Однако Валерий Бураков оказался не единственной жертвой идеологического диверсанта Граффи Джулиана. С другими он применял иную тактику, иные приемы идеологической обработки.
С бывшим студентом, а затем сотрудником госуниверситета Евгением Цимбалом Граффи Джулиан жил в одной комнате университетского общежития.
Евгений вырос в семье интеллигентов, успешно окончил среднюю школу, активно занимался общественной работой. В его школьной характеристике отмечается, в частности:
«...за время учебы в школе проявил хорошие способности. Имеет склонность к гуманитарным наукам. Много читает художественной и политической литературы, интересуется текущими событиями в Советском Союзе и за рубежом. Обладает хорошей памятью, логическим мышлением, хорошо формулирует свои мысли».
Однако Джулиан довольно точно определил и другое. Цимбал, будучи младшим ребенком в семье, был довольно избалован, ленив, не приучен к настойчивой, систематической работе, имел излишне высокое мнение о своих знаниях и способностях, любил лесть, был податлив чужому влиянию.
Граффи Джулиан, достаточно объективно оценив личность Цимбала, избрал на первом этапе тактику бесед об искусстве в сочетании с подчеркнутым вниманием к Цимбалу и льстивыми оценками его знаний в области гуманитарных наук. Евгений, «клюнул» и, давая позднее характеристику Джулиану, написал:
«Сфера его интересов ограничивалась литературой, музыкой, кино, да и вообще искусством. Его поведение по отношению к советским гражданам и советской действительности отличалось лояльностью. Он много помогал мне при изучении английского языка, я помогал ему с русским, особенно много беседовали о русской литературе. В нашей комнате была дружеская атмосфера».
Не правда ли, трогательно!
Коль такая дружба, то другу надо помогать, а он давно уже желал съездить в один из городов нашей страны, куда въезд иностранцам, по известным Цимбалу причинам, был закрыт, Евгений приобретает сам билеты и везет Граффи Джулиана в этот город, «чтобы он отдохнул и хорошо поел, а также посмотрел на Дон и море». Так пытался мотивировать позднее Цимбал свои действия. «В то время я не мог предположить, что он... может заниматься враждебной деятельностью», — пытался оправдать этот свой поступок и некоторые другие Цимбал. После разъяснения всей опасности для него и общества действий Граффи Джулиана и его фактического содействия ему в своем объяснении указал:
«В настоящее время я расцениваю указанный поступок как глупый и безответственный...»
А это «другое» также было. Граффи Джулиан, верный своей тактике в отношении Цимбала, вводит его в компанию В. Буракова и других, где он попадает в известную уже обстановку, которая оказывает на него определенное влияние.
Выехав из СССР по окончании годичной стажировки, Граффи Джулиан устанавливает с Цимбалом письменную связь, которая, как кажется Евгению, «сводится к обмену новостями о литературе, музыке и искусстве». Но Джулиану переписка нужна была для других целей — не утратить на длительное время контакт. И вскоре он сообщает, что в город Ростов-на-Дону приедет группа английских стажеров, в том числе и его друг, с которым он передаст Евгению книги или пластинки.
Английские стажеры приехали, и Цимбал, не дожидаясь приглашения, «отправился к ним, чтобы узнать о передаче. Как выяснилось, мне ничего не передавали. В разговоре, подробности которого я не помню, я допустил ряд глупых и бессмысленных выражений...» А выражения эти только мягко говоря были «глупыми и бессмысленными». Позднее, в объяснении, Цимбал напишет:
«В настоящее время не могу объяснить данных поступков иначе, как крайней безответственностью».
А стажеры проигрывали ему пластинки с модернистской музыкой, давали читать газету «Таймс» и приложение «Санди Таймс», в котором подробно, в алфавитном порядке, писали о «великих» людях XX века, в числе которых значился и бывший гитлеровский министр иностранных дел Риббентроп.
Вот так, медленно, внешне, может, даже малозаметно для человека без твердых взглядов и убеждений, на Е. Цимбала оказывается влияние, он опутывается липкой паутиной. А тут вновь в СССР на стажировку, уже в Ленинградский госуниверситет, приезжает Граффи Джулиан. И по его первому зову Цимбал мчится в Ленинград, купив «другу» собрание сочинений А. Блока, а также несколько альбомов русской классической живописи.
К счастью для Евгения, столь трогательная «дружба» с идеологическим диверсантом Граффи Джулианом не привела к печальным последствиям. Вскоре после его отъезда из Ленинграда враждебная деятельность Граффи Джулиана была пресечена органами КГБ, и его выдворили из СССР за нарушение правил поведения для иностранных граждан. А с Е. Цимбалом проведена обстоятельная беседа. Есть основание полагать, что он понял и осознал всю опасность и пагубность пути, на который выводил его «друг» Джулиан, и сделал правильные выводы.
Особую активность в попытках оказать враждебное идеологическое воздействие на советскую молодежь проявляют существующие за рубежом на средства иностранных разведок, в основном ЦРУ, различные малочисленные, но шумливые антисоветские организации. Состоят они, как правило, из бывших фашистских пособников и приспешников, а также из различного антисоветского отребья, выброшенного из нашей страны в послевоенные годы.
Особое усердие на этом поприще проявляет НТС, деятельность которого финансируется ЦРУ США и находится в противоречии как с нормами международного права, так и международных соглашений.
О деятельности НТС, созданного в 1930 году за границей «бывшими», утратившими в России богатства и привилегии, для борьбы с любыми союзниками за свержение Советской власти и создание «независимого российского национального государства», опубликовано много материалов[21]. В них вскрыты и показаны широкие связи руководителей НТС в довоенный период с польской, румынской, японской, немецко-фашистской разведками; разоблачены связь НТС в послевоенный период с Интелледженс Сервис (Англия) и последующий переход на содержание Центрального разведывательного управления (США).
Вот характерный облик одного из таких «борцов за независимую Россию» — Ковалева Александра Александровича, 1914 года рождения, уроженца и бывшего жителя города Таганрога.
В период временной оккупации немецко-фашистскими захватчиками Таганрога добровольно пошел на службу в полицию. В июне 1943 года, оценив заслуги и преданность Ковалева, оккупанты назначили его начальником «русского отделения» германского контрразведывательного органа СД-4Б.
