это лишнее, всё не то.
Я умираю.
Последним онемение добирается до кончиков пальцев на ногах и руках. И когда боль заканчивается — в реальном мире, вероятно, прошло не больше пары секунд, моя персональная вечность в персональном аду — я с огромным облегчением понимаю, что умерла.
Боли больше нет.
Как хорошо.
Финал.
Глава 28
«Сложней всего, когда ты умер
И успокоился уже,
А доктор как шарахнет током
И на работу к девяти» (с)
Ха.
У меня же лето. В универе каникулы. Мне к девяти не надо.
А куда мне вообще надо и надо ли хоть куда-нибудь..?
Ничего не помню.
Если лето, то почему так холодно?
Темно и очень, очень холодно, хотя мне трудно сказать каким таким местом я чувствую температуру окружающего пространства. Я есть, я мыслю и, следовательно, существую, весь вопрос в том, есть ли у меня тело, которое я не чувствую, которое последние дни было даже не совсем моим.
Память обо всём произошедшем возвращается толчками, рождается в мучительных схватках сознания, пытающегося найти собственные границы.
Вечер в таверне.
Март, надрезающий кожу на моих предплечьях.
Облава.
Разговор со следователем.
Появление жреца.
Возвращение в Винзор.
Лигран, нервно сжимающий руки, Лигран, сбежавший из жуткого пустого зала.
И… казнь?
Что-то пошло не так, что-то явно пошло не так, и казнить меня передумали. Или я всё-таки умерла и сейчас мне предстоит аудиенция со странным местным божеством? Как её там, Единой? Тиратой, точно.
Мне есть, что ей сказать. Преимущественно, нецензурно.
Но почему так холодно-то?
Уверена, местный рай мне не грозит. Впрочем, я слишком мало здесь пробыла, так что и понятия не имею, какой должна быть по магрским суевериям загробная жизнь.
Если я всё ещё в Магре, а не вернулась обратно, разумеется.
Чувствительность в тело возвращается постепенно, с кончиков пальцев ног — ими даже слегка получается пошевелить. Ну что ж, ноги есть, уже хорошо, не пропадём. Опа, руки есть тоже. И голова. И живот. И грудь. Обе. Насчёт спины не уверена — но на чём-то же я лежу.
А вот одежды точно нет, совсем никакой. Упс. Зато позаботились, простыночкой прикрыли.
Совсем прикрыли, с головой. И свет никакой через тонкую ткань не просачивается, только холод. И голосов никаких не слышно.
Хм.
Ассоциации какие-то нехорошие рождаются, честно говоря. Я снова пошевелила большими пальцами ног, нет ли там бирочки картонной.
Бирочки нет, впрочем, это ещё ни о чём не говорит. Тканевую накидку не сбрасываю, а осторожно стягиваю с лица. Тишина, темнота, никого, ничего — на первый взгляд. И на второй. После третьего взгляда медленно сажусь, спускаю голые ноги с того, на чём лежала — что-то вроде деревянной скамьи, накрытой еще одним куском ткани. Встаю — ледяная гладкая поверхность пола чуть ли не обжигает и без того замёрзшие ступни ног.
Боли не было, совсем, но тело ещё хранило воспоминание о ней, предательски сжималось, уверяя, что это был не сон, не галлюцинация, самая настоящая реальность.
Чёрт. Где я. И почему они меня всё-таки не убили? Решили снова допрашивать про свою чёртову реликвию, чтоб её черти разорвали? Честное слово, хочется найти эту самую штуку и перепрятать так, чтобы никто никогда не нашёл. И пусть они тут захлебнутся своими войнами и природными катаклизмами, уроды хмыровы.
Заворачиваюсь в простыню, которой была укрыта, на манер римской тоги, делаю шаг, неуверенно придерживаясь за скамью. Ещё шаг. Единственный условный источник света — какой-то шар на подставке в углу, испускающий матово-синее слабое сияние и ничуть не способствующий изучению окружающего пространства. Наконец, глаза привыкают к темноте, выхватывают очертания других аналогичных моей скамеек. Трёх-четырех, вроде бы. Бесформенные холмики, накрытые тканью.
"Уходи отсюда"
Точно, надо уходить. Знать бы ещё — откуда "отсюда" и куда идти.
"Ничего не трогай, ни к чему не прикасайся"
Здравая мысль. Вот только я в упор не вижу, где здесь выход, дверь или окно. Пока я тут, возможно, надолго. И неизвестность пугает куда больше.
Если я очнулась, остальные… остальные тоже вскоре придут в себя?
"Не смотри"
Но ждать, пока начнёт медленно шевелиться ткань, накрывающая неподвижные тела — или то, что я принимаю за неподвижные тела — нет никакой возможности.
Ненавижу ужастики, ненавижу триллеры, даже в кинотеатрах их никогда не смотрела. Подхожу к ближайшему, протягиваю руку, готовая отдёрнуть её — и в глубине души обречённо уверенная в том, что в случае чего однозначно отскочить не успею.
"Не надо, лучше исследуй стены, ищи дверь, ищи выход"
А я-то смеялась над дураками-героями, по предательской воле дурака-сценариста идущими в тёмный подвал заброшенной в лесу психиатрической клиники под тревожную музыку… То, что заставляет мою руку сжать ткань, не похоже на внешнее принуждение, скорее, это какой-то внутренний инстинкт, из тех, что на краю пропасти искушает спрыгнуть вниз.
"Ну, не надо!"
В последний момент резко отдёргиваю руку, но вовсе не потому, что здравый смысл победил неуместное стремление рухнуть в пропасть. Просто за спиной раздался тихий и в то же время отчётливый скрип.
Я резко развернулась на звук — и увидела приоткрывшуюся буквально сантиметров на десять дверь, узкую полосу света. Секунда, другая, третья — никто не заходил и не выходил. Дверь словно открылась сама собой, но такого же быть не могло… Или могло?
Магия, что б её.
Какой-то движение снизу, мягкое прикосновение к голени… я отскочила с резким выдохом, едва не сбив скамью с предполагаемым телом, мёртвым или пребывающим в анабиозе.
— Мррр.
Я опустила глаза и увидела сидящего прямо на световой дорожке кота.
Чертовски, чертовски знакомого черного кота.
* * *
Кошки — зверюги странные. Непостижимые, загадочные существа. Вот смотришь и видишь невооружённым глазом, что сволота первостатейная, просто пнуть бы от души или макнуть носом в канализационное отверстие, но почему-то ничего этого не делаешь, а только с беспомощным гневным возмущением глядишь, как эта невозмутимая бесчувственная скотина как ни в чём не бывало прыгает прямо на предполагаемый труп и неторопливо укладывается, поджимая лапы.
Буханка буханкой.
И всё-таки парадоксальным образом из-за присутствия кота мне разом стало легче. Будто рядом живая и почти что даже знакомая душа. Знать бы только наверняка, в каком из двух миров мы сейчас находимся…
— Ксамурр, кс-кс-кс, — шёпотом позвала я.
Кот недовольно дёрнул чёрным бархатным ухом, но это могла быть реакция просто на свистящий звук, а вовсе не на дурацкое имя, придуманное балбеской Людкой. Но я отчего-то на все сто
