Через минуту она вернулась с подносом. За время моего отсутствия она, вероятно, привыкла к кухонному автомату. У меня, честно говоря, чаще всего не ладилось это нехитрое дело, хотя станция уверяла, что автомат исправен. На подносе были два блюдца с пирожными и две чашечки кофе. Я потребовал себе двойную порцию, и она опять вышла. Потом вернулась и сказала, что автомат перестал работать и не дает пирожных.
- Пустяки, - сказал я, - их несложно испечь обычным способом.
Она смутилась.
- Неужели Энно до сих пор не научил тебя? - спросил я.
Она покраснела. Мне стало неловко: разве я допустил бестактность?
И вдруг вспомнил: боже мой, ведь ей только двадцать два!
- А мне сорок три, - сказал я вслух. - Исполнилось.
- Я знаю, - сказала она, - хороший возраст. Для мужчины.
- Лет сто назад тактичные мужчины благодарили женщин за комплименты. Но обычай давно канул в Лету. Теперь наш брат стал не таким отзывчивым.
- Я пойду.
- Куда?
- Достану еще кофе.
- Нет уж. Я сам это сделаю, если будет нужно. Послушай лучше, что происходит в тайге...
Я почему-то запомнил больше всего именно это солнечное утро. А день пробежал так быстро, что сумерки вызвали у меня самое настоящее чувство страха: где там рыжее солнце за окном? Почему Валентине пора уходить? Что за нелепость, разве нельзя отложить до завтра? Я обещал догнать "Гондвану" на эле, но она только упрямо качала головой:
- Сегодня. Сегодня вечером!
- Нет. Я уговорю Ольховского.
- Не надо. Ты совсем одичал в тайге. Сегодня.
Мне стало не по себе, как будто меня уличили в мальчишестве. Я замолчал, собираясь с мыслями. "Боже мой, куда мы спешим? - подумал я. Просто несемся, да еще с возрастающей скоростью, а планета по-прежнему неторопливо и размеренно подставляет светилу свои крутые бока, и все часы в мире подчиняются этому неотвратимо неизменному ритму". Я пробурчал это вслух. Валентина живо возразила:
- В твоих рассуждениях нет логики.
- Да уж куда там, - устало отозвался я, и в этот момент меня осенила мысль: нужно ответить Аире. Через журнал. Такое письмо до нее дойдет.
Хорошо помню, как обрадовало меня это необыкновенно простое решение. Разумеется, по форме это будет не ответ, а статья, но она будет адресована и читателям и Аире. Она поймет!
Я видел, как Валентина застегивает пуговицы на платье, надевает туфли.
- Подожди, я помогу, - сказал я, подошел и поднял ее на руки.
Она молчала, и я заметил легкий испуг в ее глазах. Тень испуга. У нее сейчас были серые большие усталые губы. Как тогда, на острове... Вот сейчас, только сейчас я узнал ее - и не смог отпустить сразу.
* * *
Мы вышли на вечернюю улицу. Меня не покидало чувство новизны, столь обычное после месячного отсутствия. Куда-то спешили бесконечные эли, под их прозрачными куполами я видел и угадывал улыбки, смех, грусть, волнение, тревогу. Перед нами открылся многоликий мир, наполненный сияющими огнями, движением, шумом и электрическими шорохами, серебристыми лентами движущихся во все стороны тротуаров, рукотворными рощами, просторными, как реки. Стояла дивная погода, несколько жарких солнечных дней заставили забыть всех об осени: женщины были в легких платьях, на улицах было много цветов - дальневосточных и тропических, на улицах города пахло теплым морем, и мне казалось, что вот-вот я увижу в воздухе странных морских бабочек, о которых когда-то писал поэт.
- Не помню такой теплой осени, - сказал я, - в тайге намного прохладней. За Амуром скоро выпадет снег, а здесь!.. Праздник цветов. Как будто решением Совета отменили зиму!
- Жаль было бы. Я люблю снег и легкий мороз. И лыжи. И зимние костры.
Я подумал вдруг, что ее, наверное, так увлекает работа, что просто некогда оглянуться вокруг. А надо, чтобы оставались вехи на пути... Все-таки мы не на дистанции, которую нужно пробежать побыстрее и рвануть финишную ленточку.
- Брось однажды дела, дружище, - сказал я ей, - и давай-ка сюда!
Чувствуя одновременно усталость и бодрость от теплой воздушной волны, укрывшей город, море и сопки, принесшей запахи соленых брызг, ароматы водорослей и прибрежных трав, я стал расписывать ей наше с ней путешествие в будущее.
Наш эль поднялся. Мы летели над городом.
- А дельфины по-прежнему плавают себе на просторе и в ус не дуют, вдруг сказала она не без иронии. - А с нами поддерживают поверхностное знакомство и делают вид, что не понимают человеческой речи.
- Ну что ж, самая верная тактика для того, чтобы попасть в "Красную книгу", - улыбнулся я. - Неизвестно, выжили бы они вообще, заговори они, скажем, в семнадцатом веке. Или в девятнадцатом.
- Или в двадцатом, - добавила она, подумав. - А все же поймем ли мы их?
- Когда-нибудь - да! Но задача труднее, чем можно было предположить. Как будто бы человек удаляется все дальше от природы - и тем труднее ему поддерживать с ней связь на всех уровнях ее проявлений.
- Ну, положим... ты сам знаешь, что это не так.
- Как будто бы нет. К счастью для нас. Но многого уже не вернуть... И вот мы вышли в большой космос. Первые десятилетия... что дальше? Как будет там? Что за сверкающие шары уже летают там, над нами?
- Они тоже молчат.
Я рассказал ей о первой и второй встрече с женщиной в зеленом пальто. Когда это было?.. Я подумал и назвал год, даже месяц. Она рассеянно слушала.
- Что это было?
- Контакт, - ответил я. - Я часто вижу этот багряный лес. Как будто наяву. Там были черемухи и клены с такими красными листьями, что глазам больно. Мы были с товарищем. С тех пор я его не видел - разъехались. Иногда я спрашиваю себя: уж не сон ли это, не приснился ли мне лес у обочины? Если бы ты видела, какой это удивительный лес. Я и сейчас могу вспомнить каждое дерево...
Я поднял эль повыше, и машина оказалась в самом верхнем ряду, среди террапланов и лайнеров. Их было не так уж много в этот вечерний час, и за ними тянулись светлые шлейфы - заряженные частицы рекомбинировались, давая это мягкое неяркое свечение, которое было особенно заметно над окружавшими город сопками.
Вечерние улицы внизу походили на потоки. Они сливались, совсем как реки, уносились к мерцавшим огнями озерам-площадям, тянулись к приморскому бульвару. Чтобы передать эстафету синих, желтых и красных огней маякам и судам.
Я повел эль к югу. Внизу угадывались главные магистрали. Мне пришло на ум, что еще Леонардо да Винчи предложил проект многоярусного города. В его эскизных тетрадях возникали наброски странных дворцов - плод воображения великого художника и трезвого расчета талантливого архитектора. По крышам дворцов пролегали широкие дороги, другие дороги вели под арочные пролеты (уже на уровне земли). Они пересекались и расходились на все четыре стороны, обещая и путникам и экипажам немалую выгоду во времени. Ведь томительное ожидание на перекрестках не редкость во время оно. Я рассказывал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
