А потом пошел выполнять свое обещание. Виктор бродил по мемориальной гостиной царя Миноса и моего охотничьего трофея.
— И тебе все это разрешили? — Он кивнул на копию фрески «Дамы в голубом».
— А что? — удивился я.
— Ну… порнография…[13]
— Чего?! — оскорбился я. — Если ты не знаешь разницы между красотой и уродством, это твое личное горе.
Виктор покраснел. Зачем я на него так набросился?
— Ты хоть раз настоящую порнографию видел? — спросил я.
— Не-е, — признался он, — а ты?
— Видел, — ответил я, — гадость. (Лазал как-то на один сайт, даже не из любопытства, а в пику профу, потом полдня тошнило.)
— А такого, — он показал на голову горыныча, — где можно купить?
— Не знаю, может быть, нигде.
— Как это?
Я рассказал, кто такой горыныч и как я его заполучил.
— Здорово! И тебя не выпороли?
Я посмотрел на него в упор.
— Ну чего? — потянул он. — Мама говорила, что тут… Меня никогда…
— Значит, так, объясняю один раз. Во-первых, ты не дома, а на Этне, при девчонках даже не заикайся. Во-вторых, спрашивать можно только у самых близких приятелей, если они не против. Ясно? А то тебе просто набьют морду, учти. С тобой даже десятилетка справится. Так что твое праздное любопытство останется при тебе: за три месяца ты не успеешь завести никого, у кого бы мог спросить.
— Угу, — вздохнул он, постаравшись не выдать своего разочарования.
Я посмотрел на часы:
— Мне пора на тренировку, в шахматы будем вечером играть.
— А посмотреть, как ты тренируешься, можно?
— Спортзал внизу, а спрашивать надо у сенсея.
В порядке компенсации за утреннюю победу тренировка прошла неудачно (для меня). И этот тип все видел. Впрочем, он ничего не понял.
Ну эта заботливая мамочка дает: привезти сыночка туда, где он все время будет чувствовать себя ущербным. Если, конечно, не дурак. Хорошо учатся многие, и это никому не мешает «бегать с бластерами». И еще. Я как-то осенью взломал «педагогический форум»: оказывается, наш «министр просвещения» еще лет пятнадцать назад велел специально заботиться о том, чтобы в каждом классе каждой школы корпорации обязательно была минимум одна очень умная девочка (если надо, снижают размер оплаты или даже берут бесплатно). Ну какой же парень согласится с тем, что девчонка делает что-то лучше, чем он? Работает не для всех, но в общем неплохо придумано. Педагоги втайне от детей (тех, кто не умеет взламывать) обсуждали, как бы сделать эту меру еще эффективнее.
А в шахматы Виктор играет так себе, знает кучу дебютов, но своей фантазии нет. Не стратег.
Следующие два дня синьора Будрио показывала сыну всякие достопримечательности Палермо. Поэтому надоедала нам только за завтраком и ужином. Самым несчастным человеком в Лабораторном парке в эти дни был Рафаэль. Вечером в пятницу он взбунтовался: заявил синьору Соргоно, что не надо быть гонщиком, чтобы возить по городу эту ведьму. Синьор Соргоно согласился с его доводами и, зловеще улыбаясь, обещал, что с понедельника будет использовать эту работенку в качестве наказания нерадивым, невнимательным и так далее (список длинный). Лабораторный парк испуганно замер.
Глава 19
Лариса почему-то не захотела провести выходные вместе со мной, да еще и погоду обещали отвратительную. Я уже начал страдать, когда мне позвонил Алекс и сказал, что раз уж у наших девчонок появились какие-то тайны (и Лаура, и Джессика отказались их выдавать), то и мы можем провести пару дней, занимаясь чем-нибудь неинтересным им и интересным нам. В итоге мы договорились собраться у меня и заняться наконец проектом «Кремона», а Гвидо пусть учится, хватит дурака валять, не маленький.
А куда я дену своего приемного кузена? Точнее, это я его приемный кузен — так я и объяснил друзьям. Синьора Будрио отправилась встречаться с приятельницами, которых не видела шестнадцать лет, и ее сынок был оставлен на мое попечение.
— Ладно, — великодушно проворчал Лео, — будет мешать, выгоним.
Напуганный его грозным видом Виктор забился в угол. Вот пусть там и сидит. А мы занялись делом. У меня накопились кое-какие идеи, и я жаждал ими поделиться.
— Синьоры, — начал я торжественно, — не кажется ли вам, что, во-первых, мы изобретаем велосипед, а во-вторых, делаем это уже во второй раз?
— М-мм, — задумчиво сказал Алекс, — пожалуй, да. А что ты предлагаешь?
— Ну, сначала разобраться в том, что произошло. Я имею в виду, что не только мы, но и вполне профессиональные службы внешней разведки почти ничего не знают о многих сторонах жизни своих противников. А в древности, на Земле, знали.
— То есть такую информацию собирали?
— Ну да.
— Что же изменилось? — спросил Гвидо.
— Я думаю, в эпоху начального терраформирования просто не было необходимости, а проблем и так было выше крыши… Вот перестали же у нас преподавать историю, да и литературу, кстати, тоже. По-моему, это взаимосвязано.
— У вас нет истории? — удивился Виктор. — Здорово!
Мы посмотрели на него как на идиота.
— Ладно, поехали, — предложил Лео. — Первый вопрос: какая информация считается разведывательной сейчас?
— Численность, дислокация, обеспеченность техникой, стоимость коммуникаций[14], ТТХ боевой техники, производительность военных заводов, обеспеченность стратегическими ресурсами, новейшие научные и технические достижения, — перечислил Гвидо.
— Садись, «A»[15], — сказал я, — ты забыл только досье на представителей руководства.
Гвидо покраснел от удовольствия (или от смущения).
— Второй вопрос, — гнул Лео свою линию, — какая информация считалась разведывательной на Земле?
— Вся, — ответил Алекс. — У меня сложилось именно такое впечатление.
— М-мм, нехорошо, «вся» — это слишком много, ее нельзя успеть обработать, — заметил я, — давайте как-нибудь структурируем.
— Угу, во-первых, те грабли, на которые уже наступали, — предложил Лео, — уровень жизни, законы, психологическая обработка. В случае с Ористано у нас не было проблем, потому что основная идея умирает, в нее никто не верит, как в первом веке в Риме не верили уже и Юпитера, Марса и Юнону.
— А с Кремоной так не получится, — сказал я, — иначе лейтенант не вскрывал бы себе вены. Если в идею верят люди с головой на плечах, значит, она жива.
— А синьор Мигель уже начал под нее подкапываться, — заметил Алекс.
— Это не подкоп, просто он позаботился, чтобы они больше не пытались никого резать, — пояснил Гвидо.
— Не все так просто. Эффект может быть прямо обратный: что, если им прикажут вести себя так на любой оккупированной территории. А то, что сделал синьор Мигель, их солдаты и офицеры могут просто не узнать. Мне показалось, лейтенант был просто потрясен, когда понял, что пытать его не будут ни в коем случае, — сказал я.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
