Вместе с тем, указывая, что производственный потенциал страны созрел лишь для мелкобуржуазной, крестьянской, а никак не пролетарской революции, они выступали с резкой критикой "коммунистической утопии" большевизма, его пренебрежения действительным состоянием экономики, абсолютизации роли насилия и принуждения в деле строительства социализма, свертывания демократического процесса и т. д. Эта тенденция в большевизме, считали меньшевики, грозит революции гибелью, ибо не только подрывает народнохозяйственные связи, но и организационно разоружает общественное движение и дезориентирует пролетариат.
Особую опасность "социально-реакционная" сторона большевизма приобрела, по мнению меньшевиков, с введением нэпа. Нэп, считали они, представляет собой лишь начало того исторически неизбежного процесса, который должен постепенно привести к полной легитимации капиталистического строя. Неумолимые закономерности мелкобур
жуазной экономики заставят большевиков и дальше искать псе более тесного соглашения с крупной буржуазией, иностранными капиталистами, кулаками и т. п., что в условиях деспотической системы правления, лишенной обратной связи, чревато для власти ее трансформацией из дик-татуры якобинского типа в открытую буржуазную диктатуру. "Из революционно-утопической рабочей партии. -- предупреждали меньшевики в середине 20-х гг., -- Р. К. П. все более превращается в партию нового правящего слоя, с преобладающим влиянием военной, гражданской и хозяйственной бюрократии, охраняющей свое привилегированное положение".
Для того, чтобы избежать перманентную смену форм диктаторского режима, меньшевики предлагали дополнить экономический нэп политическим. Легальной трибуной для пропаганды этих взглядов стал, например, VIII Всероссийский съезд Советов. Совершенно отчетливо был поставлен вопрос о неотложности перехода от "террористических методов управления" к "демократическим", равенстве "прав трудящихся города и деревни", свободе "печати, союзов и собраний, неприкосновенности прав личности", "отмене бессудных расправ и административных арестов и ссылок".
В мае 1921 г., вскоре после X съезда РКП (б), видный деятель меньшевистской партии и крупный историк И. А. Рожков в своем письме Ленину говорил: "Вы встали на верный путь в последнее время в Вашей экономической политике. Все, кому дороги интересы революции и социализма, могут это только приветствовать. В хозяйственной области надо сделать главное -- восстановить индустрию и, как Вы сами понимаете, "государственным капитализмом", т. е. при участии частной инициативы. Но, насколько я понимаю, Вы не имеете в виду делиться властью ни с одной группой или организацией, Вы намерены сохранить во что бы то ни стало Коммунистическую диктатуру... ведь совершенно ясно, что без юридических гарантий, без правового порядка частная инициатива невозможна: рабов ленивых и лукавых, пиявок, которые без пользы дела будут сейчас все тот же казенный тощий кошелек высасывать, Вы, может быть, и найдете, но настоящие предприниматели не пойдут без юридических гарантий... При таких условиях предприниматели должны были бы стать просто овцами, добровольно отдающимися стрижке. На это они, конечно, не пойдут, и объективная задача времени останется не решенной.
Таким образом, как бы ни целесообразна была экономическая политика, --она нуждается в юридических дополнениях. Минимально необходимые из них --это постепенное введение выборов в советы тайным голосованием.
/.../ Переизбранные таким образом советы, при условии свободной агитации социалистических партий, приобретут больший авторитет и санкционируют тот минимум правовых гарантий, которые одни только способны вызвать к жизни частную предпринимательскую инициативу под контролем государства. /.../ Без этой меры /.../ катастрофа -- самая ужасная, глубоко печальная и безусловно вредная -- неизбежна".
Нельзя сказать, что все без исключения большевики испытывали восторг по поводу монополии легальности своей партии. В письме Г. И. Мясникова В. И. Ленину и в ЦК РКП (1921) ставился, например, вопрос о свободе слова и свободе печати как наиболее эффективном противоядии против бюрократизма партийной верхушки.
Во второй половине 1921 г. к Ленину по вопросу о возможности политических уступок с целью демократизации существующей системы обратились с записками Н. Осин-ский (В. В. Оболенский) и Т. В. Сапронов.
Осинский предложил образовать Крестьянский советский союз на принципах, аналогичных организации Коммунистического союза молодежи: "под идейной и организационной гегемонией РКП".
Ленин проявил интерес к проекту Осинского, однако счел его не вполне своевременным: "По моему мнению, рано еще. Надо бы придумать несколько мер, более осторожных, подготовляющих к этому".
Т. В. Сапронов в своей записке писал: "В экономическом вопросе мы сделали реальные уступки, в политике мы этой роскоши позволить не можем, но видимость уступок сделать необходимо".
Сапронов предлагал Ленину ни много ни мало как "поиграть в парламентаризм", допустив "десяток, другой, а может быть и три десятка бородатых мужиков во ВЦИК".
Такая постановка вопроса о "народном представительстве" в органах Советской власти, которые на самом деле не имеют никакой власти и ничего не решают, говорит сама о себе. Вместе с тем даже бунтарская демократия и "игра в парламентаризм", предлагавшаяся Сапроновым, не были поддержаны, а его записка так и осталась без ответа.
На рубеже 1921 --1922 гг. дискуссия в РКП(б) по
проблемам власти приобрела неожиданный поворот. Режим диктатуры Коммунистической партии, критиковавшийся представителями как буржуазии (кадеты и проч.), так и демократии (эсеры и меньшевики), вдруг начал до известной степени позитивно оцениваться бывшими принципиальными противниками "русского интеллигентского нигилизма", выпустившими в 1921 г. в Праге сборник, статей под символическим заголовком "Смена вех", который даст название целому движению. Однако еще за год до этого события один из главных авторов сборника экс-кадет Н. Устрялов выпускает в Харбине собственную книгу, в которой содержалась вся идеология "сменовеховства".
Согласно Устрялову, наступили "сумерки формальной демократии", и началась новая эпоха всемирного развития: на авансцену истории вместо "профессионалов демократии и первосвященников парламентаризма" отныне вступили "железные когорты труда и почина, ударные батальоны государственности", инициативное меньшинство, завершенное авторитетною волей вышедшего снизу вождя.
"Реально правят авангарды социальных слоев: промышленной и финансовой буржуазии, крестьянства, рабочих союзов, -- писал Устрялов. -- Фокус современной политики -- за стенами парламентов. Политику делает инициативное меньшинство, организованное и дисциплинированное. Не избирательный бюллетень, а "скипетр из острой стали", хотя и без королевских гербов, --сейчас в порядке дня. И день этот будет долог. Это будет целый исторический период". На смену демократии грядет сверхдемократия...
В контексте этой большой проблемы Устрялов рассматривал мировое значение Октября. "Всемирно-исторический смысл Октябрьской революции, --подчеркивал он, -- заключен прежде всего в ниспровержении устоев формально-демократической государственности XIX века". Действенный антипарламентаризм" Ленина, "напряженная волею спираль" большевизма, "диктатура активного авангарда" партии не только не пугали Устрялова %-- в отличие, скажем, от меньшевиков, -- но и приветствовались им как прогрессивные новации истории. Устрялов-"социалист" признал пролетарские задачи революции в принципе совместимыми с собственными идеалами "просвещенного абсолютизма". В общем Устрялов принял таким специфическим образом понятый большевизм и призвал российскую интеллигенцию к примирению с действительностью.
Поначалу о сборнике "Смена вех" советская печать
пишет с восторгом: "Сущность всех статей сборника, -- говорилось в известинской статье "Психологический перелом", -- сводится к приятию Октябрьской революции и к отречению от всякой борьбы против ее результатов". Л. Троцкий считал, что в каждой губернии должен быть "хоть один экземпляр этой книжки "Смена вех".
Полного приятия Устряловым Советской власти, разумеется, не было, его не устраивали все те же "коммунистические утопии" большевиков. Но препятствия эти, уверяли сменовеховцы, скоро исчезнут, произойдет решительное "самоограничение революции и самоопределение коммунизма", порукой чему -- мелкобуржуазная экономика России.
В статье "Редиска", имея в виду Советскую Россию, он пишет: "Редиска. Извне -- красная, внутри -- белая. Красная кожица, вывеска, резко бросающаяся в глаза, полезная своей привлекательностью для посторонних взоров, своею способностью "импонировать". Сердцевина -- сущность -- белая, и все белеющая по мере роста, созревания плода. Белеющая стихийно, органически. Не то же самое -- красное знамя на Зимнем Дворце и звуки Интернационала на Кремлевской башне?" Стихийное органическое "беление" большевистской власти Устрялов связывал еще и с тем, "что среди вершителей современных русских судеб есть люди, наделенные достаточным чувством реальности и не враги революции. Логика событий неумолимо заставляет их сдавать свои практически неверные позиции и становиться на те, что более согласуются с требованиями жизни..."
