Игорь Кирыч теперь вызывал у Димки странные чувства. Кукарский косился на майора и вспоминал подполковника из своего времени. Н-да, кто бы мог подумать: отец и сын! На лице Дмитрия невольно появлялась улыбка. То и дело хотелось заявить, мол, слушай, а я видел твоего… м-м… Но Кукарский, конечно, сдерживался.
Правда, спросил один раз, пока еще не взлетели, как бы между прочим: «Слушай, Игорь Кирыч, а у тебя семья есть? Жена там, дети?» И получил исчерпывающий ответ: «Конечно, офицер КГБ должен быть образцовым семьянином! У меня красавица жена и сын Игорь. А ты женат?» И Димке пришлось сознаться, что он разведен, впервые без гордости за себя.
Сейчас Димка сидел у иллюминатора, за которым проплывали (чуть ниже) перистые облака с редкими проблесками земли, и вспоминал восемьдесят второй год. Вот также летел он на подобной «Тушке», совсем маленький, с матерью и ее подругой, в Ростов-на-Дону. Откуда потом их увезли на море на «Запорожце».
И этот первый в детстве полет до того впечатлил Димку, что запомнился на всю жизнь! Удивительно правильные трапеции полей и лесов в иллюминаторе, толстенная белая перина из облаков, оглохшие уши и легкая тошнота. Но главное — невероятная, захватывающая дух высота!
Тот рейс долго задерживали с отлетом, они с матерью и ее подругой то уезжали из аэропорта, то возвращались и, наконец, улетели. А потом, после посадки, ехали на этом «Запорожце» с боковыми карманами, а у него что-то там ломалось каждые тридцать километров, и дядя водитель что-то там шаманил, отчего карманный «Запорожец» снова оживал. Так и добрались до Кубанской станицы, от которой уже катались на море на рейсовом автобусе.
Вообще все эти воспоминания с милого детства, с легендарного Советского Союза, словно хранились у Димки в старом поблекшем сундучке в виде картинок, раскладывающихся гармошкой, виньеток и разных побрякушек и золотинок. И когда он доставал хоть одну вещичку, она будто загоралась разными цветами и начинала дарить тепло.
Часто Димке казалось, что не было в его жизни уж ничего лучше, чем то скудное, по сути, детство, не было и никогда, наверно, не будет. Что именно тогда, в ту пору, он по-настоящему был счастлив. Счастлив простым советским счастьем. И самым ужасным огорчением детства был лишь тот день, когда у Димки угнали велосипед «Уралец». Он с другом прикатил к магазину и, беспечно оставив велик у дверей, потащился внутрь гастронома.
Каким тяжелейшим горем оказалось узнать от случайного мальчика у дверей магазина, что «пьяный дядька сел и уехал вон в ту сторону»! И с каким грузом на душе потом пришлось долго ходить по дворам, искать пьяного дядьку с любимым велосипедом. Но конечно все напрасно. Это был еще и первый в жизни удар по вере в доброту всех-всех людей на Земле.
И вот ведь все самое хорошее именно тогда было придумано, порой говорил себе Дима. Взять те же аппараты для газировки. Вон теперь их на каждом шагу копируют! А раскладушки? А многочисленные клоны советского мороженого или советской газировки? В общем, достаточно посмотреть вокруг.
Теперь, в реальности прошлого, Димка воочию видел всё окружающее именно так, как оно было на самом деле. Ведь воспоминания детства по обычаю не включали в себя антураж эпохи. Пейзажные краски, второй план, общий фон — все это воссоздалось в новом рождении, разукрасилось необычайными красками.
И вот Димка увидел воочию Москву тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. Они с Кирычем спустились с трапа, странный автобус подвез пассажиров до аэропорта Домодедово, и дальше началось. Москва, Москва, Москва…
Дима попал в волшебный город, еще не замутненный пыльными перестройками, Макдональдсами, пробками и рекламной шелухой. Простой и чистый город в первозданном виде. С улыбчивыми людьми, одетыми в незамысловатые одежды.
Не откладывая свой визит в дальний ящик, два миссионера незамедлительно прибыли к истоку Красной Площади со стороны улицы Горького. День стоял на удивление солнечный и теплый. По брусчатке бродили большей частью иностранцы, но они тоже выглядели несколько старомодно. И носили с собой пленочные фотоаппараты с большими объективами.
Игорь Кирыч провел Дмитрия в Кремль со служебных ворот. Майор показал удостоверение и сообщил, что у него назначено. Минут через пять подошел высокий офицер в форме и взялся сопровождать прибывших во внутренние палаты.
— Андропов в Кремле появляется редко, — тихо заметил Кирыч, наклонившись к спутнику, когда они уже подходили к дверям одного из кремлевских зданий. — Всему виной обострение болезни. Но нам повезло — сегодня генсек на рабочем месте.
Дима покивал. Его сердце колотилось все быстрей. Еще бы! Вот-вот он увидит того человека, о котором в детстве мог лишь благоговейно подумать. Вокруг которого создавался ореол спасителя застывшего общества — это Дима помнил хорошо. Тот самый вождь, который впервые вызвал восхищение после надоевшего шамкающего Брежнева.
На пропускном пункте здания (Димка не знал, какого) их осмотрел молоденький гладко выбритый красавчик-лейтенант, затем он попросил Диму показать, что в сумке. Кукарский шагнул к летехе и раскрыл перед ним сумку, сделав жест головой: на, мол, смотри.
— А это что такое? — удивился красавчик-лейтенант, сразу приметив ноутбук.
— Это новый секретный аппарат, который привезли показать генеральному, — недовольно бросил Кирыч, суя в лицо лейтенанту свое удостоверение.
— А, понятно, — протянул офицер Кремля. — Ладно, идем.
Их провели в просторную комнату, обставленную по-спартански: кровать со стойкой для капельниц, дубовый, обитый сукном, стол с простым кожаным креслом и огромный портрет Ленина на стене, около архитектурной лепнины. Свет пропускали два больших окна со спущенными белыми шторами.
Обитатель комнаты встал с постели, махнув человеку в белом халате, и последний вышел с чемоданчиком в руке. А генеральный (ибо это, конечно, был он) сел за стол и молча, слабым жестом руки, пригласил гостей разместиться напротив. Димка и Кирыч устроились на стульях с другой стороны стола. Перед Кукарским оказался совсем не тот человек, который висел в википедии в качестве портрета.
Это был человек в синем спортивном костюме, изможденный болезнью, с желтоватым цветом кожи, со впалыми щеками, с костлявыми кистями рук, обвитыми червями-сосудами. Единственное, что роднило настоящего Андропова с интернетовским портретом — это внимательные, проницательные глаза и большие очки.
— Ну-с, я надеюсь, меня не обманули, что у вас сверхсекретная информация государственной важности, — приятным голосом сказал Юрий Владимирович, поглядывая то на майора, то на Диму. — А то у меня времени в обрез. Даю вам пять минут на изложение сути.
— О да, товарищ генеральный секретарь! — поспешил заверить Кирыч. — Речь идет ни больше, ни меньше, как о распаде Советского Союза.
— Вот как? — оживился тяжело больной генсек. — Очень интересно. Ну что ж, давайте выкладывайте.
При этом он даже поерзал в кресле.
Димка открыл было рот, но его сосед предупредительно поднял руку.
— Это не происки американцев, — издалека начал Кирыч. — Хотя, в какой-то степени и их тоже… В общем, тут другое. Это невероятно, очень фантастично. Вот товарищ рядом со мной (майор тронул Диму за плечо) знает необычайно много о будущем развития СССР и мира. Вы же слышали о болгарской прорицательнице бабке Ванге?
— Ну да, — Юрий Владимирович слегка улыбнулся. — И что, он тоже прорицатель?
— Нет, он гораздо правдивей, — быстро сказал Кирыч. — Он знает все с гарантией. Потому что ему удалось попасть в так называемый временной канал. То есть, как это ни странно звучит, ему удалось переместиться во временном канале. А зовут его Дмитрий.
Кукарский кивнул. Ему показалось, что генсек его сейчас просто высверливает глазами.
— Если я правильно понимаю, — вкрадчиво вставил Андропов, — вы хотите сказать, что ему удалось переместиться во времени.
— Да-да, именно так! — с радостью подхватил Кирыч. — Он, Дмитрий, жил в будущем, и там появилась, мнэ, как бы дыра во времени, и он переместился, а я занимался одним делом, по которому, мм-мэ, как раз пришлось встретиться, ну, случайно, с Дмитрием (майор снова тронул соседа за плечо). Я заподозрил Дмитрия в операциях с валютой, а он привел мне неопровержимые доказательства, что он не валютчик, а человек из будущего, где нет Советского Союза. (Кирыч глубоко вздохнул.) И вот теперь эти доказательства здесь, у нас, с собой.
Андропов задумчиво потеребил нос, затем откинулся на спинку кресла. Диме показалось, что генсек как-то еще больше побледнел. Сам же Кукарский продолжал волноваться, и от этого у него мутило где-то под животом, и уж совсем не кстати появлялись позывы в туалет.
— Н-де, звучит как полный бред, — наконец сказал Андропов после тяжелой паузы. — Я хочу немедленно посмотреть ваши доказательства, либо я вас обоих отправлю отсюда в психушку.
