Хью улыбался и почти танцевал на снегу, словно под ногами у него был паркет или татами. Похоже, противник понимал смысл мелькающего прямо перед ним тускло блестящего лезвия. Он явно запаздывал с реакцией, да и оружие у него было значительно короче.
…Тычок восходящий, рубящий, блок древком с отводом в сторону, уклонение, кистевой рубящий, обманный рубящий по косой траектории, уклонение, резкое сокращение дистанции, удар древком, уклонение, уход на дальнюю дистанцию, короткий горизонтальный секущий и, без паузы, сложная связка с тройным изменением угла атаки…
Что там у кого отлетело и упало на снег, Семен разглядел не сразу: «Господи, да он же ему ухо отрезал!»
– Станди вок-ко, – сказал, улыбаясь, Хью, – тэнут ли кар, таари ур. Уменхур нкоа?
«Сейчас будет второе, – перевел для себя Семен. – Потом нос, потом голова. Или сначала отрезать руки?»
Он решил не проверять, что будет, если неандертальцы заметят его раньше, чем он сам того захочет. Семен набрал полную грудь воздуха – эти ребята болезненно воспринимают громкие звуки. Сделал шаг вперед, поднял арбалет и заорал по-русски:
– Стоять!!! Не двигаться!!! Руки вверх!!! – прокашлялся и добавил – уже тихо, на языке хьюг-гов: – Всех убью!
Пара секунд немой сцены. Потом Хью воткнул пальму древком в снег, повернулся к Семену спиной, наклонился и задрал на заднице подол меховой рубахи. Вновь пауза – присутствующие смотрят то на Хью, то на его противника, то на Семена. Старый хьюгг, по-видимому, был здесь главным. Во всяком случае следующее действие предпринял именно он: палица упала на закапанный кровью снег, неандерталец сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, видимо восстанавливая дыхание, повернулся, слегка наклонился и приподнял висящую на нем шкуру. Остальные довольно дружно повторили его телодвижения. Штанов, разумеется, ни на ком из них не было.
«М-да-а, – размышлял Семен, созерцая волосатые мужские задницы. – Это всего лишь ритуальный жест – "кхендер" называется. Но все равно противно».
– Можете жить, – надменно и медленно проговорил Семен, опуская оружие. – Убивать не буду.
Он подождал, пока хьюгги примут приличные позы, и ткнул пальцем в седого:
– Ты кто?
– Тирах, – последовал ответ.
Семен чуть вновь не вскинул арбалет, а пальцы уже начали давить на спусковую скобу. «Ч-черт, прямо психоз какой-то! Ведь знаю же, что этот к тому отношения не имеет. И "Тирах" у них не имя, точнее, не только имя, но и обозначение главы какой-то полусемейной общности».
– Знаешь меня?
Молчание. Семен всмотрелся в морщинистое лицо, в выцветшие глубоко посаженные глаза собеседника и почувствовал, что стоит на верном пути.
– Говори: кто я?
– Бхаллас, – выдавил, наконец, хьюгг.
– Видел меня раньше?
– Нет. Рассказывали.
– Что?
– Ты уже приходил. Не захотел отдаться людям. И все умерли.
«Хорошенькое дело, – вздохнул Семен. – Они меня, значит, из лучших побуждений три дня пытали, поджаривали и в перспективе собирались съесть в качестве жертвы. А я, неблагодарный, вырвался и начал ломать их длинные черепа. Потом вообще подоспели наши и устроили им настоящую бойню. В общем, обидел я их. Но что интересно: память о тех событиях сохранилась, то есть кто-то из свидетелей выжил. Наверняка они считают, что и экологическая катастрофа, и приход новых кроманьонских племен на их землю произошли из-за того, что меня не съели».
– Тебе известно, что говорил я на ложе пыток?
– Известно.
– Вы не вняли моим словам. И бездна раскрылась пред народом темагов.
– Раскрылась.
– И пожрала его. -Да.
– А вот если бы послушались… В общем, предки вами недовольны. Амма в гневе – в сильном гневе.
– Мы знаем, – кивнул неандерталец.
– Что вы знаете?!
– Мы знаем, что нужно искупление муками. Потому и не покидаем эту землю.
«Однако, – удивился Семен, – это что же, проповедь моя сработала?! Я же нес тогда какую-то чушь! Эх, вот если бы разобраться, что же такое бхаллас? Ясно, что это форма богоприсутствия, но вот зачем и в каком смысле? Впрочем, черт с ним со всем – пусть Хью разбирается со своими сородичами».
– Ну, так искупайте! Или опять будете пытаться меня убить?
– Это невозможно – теперь все знают об этом.
– Вот и хорошо, – сменил Семен гнев на милость. – Иди перевяжись – надо же кровь остановить.
Пару секунд хьюгг смотрел на него непонимающе, потом, видно, что-то сообразил, кивнул и двинулся к стоящим поодаль сородичам. Подошел, что-то негромко сказал им, те опустили свои копья…
– Стоять!!! – заорал Семен. – Стоять, идиоты чертовы! Не уйдешь, старый пень! Живи и искупай грехи свои! Твоя кровь принадлежит мне! Ты не согласен?!
Новая немая сцена: все смотрят на Семена – то ли с изумлением, то ли с мистическим ужасом. Он же ругательски себя ругает, но уже молча: «Как же это я забыл: они не считают, что кровь в нормальном состоянии является жидкостью. Ее разжижение происходит в результате колдовского воздействия. В общем, принудительное кровопускание – это смертный приговор, а вот добровольно ее лить можно сколько угодно».
Наконец неандертальцы что-то сообразили – копья вновь подняли наконечниками в небо. Тирах подобрал зачем-то свое ухо и подался на левый склон. Семен посмотрел ему вслед и только сейчас заметил, что снег под скалой утоптан, а наверху в основании трехметрового обрывчика чернеет дыра. «Да у них же здесь жилище! Замаскированное! Получается, что наши "друзья" побежали прятаться за скалу и угодили прямо в лапы к неандертальцам! Конечно, последним не оставалось ничего другого, кроме как прикончить их. Бывают же такие совпадения!»
– Пещера? – спросил он подошедшего Хью.
– Дом.
– Понятно… А чего ты сцепился с этим?
– Хью кхендер нет, он кхендер нет, – объяснил неандерталец. – Сражаться надо.
– То есть они потребовали от тебя выражения покорности, а ты отказался?
– Отказаться – нет. Хью смеяться. Говорить: кхендер – мне.
– Совсем обнаглел! – улыбнулся Семен. – Ты же молодой еще, а он почти старик! Как такое может быть?!
– Молодой – да. Хью теперь – тирах тут.
– Ты?! А этот?
– Этот – не тирах. Хью старик ухо резать, кровь течь. Старый больше тирах нет.
– То есть по вашим правилам ты теперь тут старший?
– Эти люди – Хью старший. Все люди – Семхон главный.
– В каком смысле?
– Все люди… – Хью задумался, явно подбирая подходящее кроманьонское слово. Видимо, так и не подобрал и выдал: – Хью думать: Семхон – мгати-луш!
От неожиданности Семен на некоторое время лишился дара речи: данное звукосочетание в его сознании однозначно ассоциировалось с приятным времяпрепровождением на ложе пыток. Для восстановления душевного равновесия пришлось сделать несколько дыхательных упражнений: в конце концов, «мгатилуш» у неандертальцев всего лишь обозначает некий духовный, религиозный, колдовской или еще какой-то авторитет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});