* * *
Пятьсот тяжеловооружённых воинов, под прикрытием пушек корабля, словно раскалённый нож вонзились в поселение, убивая налево и направо выбегающих из хлипких домов воинов. Те не смогли даже создать подобия сопротивления из-за своей малочисленности и страха перед нами. Всего пару часов понадобилось сеньору Бароцци зачистить остров от большей части разбежавшихся туземцев. Вглубь он конечно не пошёл, но приказав испуганным женщинам копать ямы, для трупов, он позвал меня, спуститься на берег.
В селении, я отправился сразу к каменному идолу, камень под котором был сплошь покрыт засохшей, воняющей кровью. То, о чём говорили пленные, пока подтверждалось. Особняком от селения стояло два больших, запертых снаружи дома, открыв двери которых, я первым делом закрылся от вонючего запаха сотен немытых человеческих тел, а когда приказал выходить, то солдаты и матросы увидели сотню избитых, покалеченных женщин, с часто отсутствующими конечностями, а из второго, вышли только мальчики лет семи-восьми, сплошь кастрированные. Спросив у них причину травм, я ещё раз убедился, что раненные караибы не стеснялись говорить мне правду, не понимая, что этим подписывают себе смертный приговор, как впрочем и всем людоедам вместе взятым.
— Эм-м-м, сеньор Витале, — ко мне подошёл с немым вопросом один из офицеров солдат, — а почему дети все кастрированные? И содержались в доме, отдельном от поселения.
— Это пленники караибов, — охотно посвятил его я в местные реалии жизни, — женщин насиловали и заставляли рожать детей. Мальчиков же кастрировали и растили до возраста, когда их можно было съесть. Мясо у кастрированных, говорят они, много нежнее и не такое пахучее.
Глаза у офицера, как и у впрочем у всех, кто слышал его вопрос и мой ответ, стали огромными, сам же вопрошающий, тяжело сглотнул слюну.
— Как же это так сеньор Витале? Как это возможно?
— А вы думаете сеньор Лоренцо, зачем я решил очистить мир о подобных демонов? — спокойно спросил я его, — этой мерзости не должно существовать на земле, Бог против такого.
Он энергично закивал головой, отойдя от меня и новость о происходящем, пронеслась по всем рядам. Как-то внезапно раненных у нас не оказалось, в селении были убиты все старики, подростки и большая часть женщин из этого племени, последние были при этом подвергнуты жестоким изнасилованиям, на которые я закрыл глаза, а всё потому, что к рассказам, добавилось ещё и то, что солдаты наткнулись сначала на большую кучу человеческих костей, потом обнаружили на одном из костров горшок с варившейся в ней головой ребёнка, которая вызвала общие порывы к рвоте, а затем способствовала тому, что резня произошла мгновенно. Я успел только приказать, чтобы не трогали молодых девушек, которых связали и загнали в трюм на корабле. Закончив со сборами, я подошёл к Ул Ан, который объяснял бывшим пленницам, куда они могут плыть, взяв каноэ, лежавшие рядом с селением. Они все оказались с ближайших островов, так что могли управлять плавательными средствами, тем более, что соседний остров, где мы и узнали об этом поселении, был в прямой видимости отсюда и он больше всех конечно же страдал от набегов.
Не слушая ревущих пленниц, цепляющихся за его ноги, мы вернулись на корабль. Вождь, видя, как те собирают вещи убитых, которые не тронули мои воины, тихо сказал.
— Не такой смерти я бы желал своим врагам, о великий Витале.
— Ул Ан, поедание людей, людьми, претит моей вере и богу, — я лишь развёл руками, — ты видел, я даже не приказывал ничего своим воинам. Они также относятся к этому, как и я.
— И всё же, несмотря на то, что они караибы — это слишком жестоко, — он покачал головой, — столько смертей.
«Это только начало, — хмыкнул я про себя, не став озвучивать это вслух».
И прав оказался конечно же я. Словно карающий меч Господа, мы прошлись по Багамским островам, вырезая те селения, на которые указывали нам араваки, живущие по соседству. Каких только ужасов не пришлось мне насмотреться в этих селениях, что даже я, со своим циничным взглядом человека из будущего и то, порой не мог спать, поскольку мне снились кошмары. Караибы по своей жестокости и безнаказанности превзошли всё, что я видел в этом веке, так что бусы из черепов годовалых младенцев, тысячи маленьких челюстей, на руках у воинов, а также такие украшения у их женщин, что мне и командовать не приходилось. Солдаты сами рвались в бой, вычищая поселения под корень, не щадя никого, кроме молодых девушек, которыми мы набивали трюм. Все не понимали, для чего я это делал, ведь я запрещал насилие к женщинам араваков, под угрозой смерти. Во время же захвата селений караибов, такого запрета понятное дело не было, так что солдаты и матросы веселилась вволю. В конце концов с этим же вопросом ко мне подошёл и Ул Ан.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Пленницы останутся на твоём острове вождь, — ответил я, — это мой подарок селению, которое помогло путешественникам в трудную минуту. Деньги от меня ты отказался брать, так что пусть эти девушки рожают твоим людям крепких и смелых детей, которые однажды, возможно, смогут постоять за себя.
Он покачал головой, но перечить не смог. После всего произошедшего, он ещё больше уверовал в бога, и теперь при каждой стоянке проповедовал среди местных, даже без моего участия. В том плане, что христианство здесь хотя бы приживётся, я был уже спокоен. Араваки под впечатлением оттого, что мы всего за пару недель устранили угрозу, висящую над их островами десятилетиями, массово меняли веру, возможно даже больше из-за боязни оказаться следующими. Я не стал углубляться в причины этого, главное, что все венецианцы на корабле видели сколь много я крестил и обратил в истинную веру.
* * *
28 февраля 1201 года от Р.Х., Багамские острова
Месяц отдыха, разгульной жизни и очищение архипелага от людоедов подошёл к концу. Дальше последнего острова, который мы зачистили, караибы жили уже на материковой части Южной Америки, куда я пока не планировал плыть. Так что утром последнего дня февраля я озвучил Ул Ану, что мы завершили починку корабля, загрузили припасы и готовы продолжить своё путешествие. Он, как впрочем и всё селение, восприняли эту новость с большим сожалением, они всё ещё боялись, что караибы могут вернуться, а без нас, им всем настал бы конец. Крики горя и плача ещё долго сопровождали нас, когда корабль, медленно набирая ветер в паруса, выходил из такой удобной, приютившей нас на время лагуны, а на берегу столпилось всё селение целиком, сидя на коленях и моля бога за наше дальнейшее успешное путешествие. Лишь вождь, с прямой спиной и опираясь на копьё, смотрел как скрывается на горизонте огромный плавучий дом пришельцев с земли, по ту сторону большой воды.
* * *
— Эх, жаль прямо оставлять их, — рядом вздохнул капитан, — почти как родные стали.
— Да, вот только настолько бедные, что даже золото досталось им от старших поколений, — не согласился с ним более прагматичный Марко, — тут нечего и пытаться заработать. Вон только сеньор Витале козьих какашек набрал у них, зачем столько-то?
— Какао-бобы сеньор Марко, а не какашки, — скривился я от подобного сравнения.
— Я эту острую и жирную хрень, которую из них делают местные, не могу пить, — его всего передёрнуло, — как вы вообще эту гадость в рот берёте?
— Делаю её по-другому, не так как туземцы, — хмыкнул я, — вот вернёмся домой, я позову вас к себе домой, напою таким напитком, что умолять ещё будете меня продать вам эти козьи какашки.
— Нет сеньор Витале, — перекрестился бомбардир, — даже насильно меня не заставите.
— Поспорим? — у меня загорелся глаз.
— Э-э-э нет, благодарю покорно, — он моментально вспомнил, что у него есть дела.
— Дураков нет, сеньор Витале, — сеньор Джакопо тоже решил, что ему пора.
— Эх, лёгкие деньги ведь были, — расстроился я.
— Для вас сеньор Витале, возможно, — военачальник легко улыбнулся, поскольку был единственным, кто остался стоять рядом со мной, — но желающих с вами спорить, на этом корабле, вряд ли больше найдётся.
