– Езжай за Мартой. Ты же обещал ей подарок, а если не встретишься с ней сегодня, то из-за ее репетиций не встретишься еще долго. А я дождусь родителей и подъеду позднее. Не могу квартиру в таком состоянии оставить, – сказала Ника.
* * *
Вот так Марта и Саша встретились вновь – уже четвертый по счету раз он приехал к ее консерватории, благосклонно взиравшей на центральные, гордые в своей деловитости улицы белоснежным фасадом, украшенным стройной, словно взмывающей вверх вместе со зданием колоннадой. Ряд высоких колонн был стилизован под ионический архитектурный ордер – один из трех древнегреческих ордеров. И смотрелась эта стилизация величественно и грациозно одновременно, придавая зданию некий творческий шарм.
Александр глянул из окна на консерваторию и вдруг неожиданно остро почувствовал себя рядом с ней не в своей тарелке – так, как чувствовал бы себя богатый купец первой гильдии, неожиданно оказавшийся в гостиной старинной дворянской благородной семьи, в чьих жилах текла голубая кровь. Это ощущение, пока что смутное, но болезненное, не понравилось молодому человеку. Александр поморщился, и со стороны казалось, что делает он это только потому, что в глаза ему попало солнце. Но вовсе не по этой причине изогнулись вниз его губы в форме лука, натянутого мрачным, перешедшим на сторону тьмы Купидоном, резко исхудавшим, ставшим бледным и черноволосым, Александр знал, что уже не сможет стать таким же, как эти милые беззаботные студенточки и бесшабашные студенты. Он упустил это.
Припарковавшись неподалеку от консерватории и понимая, что вместо серьезных дел занимается какой-то несусветной ерундой, Александр затянулся сигаретой. Ждать он не любил, а Марта, которая уже была предупреждена о том, что в музыкальный магазин она поедет без кузины, опаздывала. Он выкурил уже пару сигарет, а девчонка все никак не появлялась. Саша не считал, что его время – это некий абстрактный эквивалент резины, а потому вылез из авто, поставил его на сигнализацию и быстрым шагом направился к зданию консерватории. Он беспрепятственно прошел мимо вахтера, который ни слова не сказал стремительному черноволосому молодому человек с серьезными глазами, приняв его в который раз за нового преподавателя. И направился к репетиционному залу, в котором должна была находиться Марта. Однако она неожиданно вынырнула из-за угла и лишь каким-то чудом не врезалась в него.
– Привет, – строго сказал ей Александр. – Почему опаздываешь?
– Дирижер задержал, – несколько испуганно отозвалась Марта. В руках ее был зажат твердый темно-коричневый футляр для скрипки, длинные светлые волосы были взлохмачены, а на обычно бледных щеках играл яблочный румянец.
– Что с тобой, сестренка?
– Иван Савельич не в духе, – сказала девушка, стараясь глядеть не на Сашу, а куда-то в сторону. Ну вот, оказывается, она рада его видеть. Искренне рада.
– Кто это? Обидел?
– Дирижер, – отозвалась девушка устало. – Нет, не обидел, просто гонял нас перед концертом хорошо.
В подтверждение ее слов из-за угла вынырнул изящного склада тип в черном костюме и, потрясая в воздухе указательным пальцем, орал на каких-то несчастного вида мальчишек:
– Тромбоны! Тромбоны! Вы, как всегда, все испоганили! Вы дома ноты хотя бы раз открывали?
– Открывали, – со вздохом сказал один из музыкантов, рыжеволосый и веснушчатый.
– Открывали они! Открывали и тут же закрывали! Думаешь, это было тройное стаккато?! – продолжал возмущаться дальше дирижер. – Это был чистой воды идиотизм! Артикуляция ни к черту! И ни к чертовой бабушке! И даже ни к дедушке!
– Вы же прошлый раз меня за темп ругали, а говорили, что артикуляция – моя сильная сторона, – как-то даже обалдел паренек, но Иван Савельич его уже не слушал, обрушив град своего гнева на парней-ударников, которые, по мнению авторитетного преподавателя, зря протирали штаны в оркестре, а после поймал взглядом группу девочек – вторых скрипок и не без пафоса сообщил, что если они продолжат так играть и дальше, то им лучше сразу уходить из консерватории и выходить замуж.
– Забавный тип, – глянул на громкого дирижера Саша.
– Очень забавный, – буркнула Марта, с опаской поглядывая на него и натягивая на себя короткую курточку цвета мяты. – Может быть, пойдем, а?
«А то Савельич меня заметит и на меня начнет орать», – додумала она про себя и поспешила вниз, на второй этаж. Ею овладело весьма и весьма странное чувство. При виде Александра в сердце скрипачки произошел маленький переворот, и удивленной девушке показалось, что оно расширилось – оттого и легким стало тесно, поэтому дыхание чуть-чуть изменилось, стало громче, слышнее, и из обыденного меццо-пиано превратилось в удивленное меццо-форте[1].
Марта Карлова не видела молодого человека пару недель, хотя иногда возвращалась к нему мыслями, и тогда его зловредный образ всплывал в голове, зато несколько раз слышала от кузины, которая вроде бы как стала с ним встречаться. Вообще Марта думала, что после того как она, поддавшись уговорам Саши, обманула Нику с кафе, та ее убьет – по крайней мере крепко с ней поссорится, но все обошлось. Ника, конечно же, прочитала Марте нотацию о том, что нехорошо подставлять сестер и какие кары за это уготавливает им жизнь, но вроде бы как простила, хотя с милой улыбочкой пообещала так же крепко подставить при случае.
Попробовав вздохнуть полной грудью, девушка оглянулась на Сашу. Лицо его было спокойным и сосредоточенным, и она в который раз сравнила парня про себя с настоящим дворянином – воинствующим, не пропускающим ни одного сражения, но выступающим там не простым солдатом, а одним из офицеров. Ей вдруг подумалось, что Нике, наверное, очень здорово обнимать Сашу за плечи или проводить пальцами по затылку с короткими почти черными волосами. И кадык у него прикольный – небольшой, но притягивающий взгляд к его шее; а еще он двигается, когда Саша разговаривает. Глупые-глупые мысли! Девушке так и захотелось прикоснуться кончиком пальца к адамову яблоку, и она, чтобы вдруг случайно не протянуть руку к Александру, сжала пальцы в кулак. Да и зубы она крепко сжала, подозревая, что, кажется, сходит с ума.
Все эти мысли девушке совсем не нравились, и она даже немного испугалась их, застеснялась. «Феликс куда лучше. Он утонченный, у него невероятно красивые кисти рук – у настоящего пианиста других кистей и быть не может. Феликс знает, как поддержать разговор, изучает языки и увлекается историей, он умеет понимать природу музыки, а для этого что нота «до», что «фа», что «ля» – все одинаково. Поди крещендо от диминуэндо не отличит. Или аллегро от ларго или престо. Он вообще не знает, что такое темп, неуч наглый!» – подумала Марта несколько утрированно и зашагала быстрее. Около огромного витражного окна с изображением Персефоны, держащей гранат, девушка вынуждена была остановиться.
– Что такое? – недовольно глянул на нее Александр, не подозревающий, какие эмоции он вызывает в душе юной скрипачки.
– Я телефон куда-то положила, подожди секунду, пожалуйста. – И Марта, продолжая одной рукой удерживать футляр, полезла в сумку, чтобы найти мобильник. Саша вздохнул, взял у нее из рук дурацкий футляр и выразительно посмотрел на часы, а после его взгляд привлекли трое молодых музыкантов, которые, весело гогоча, по очереди вставали на стул, незаконно похищенный из какой-то аудитории, и пытались кончиками пальцев достать до граната, изображенного в руке греческой богини весны Персефоны. Это получалось у них плохо, поэтому парни подпрыгивали прямо на стуле, и один из них едва даже не свалился. Рядом с дурачащимися ребятами стоял тот самый друг Юли, хипстер Крис, и дико веселился, снимая все это представление на камеру своего айфона последней модели.
– Вот недоумки! – восклицал он радостно, не отрывая взгляда от экрана айфона, который держал на расстоянии вытянутой от себя руки. – С вами такой потешный артхаус замутить можно! Я даже концепцию придумал! «Как собственными руками разрушить себе жизнь и мечту, а после ими же пытаться себе помочь. Фигуральное и прямое выражение в обеих ипостасях».
– Че-е-его? Это ты к чему, Крис? – не понял один из парней – самый невысокий из них.
– К тому, что за лето могли подготовиться, – важно заявил медоволосый, не переставая снимать, поворачивая камеру к лицу приятеля и теперь снимая его. – Но вы прогадили лето, ни фига не подготовились и щас спасаетесь гранатом. Сначала своими лапами, фигурально выражаясь, все загубили, а после в прямом смысле пытаетесь этими же лапами дотянуться до чуда и сотворить ритуал. Я почти гений!
– Иди ты! Сам эстетику едва сдал!
– Так сдал же! А вы неудачники, только на волшебный ритуал надеетесь. А назову-ка я свой крохотный айфоновый артхаус «Надежда и реальность». Засниму, получится ли у вас экзамен сдать, котятки, с помощью вашей веры в глупость! – поправил очки Крис. Сегодня на обладателе волнистых светло-медовых волос очки без диоптрий были новые, и их толстая оправа могла похвастаться ярким цветом спелой клубники, которая буквально заставляла прочих студентов смотреть в его вытянутое худощавое и скуластое лицо. В сочетании с изумрудной приталенной футболкой розовая оправа смотрелась еще более эпатажно, чем могла бы.
