сближения на экономической основе, что Геринг проинформировал шведа — конечно, под секретом — о перспективах новых контактов Германии с Лондоном. Таким образом, вновь отдан роковой приказ о наступлении на Польшу. Канарис считал возможность мирного решения еще реальной и опасался лишь того, что эта возможность слишком похожа на Мюнхенское соглашение прошлого года и снова создает у немецкого народа иллюзию миролюбивой природы гитлеровской политики.
Первые сообщения немецкой пропаганды принесли Канарису и разведке решение загадки, которая занимала их внимание уже несколько недель. Примерно в середине августа Канарис получил от Кейтеля приказ Гитлера заготовить польские униформы, предметы снаряжения, солдатские книжки и так далее, которые предназначались для проведения так называемой операции «Гиммлер». Сам Кейтель, как явствует из записи в дневнике Канариса, процитированной в предыдущей главе, дал понять во время разговора 17 августа, что его это мероприятие вовсе не восхищает, но поскольку приказ исходит от Гитлера, то он не может противиться этому приказу. Начальники отделов абвера, участвующие в этой беседе — это были Пикенброк и Лахоузен — сразу стали ломать себе голову над этим делом. Название запланированной операции, похоже, давало повод предполагать, что затевается что-то дурное. Лахоузен тогда спросил, как записано в служебном журнале разведки второго отдела, почему, мол, Гиммлеру пришло в голову получить униформы от разведки. Однако приказ есть приказ, униформы и снаряжение были изготовлены в соответствии с указаниями свыше и получены одним доверенным, который взамен дал квитанцию. О цели применения абвер никогда не ставился в известность. Однако о недоверии к собственной пропаганде можно судить по словам Пикенброка: после опубликования первого сообщения германского вермахта, в котором говорилось о вторжении польских войсковых частей на немецкую территорию, Пикенброк сразу заявил своим товарищам: «По крайней мере, мы теперь знаем, для чего предназначались наши униформы». Вскоре после этого Канарис также узнал — постепенно это стало известно повсюду, — что узников СС из концлагерей одели в польские униформы и таким образом инсценировали мнимое нападение на радиостанцию Глейвица, в котором затем обвинили Польшу.
Если эта гангстерская проделка пролила свет на нравственные качества национал-социалистов, занимавших самые высокие посты в партии и государстве, то вскоре Канарис узнал нечто гораздо худшее. В ряде бесед, которые были проведены 12 сентября, то есть менее чем через две недели после начала кампании, в поезде фюрера, который тогда стоял в Ильнау (Силезия), Канарис получил четкое представление о жестоких планах, которые Гитлер и его приближенные наметили в отношении будущего Польши. Мы располагаем документом того времени, одной из немногих сохранившихся выписок из личного дневника Канариса. Эта запись сохранилась, потому что Лахоузен, который сопровождал своего начальника на этих переговорах, законспектировал ее для дневника Канариса и с согласия Канариса взял копию в свою личную «папку раритетов». Таким образом документ сохранился, в то время как оригинал дневника Канариса, как уже сообщалось, после 20 июля 1944 г. был, к сожалению, сожжен.
Запись, на которую мы ссылаемся, датирована 12 мая 1939 г. Она интересна как потому, что в ней приведен ряд высказываний фюрера, вроде тех, что Лахоузен записал по памяти сразу после переговоров, так и потому, что позволяет сделать вывод о характере окружения Гитлера, как и самого Канариса. Мы приводим ее здесь полностью. Она дается от первого лица, причем говорящий не Лахоузен, а сам Канарис.
ЗАПИСЬ В ЖУРНАЛЕ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ
О КОНФЕРЕНЦИИ В ПОЕЗДЕ ФЮРЕРА В ИЛЬНАУ ОТ 12 СЕНТЯБРЯ 1939 Г.
I. Украинская проблема
Сразу после обмена приветствиями министр иностранных дел фон Риббентроп высказал мнение о возможностях окончить войну между Германией и Польшей политическим путем. В ходе последовавшей дискуссии в служебном вагоне генерала Кейтеля эти возможные решения были обобщены начальником верховного командования вермахта следующим образом:
1. Должен состояться четвертый раздел Польши, причем земли к востоку от линии Нарев — Вейксел — Сан, в которых Германия не заинтересована, она определит в пользу Советского Союза.
2. На остальной части будет создана независимая Польша; это решение больше всего импонирует фюреру, потому что в этом случае он смог бы провести с польским правительством переговоры о восстановлении мира на Востоке.
3. Остатки Польши делятся:
а) Литве предлагается область Вильно;
б) Галиция и польская Украина становятся независимыми (с условием, что этот внешнеполитический аргумент подойдет Советскому Союзу).
Для случая 3б я бы провел соответствующую подготовку украинцев, потому что если будет выбран этот путь решения проблемы, то организация Мельника (ОУН) может спровоцировать восстание, целью которого было бы уничтожение евреев и поляков. Политическое распространение этого движения в направлении Советской Украины (идея создания великодержавной Украины) следовало бы категорически предотвратить (здесь карандашная пометка: «Похоже, это уже не понадобится».).
II. Пропаганда
