В течение 1869 и 1870 годов в колонии не слушалось ни одного дела о пиратстве.
Впрочем, как бы утешительно ни звучали такие утверждения, джонка господина Чана все же подверглась нападению, и поводом к этому, скорее всего, послужил груз, принятый ею на борт на острове.
Было ясно, что пираты не ожидали встретить на борту судна женщин, однако опасения Кай Инь, что их могут продать в рабство, показались Азалии настолько оправданными, что девушка задрожала при этой мысли.
Надо во что бы то ни стало убежать от пиратов! И вообще, где они находятся?
Азалия чувствовала, что атласная ткань ее рубашки намокла от слез Кай Инь, но подруга рыдала уже не так неистово, как поначалу.
— Не падайте духом, еще не все потеряно, — попыталась Азалия утешить Кай Инь. — Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что вам известно про похищение женщин. Надо знать заранее, что может нас ожидать, чтобы не пугаться, когда это случится.
Кай Инь подняла голову с плеча Азалии и вытерла глаза шелковым носовым платочком, который достала из широкого рукава рубашки.
Хотя она и казалась типичной китаянкой, покорной и беспомощной, ума ей было не занимать.
Азалия не сразу поняла, что говорит подруга, тем более что та была слишком взбудоражена и могла говорить только по-китайски.
Но постепенно она уяснила картину похищений девушек и женщин, приведших в последнее время к острому конфликту между британскими законами и китайскими обычаями.
По утверждениям Кай Инь, число похитителей, предстающих перед судом, растет с каждым годом, а случаи похищений происходят все чаще и чаще, так как девушек охотно покупают для продажи за океаном, где их цена достигает порой 350 фунтов стерлингов.
— А в Гонконге бедняжек продают всего за сорок пять фунтов, — горько усмехнулась Кай Инь.
Нередко девушек заманивают в Гонконг лживыми посулами хорошей жизни.
Однако, как сказал генерал, попытки властей воспрепятствовать похищениям противоречили глубоко укоренившемуся китайскому обычаю покупать детей для усыновления и удочерения, а также девушек для работы по дому.
Этот обычай именовался «муй цай».
Власти настолько беспокоило положение дел, что они намеревались основать совместное англо-китайское общество противников похищений, так слышала Кай Инь от супруга.
Его предполагалось назвать Обществом по защите добродетели.
— Почтенный супруг считал это прекрасной идеей, — сказала Кай Инь. — Он поддержал англичан и сказал губернатору, что выделит на это деньги.
Как жаль, что общество еще не создано, хотелось сказать Азалии, однако она хорошо сознавала, что ей не стоит слишком явно обнаруживать свой страх, иначе Кай Инь снова примется рыдать.
— Как вы считаете, мне стоит сообщить пиратам, что я англичанка? — спросила Азалия.
Кай Инь испуганно закричала:
— Нет, что вы! Очень опасно! Некоторые пираты щадят китайцев, но убивают англичан. Вы должны притвориться китаянкой.
Подруга явно права, подумала Азалия, но побоялась, что не сможет долго поддерживать обман, ведь она плохо знала язык и нередко произносила не те слова.
— Говорить стану я, — заявила Кай Инь, — а вы молчите.
Однако пока у них не было возможности поговорить с пиратами.
Корабль, сделавшийся их тюрьмой, теперь плыл неизвестно куда. В каюте было полутемно, сквозь крошечный иллюминатор, находившийся на боку джонки, почти не проникал свет.
Но когда сквозь грязное с налипшей морской солью стекло проник солнечный луч, Азалия поднялась на ноги и выглянула наружу. И из ее груди вырвался крик ужаса.
— В чем дело? Что случилось? — воскликнула Кай Инь. — Что вы там увидели?
Азалия помедлила с ответом, а потом и вовсе решила не говорить Кай Инь правду.
Они находились примерно в пятидесяти ярдах от джонки господина Чана. Она пылала. Пираты подожгли ее.
Пламя уже подбиралось к парусам, а из салона валил густой черный дым.
Теперь она вспомнила, что пираты, ограбив судно, сжигают его, чтобы против них не оставалось никаких улик.
Такое варварское уничтожение судна показалось ей особенно ужасным, потому что джонка господина Чана совсем недавно поразила ее своей красотой и изысканным интерьером. Но еще больше девушку тревожила судьба оставшихся на борту людей, возможно, еще живых.
Впрочем, никакого движения там не наблюдалось, и Азалия невольно вспомнила про моряков со связанными за спиной руками. Что с ними сделали пираты?
Их могли бросить за борт, ведь они не смогут плыть и утонут. Либо бросить в трюм, где они сгорят заживо вместе с судном.
— Что вы там видите? — снова спросила Кай Инь.
Азалия повернулась к ней и спокойно ответила:
— Ничего. Просто я огорчилась, потому что мы плывем в другую сторону от Гонконга.
А сама подумала, что они все равно ничего не смогут предпринять, так что какой смысл расстраивать Кай Инь? Муж ее, скорее всего, убит, и его тело сгорит вместе с джонкой.
Она снова уселась на груду мешковины и сказала:
— Мы должны держаться храбро. Истерика и слезы нам все равно не помогут. Как вы думаете, куда нас везут?
Кай Инь пожала плечами:
— Есть множество мест, где заплатят большие деньги за красивых молодых китаянок. Это товар высшего качества.
— Они поймут, что я не могу претендовать на высшее качество, когда увидят мои ноги, — сказала Азалия.
— Тогда вас сделают служанкой, — ответила Кай Инь.
Азалия подумала, что это, пожалуй, лучше, чем стать наложницей, но не сказала об этом вслух.
Оставалось только молиться, чтобы дело не приняло слишком дурной оборот, как она того опасалась.
Между тем на судне поднялся страшный грохот и стук. Видимо, груз, снятый с джонки, переносили в трюм и сбрасывали возле их каюты.
Громкие голоса и отрывистые команды смолкли. И наступившая тишина, прерываемая лишь треском падающих ящиков, показалась пленницам еще более страшной, чем крики и отборные ругательства.
Азалия слышала над головой топот босых ног — звук, совершенно не похожий на грохот башмаков европейских моряков. Теперь, когда корабль плыл, слышался скрип мачт, шлепанье парусов и плеск волн о деревянный корпус.
Несколько минут Кай Инь молчала, а затем произнесла спокойным и твердым голосом:
— Ни один мужчина не коснется жены почтенного супруга — я умру!
Азалия с ужасом посмотрела на нее:
— Вы не сделаете этого!
— Я убью себя! — твердо заявила Кай Инь. — Гораздо хуже оказаться опозоренной, униженной, обесчещенной!
— Какой тут может быть позор, — сказала Азалия, понимая, как это важно для китайцев. — Это будет означать, что вы оставили надежду на спасение. В Англии существует поговорка: «Пока живу — надеюсь».
