— По тем каналам, к которым я имею отношение? — резко спросил Виктор и повернулся лицом к собеседнику. — Во-первых, не переоценивай мое влияние на СМИ. Оно держится только на старых личных связях и авторитете матерого телевизионщика. А, во-вторых, даже если быя был влиятельнейшим из олигархов, способным уничтожить таких, как Якимов, одним щелчком, то, поверь, не стал бы до этого опускаться.
— Верю, что ты не делал этого сам, — невозмутимо сказал Леонид, ничуть не удивленный сердитым тоном Голенищева. — Но, может быть, намекнул кому-то из своих влиятельных друзей, что Якимов — просто бяка и не худо бы показать это всем. Ведь могло такое случайно прорваться у тебя в разговоре, скажем, с Геннадием Бараником или Владленом Ховриным…
— Ну, ты даешь! — хмыкнул Голенищев. — Сразу видно, что не политик. Да такие люди, как Бараник или Ховрин уничтожают толькотех, кто действительно стоит на их пути. Зачем им тратить силы на какого-то Якимова только из-за того, что он не нравится одному из деловых партнеров?
— Значит, ты никому ничего не говорил про Якимова? — спокойно уточнил Леонид. — Нигде его не поругивал?
— Не припоминаю, — пожал плечами Виктор. — Ну, не исключено, что когда-то и брякнул в своем кругу. Кто меня мог слышать? Мои помощники, сотрудники? Так они не такие уж влиятельные люди. — Виктор оглянулся на Ксению и более громким голосом добавил: — Но, однако, мы забыли о даме. Не очень вежливо с нашей стороны.
— Ничего, я не в обиде, — откликнулась Ксения с другого конца комнаты. — У меня как раз и кофе готов.
Она принесла поднос с кофейником и чашками. Леонид слегка засуетился, помогая ей переставить посуду с подноса на стол, а Виктор снова отметил про себя, что между этими людьми пробегают невидимые токи.
— Итак, разрабатываем три основных направления, — сказал Леонид, принимаясь за кофе. — Первое — театры: «Феникс» и «Новый Глобус». Второе — личная жизнь. Третье — имущественно-деловые отношения, включая бывший Алешин бизнес. По первым двум я работаю сам со своими помощниками. А по третьему без тебя, Виктор, нам не обойтись. Понимаю, что ты человек занятой, но ведь только тебе Алексей расскажет все подробности о своих делах.
— Только, знаешь ли… — Виктор слегка поморщился. — Давай, по возможности, обойдемся пока телефонным общением. Пойми меня правильно. Я бы рад сюда лишний раз приехать, увидеть и тебя, и Ксению, но я ведь себе не принадлежу. Как говорится, взялся за гуж… Мои дни расписаны, каждый мой шаг под контролем. Конечно, политики тоже люди, и у них есть личная жизнь, у некоторых даже очень интенсивная. Но, отрываясь на личные дела, надо ставить в известность помощников, чтобы подстраховали. А в данном случае это не подходит. О встречах с тобой не знает даже мое ближайшее окружение. Я рассудил, что так будет надежней. Вот хоть и молчалив, допустим, Герасим Укладов, мой начальник охраны, но и он может кому-то что-то брякнуть. Например, Инге, если она начнет его выспрашивать. А он предан всей нашей семье, поэтому скажет. Кстати, эта его преданность иногда превращается для меня в плотную опеку. Вот сегодня я еле-еле от него оторвался. Пришлось отослать его на конец города по срочным делам. Так что, не обессудь, но пока длится эта предвыборная свистопляска, на свидания приезжать я не смогу. Ну, разве что в самых экстренных случаях.
— Хорошо, я понял, — кивнул Леонид. — А, кстати раз уж ты упомянул о своем помощнике… Что он за человек, этот Герасим Укладов? Я его видел однажды рядом с тобой. Мрачный тип с непроницаемой рожей.
— Ну, от человека с такой судьбой трудно ожидать веселого нрава. С шестьдесят восьмого года он как загремел по политической статье, так и промыкался лет пятнадцать. А, когда освободился, работал на золотых приисках. Ни семьи, ни детей. Но работник отменный. А что до его мрачности и молчаливости, за которую он прозван «Герасим ни му-му», так в этом тоже есть свои плюсы. Мой имиджмейкер даже советовал мне завести именно такого помощника, чтобы мы работали на контрасте.
— Да, Герасим тебя оттеняет, — подтвердил Леонид. — А кто тебе его порекомендовал?
— Один знакомый банкир. Герасим раньше работал в фирме, связанной с золотопромышленностью. Был там при директоре охранником и верным
адъютантом — вот как сейчас при мне. Потом эта фирма разорилась, но Герасим без работы не остался, поскольку его деловитость и надежность была многими замечена. Его даже Владлен Ховрин хотел перехватить, но потом уступил мне.
— А как называлась та фирма, что разорилась?
— Кажется, «Приоритет». А что, это так важно?
— Нет, на всякий случай. А мог ли Герасим кому-то пересказать твои слова о Якимове?
— В принципе, не исключено. Но зачем это Герасиму?
— Просто, чтобы выслужиться перед тобой. А Якимов мог подумать, что телевизионную интригу против него сплела Марина, желая отомстить за его бульварное интервью.
— Ах, вот в каком направлении пошли твои мысли! — скептически усмехнулся Виктор. — Но, при всей моей заочной неприязни к Якимову, я бы не стал его подозревать. На роль злодея этот пустозвон явно не тянет. Хотя, конечно, по логике детективного жанра, преступником часто оказывается тот, на кого и не подумаешь…
За окнами стало совсем темно, ранний ноябрьский вечер стремительно сгущался, вселяя неясную тревогу в души собеседников, расположившихся возле живого, потрескивающего огня. Подождав, когда камин окончательно догорит, Виктор со вздохом сказал:
— Пора, друзья мои. И неудобно выпроваживать своих гостей, но я теперь, похоже, сам нигде не хозяин, а только гость. Вы меня понимаете?
— «Цари — рабы своей высокой доли», — процитировал Леонид и похлопал друга юности по плечу. — Больше не сорву тебя с места, пока все не выясню. А до тех пор будем с тобой обогащать телефонные компании. Надеюсь, твои разговоры не прослушиваются?
— И я на это надеюсь. Но для уверенности будем пользоваться нашим телефонным шифром.
Вскоре два неприметных «Жигуленка» один за другим отъехали от дачи- «заимки». В первом сидели Леонид и Ксения, во втором — Виктор.
Когда на объездной дороге машины разъехались в разные стороны, Ксения посмотрела вслед стремительно удалявшемуся автомобилю Виктора и сказала:
— Голенищев такой успешный и влиятельный человек, но он не производит впечатления счастливого. Вам не кажется?
— А много ли на свете счастливых людей? — вздохнул Леонид и бросил быстрый взгляд на свою спутницу. — Вот вы, Ксения, счастливы? Только честно. И без философских тирад о том, что счастье относительно, что надо радоваться каждому светлому дню и все в таком роде. Это ведь и так понятно. Но чувствуете ли вы себя счастливой? Поет ли у вас душа?
— А вы поэт, господин сыщик, — усмехнулась Ксения. — Отвечу честно: нет, не чувствую, и душа, увы, не поет. Было, конечно, и в моей жизни хорошее. И сейчас есть. Прежде всего — сын. Но полного счастья, такого чтоб — ах! — такого нет.
— И у меня нет, — признался Леонид. — Но я почему-то надеюсь, что будет. С некоторых пор стал надеяться. Как вы думаете, это не глупо в моем возрасте?
Ксения промолчала, глядя в окно и зябко кутаясь в пушистый воротник. Молчал и Леонид, сосредоточив свое внимание на мокрой от дождя дороге.
И в этом напряженном молчании, словно в силовом поле, они остро ощущали идущие друг от друга токи.
Свет городских огней пронизывал пелену мелких дождинок, блестел на влажной поверхности асфальта, расходился лучами по мокрому стеклу. Рассеянно наблюдая за мельканием улиц, Ксения в какую-то минуту вдруг опомнилась, словно стряхнула с себя наваждение.
— Стойте, Леонид, куда мы едем? — встревоженно обратилась она к своему спутнику. — Мы ведь уже в городе! А вы обещали завезти меня в пансионат. Давайте теперь, по крайней мере, сворачивать к вокзалу. Доеду на электричке.
— Не надо. Уже поздно, вы устали, да и я тоже. Сегодня заночуем в гостинице.
— В какой? Где?
— У меня в номере. — Заметив недоумение на ее лице, он добавил: — А что вас так смущает? У меня же двухкомнатный люкс. Я лягу на диване в гостиной. Мой сосед все равно почует в другом месте.
— А как же дежурная? За кого она меня примет?
— Во-первых, дежурная любит подарки и ничего мне не скажет. А, во-вторых, глядя на вас, даже самый отпетый циник не подумает ничего плохого.
— Вот как? Знаете, это немного сомнительный комплимент, — рассмеялась Ксения. — Выходит, я выгляжу, как синий чулок?
— Скорее, как синяя птица счастья, — улыбнулся Леонид. — Для меня, по крайней мере,
— Ценю ваш юмор. И все-таки давайте сворачивать к вокзалу.
— Нет, не сегодня. Я вообще-то жалею, что пришлось поселить вас в загородной зоне. Но так было нужно для конспирации. Однако сегодня это правило можно нарушить. Нас пока еще никто не взял на заметку, а завтра с утра вас ждут дела в городе, так что удобней будет заночевать здесь.
