— Это хорошо, — проворчал Курт, ощупывая лоб, — а только ты все же поосторожней. Синяки и шишки плохо сочетаются с сиянием божественности.
— Я тебе не говорил, что у тебя совсем нет художественного чутья? — поинтересовался посох.
— Нет, — удивился Курт. — Не говорил. А что, и вправду нету?
— Пойди к ближайшей луже и полюбуйся на себя! — гордо воскликнул Мур. — Я создал из тебя совершенное произведение исскуства! Ничто так не сочетается с сиянием нимба, как пара-тройка шишек и добрый синяк под глазом.
— Врешь ты все, — вздохнул Курт, возобновляя шествие по склону холма.
— И вовсе я не вру, а стараюсь тебя утешить, — проговорил посох. — Ну сам подумай, стало бы тебе легче если бы я сказал — ну и поганая у тебя рожа, Курт! Просто ужас! Кстати, мы пришли! — добавил он. — Сворачивай в эту улицу. Видишь во-он тот пестренький дом?
— Вижу, — сказал Курт. — Кстати, напомни-ка что нас там ожидает?
— А ты не помнишь? — удивился Мур. — Да-а… для мага у тебя просто отличная память. Дырявое ведро, а не голова.
— Я тебе не говорил, что просто обожаю разводить костры? — невинно поинтересовался Курт.
— При чем здесь костры? — поймался Мур.
— При том, что ты неплохо пойдешь на растопку! — с угрозой в голосе сообщил Курт.
— Ты злой, — укорил посох. — Злой, противный, не обладаешь навыками бесконфликтного коммуникабельного общения… и вообще деградируешь на глазах.
— Зато ты умный, — фыркнул Курт. — Давай, шевели набалдашником! А то я решу, что ты и сам ни черта не помнишь. Что я должен делать в этом красивом пестреньком доме?
— Снимать штаны и бегать! — хихикнул Мур.
— Чего? — оторопел Курт.
— Снимать штаны и бегать! — повторил посох.
— Неудобно бегать со спущенными штанами, — усмехнулся Курт. — Давай скорей, говори правду, а то дошутишься — я ведь так и сделаю!
— Там две пожилые дамы — по их собственному выражению, «плохие памятью». Совсем как ты, — ехидно добавил Мур. — А еще старичок-кузнец, который силы просил.
— Да, — сказал Курт внутренне холодея. — Теперь помню.
«А вдруг ничего не выйдет? Вдруг не получится?»
Томительная нота неуверенности, словно плащ, стекала с плеч, и прохладный ветер играл его мягкими складками.
«Отец Наш Сиген» решительно шагнул на порог.
«А вдруг не выйдет?! Вдруг… Ну, вперед!»
Вышло.
Курт даже удивился — с какой легкостью.
Правда, последствия оказались не такими, как он ожидал, но с последствиями всегда так. Ожидай, не ожидай — все равно случится не первое, не второе, не третье, а вовсе даже неожиданное.
На пороге дома его встретил старик. Старух видно не было, зато их было хорошо слышно. Даже слишком хорошо.
— Шумят, — вздохнул старик. — Позабыли, кто сколько соли в суп насыпал и куда этот несчастный суп потом дели, и почему вместо него на плите оказалось замоченное белье, и кто положил в это неладное белье мои клещи…
— Сейчас поправим, — бодро пообещал Курт и двинулся на шум голосов.
Когда две пожилые, но не утратившие девичьего задора, склонные все на свете забывать женщины пытаются выяснить друг у дружки, кто же из них все-таки назабывал больше и у кого это лучше выходит — шум образуется просто необыкновенный. Даже божественное присутствие его не окорачивает, в чем Курт убедился на собственном опыте. Он вошел, но тише не стало. Да что там — его попросту не заметили! Они бы сейчас даже заезжего фокусника не разглядели, а тут всего-то навсего какой-то Бог!.. Бабки до того раззадорились, что уже и друг дружку, быть может, не замечали. Впрочем, почему «быть может»? Забыли они друг о друге — делов-то! Возможно, потому и не дошло до ухватов и сковородок. Тем более, что и те и другие здесь были отменного качества. Ухватом наверняка можно было пробить шкуру какого-нибудь дракона, а на любой из сковородок этого самого дракона можно было зажарить, причем целиком.
Курт послушал еще минуту-другую, а потом решительно скомандовал:
— Стоп!
Короткий толчок силы встряхнул его самого, а старухи просто замерли на месте с открытыми ртами.
Кособокие ругательства и нескладные доводы, помесь ерепени с околесицей и окончательная чепуха повисли в воздухе, немного повисели и шлепнулись на пол, обернувшись жабами. Жабы заквакали к выходу. Старухи продолжали молчать, ошарашенно таращась на Курта.
— Повелеваю вспомнить все, что вы забыли! — проговорил тот, и мягкая волна силы качнула мир. — Повелеваю впредь забывать не больше, чем прочие люди. И быть немного добрей, чем прежде. Да станет так!
И стало так. Еще как стало! Так стало, что дальше некуда. Даже Мур вздрогнул. Старухи не только вспомнили все, что забыли — ох, если бы! Нет, они тут же поспешили поведать об этом окружающему мирозданию. Они вперемешку и вперегонки излагали все, что им вспоминалось, а голоса у них были — дай Бог всякому! Впрочем Бог стоял рядом, испуганно прикрыв уши, и думал — не отобрать ли?
От размышлений его оторвал старик. Мягко взяв Бога за руку, он деликатно увлек Курта в смежную с кухней комнату, аккуратно притворив дверь.
— Ишь орут… звездноглазые отродья! — с нежностью проговорил он. — Эльфья кровь — что с них взять? Обрадовались, дуры…
— Эльфья? — удивился Курт.
— Сам-то я из гномов, — ответил старик. — Не чистокровный, конечно, у нас чистокровных, почитай, что и вовсе нету. А жену из эльфов взял, тоже полукровку. И сын туда же — весь в меня — эльфку ему подавай! Вот они теперь и ревут друг на друга. Глотки-то у них эльфьи, луженые, в такую глотку луну пропихнуть можно, если поднатужиться, а вот красота у той голосистости, увы, человечья — некрасивая. Ты уж прости их. Не со зла они.
— Да я и не думал сердиться, — сказал Курт. — Кстати, а сын твой где? Ему от меня ничего не надо?
— Из пешеходов он, — ответил старик.
«Эта здешняя манера отвечать не на вопрос, а на его двоюродного дедушку меня скоро доканает!» — подумал Курт.
— Из кого, ты сказал? — терпеливо спросил Курт.
— Я-то? — удивился старик. — Я из себя говорю. А разве можно говорить из кого-то другого?
Курт сделал глубокий вдох. Потом медленно выдохнул.
«Спокойно. Правильно поставленный вопрос — основа долголетия и хорошего самочувствия. Боги никогда не бьются головой о стены. Это разрушает нимбы и общественное мнение. Спокойно. Правильно поставленный вопрос…»
— Я спрашивал о твоем сыне, — напомнил Курт. — Ты говоришь, что он пешеход.
— Ну да, — кивнул старик, — пешеход он. Торговец, значит.
— Ах, торговец! — воскликнул Курт, словно это все объясняло.
«Лучше я у Мура потом спрошу!» — подумал он. — «А кроме того, кто знает, быть может я и вообще обязан это знать? Мало ли что…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});