знаете…
В этот момент у меня мелькнула ошеломляющая мысль, что Цинтия — очаровательное создание, намного очаровательнее Мэри, которая никогда не говорила мне ничего подобного.
— Итак! — крайне благожелательно подтолкнул я ее, видя, что она колеблется.
— Хочу попросить у вас совета. Я не знаю, что мне делать.
— Что делать?
— Да. Видите ли, тетя Эмили всегда говорила, что она меня обеспечит. Полагаю, она забыла или не думала, что может умереть. Во всяком случае, не обеспечила меня и не оставила на мой счет никаких распоряжений. Теперь я просто не знаю, что мне делать. Как вы думаете, я сразу должна отсюда уехать?
— Господи, конечно, нет! Кавендиши не захотят расстаться с вами. Я в этом уверен.
Цинтия заколебалась, потом какое-то время сидела молча, вырывая траву маленькими руками.
— Миссис Кавендиш захочет от меня избавиться, — произнесла она наконец. — Мэри меня ненавидит.
— Ненавидит? — удивился я.
Цинтия кивнула:
— Да. Не знаю почему, но она меня терпеть не может. И он тоже.
— Ну, тут я точно знаю, что вы не правы, — тепло возразил я. — Напротив, Джон вам очень симпатизирует.
— О да… Джон! Но я не его имела в виду. Я говорю о Лоуренсе. Мне, конечно, безразлично, ненавидит он меня или нет, но все-таки это ужасно, когда тебя никто не любит, верно?
— Цинтия, это не так, они вас любят! Уверен, вы ошибаетесь. Послушайте, и Джон, и мисс Ховард…
Цинтия с мрачным видом кивнула:
— Да, пожалуй, Джону я нравлюсь. И, конечно, Эви. Несмотря на ее грубоватые манеры, она и мухи не обидит. Но вот Лоуренс почти никогда со мной не говорит, а Мэри с трудом заставляет себя быть любезной. Мэри хочет, чтобы Эви осталась, даже упрашивает ее, а меня нет, и я… и я не знаю, что мне делать.
Бедный ребенок вдруг расплакался…
Не знаю, что на меня вдруг нашло? Может, подействовала красота Цинтии и золото ее волос? Или радость от общения с человеком, который явно не мог быть связан с преступлением? А возможно, просто искреннее сочувствие к ее юности и одиночеству? Как бы то ни было, я наклонился вперед и, взяв ее маленькую руку, неловко проговорил:
— Цинтия, выходите за меня замуж!
Совершенно случайно я нашел верное средство от ее слез. Она сразу выпрямилась, отняла руку и резко отрезала:
— Не говорите глупостей!
Мне стало досадно.
— При чем тут глупость? Я прошу вас оказать мне честь и стать моей женой.
К моему полнейшему изумлению, Цинтия неожиданно рассмеялась и назвала меня «милым чудаком».
— Право, это очень славно с вашей стороны, — заявила она, — но на самом деле вы этого не хотите.
— Нет, хочу. У меня есть…
— Неважно, что у вас есть. Вы этого не хотите… и я тоже.
— Ну, это, разумеется, решает дело, — холодно заметил я. — Только не вижу ничего смешного в том, что я сделал вам предложение.
— Да, конечно, — согласилась Цинтия. — И в следующий раз кто-нибудь, может быть, примет ваше предложение. До свидания! Вы очень меня утешили и подняли мне настроение. — И, снова разразившись неудержимым взрывом смеха, она исчезла среди деревьев.
Возвращаясь мысленно к нашему разговору, я нашел его крайне неудовлетворительным.
И вдруг решил пойти в деревню, поискать Бауэрштейна. Должен же кто-нибудь следить за этим типом! В то же время было бы разумным рассеять подозрения, которые могли у него возникнуть. Я вспомнил, что Пуаро всегда полагался на мою дипломатичность.
Я подошел к небольшому дому, в окне которого было выставлено объявление: «Меблированные комнаты». Мне было известно, что доктор Бауэрштейн живет здесь, и я постучал.
Дверь открыла старая женщина.
— Добрый день, — любезно поздоровался я. — Доктор Бауэрштейн у себя?
Она удивленно смотрела на меня:
— Разве вы не слышали?
— Не слышал о чем?
— О нем.
— Что — о нем?
— Его взяли.
— Взяли? Он умер?
— Нет, его взяла полиция.
— Полиция?! — У меня перехватило дыхание. — Вы хотите сказать, что его арестовали?
— Да, вот именно. И…
Я не стал слушать и бросился на поиски Пуаро.
Глава 10
Арест
К моему величайшему неудовольствию, Пуаро не оказалось дома. Старый бельгиец, открывший дверь на мой стук, сообщил, что, по его мнению, Пуаро уехал в Лондон.
Я был ошеломлен. С какой стати он отправился в Лондон? Что Пуаро там делать? Было это внезапное решение или он уже принял его, когда расстался со мной несколько часов назад?
Несколько раздраженный, я снова направился в Стайлз. В отсутствие Пуаро я не знал, как мне дальше действовать. Ожидал ли Пуаро этого ареста? Что послужило его причиной?
Ответить на эти вопросы я не мог и не представлял, как мне вести себя дальше. Должен ли я сообщить об аресте Бауэрштейна остальным? Мне не хотелось признаваться самому себе, но меня тяготила мысль о Мэри Кавендиш. Не будет ли для нее это известие ужасным шоком? Я полностью отбросил прежние свои подозрения. Мэри не могла быть вовлечена в преступление, иначе я уловил бы хоть какой-нибудь намек. Но и скрыть от нее известие об аресте Бауэрштейна не было возможности. Завтра же о нем сообщат во всех газетах. И все-таки я не решался все рассказать. Если бы здесь был Пуаро, я мог бы спросить у него совета. Непонятно, что же заставило его так неожиданно отправиться в Лондон?
Однако мое мнение о проницательности Пуаро невероятно выросло. Если бы не он, мне никогда не пришло бы в голову заподозрить доктора! Да, этот странный, невысокого роста человек определенно очень умен!
Немного поразмыслив, я все-таки счел нужным сообщить Джону об аресте Бауэрштейна. Пусть сам решает, ставить ли об этом в известность всех домочадцев.
Услышав новость, Джон протяжно свистнул:
— Вот это да! Выходит, вы были правы. А я тогда просто не мог этому поверить.
— Да, это кажется странным, пока не привыкнешь к такой мысли и не убедишься, как все подходит. Что же нам теперь делать? Конечно, завтра и так все узнают.
Джон задумался.
— Неважно, — принял он наконец решение, — сейчас мы ничего сообщать не будем. В этом нет надобности. Как говорится, все и так скоро станет известно.
Однако на другой день, встав рано утром и с нетерпением развернув газету, я, к моему величайшему удивлению, не нашел в ней ни слова об аресте! Прочитал колонку с обычным несущественным сообщением об «отравлении в Стайлзе», и ничего больше! Это было совершенно необъяснимо, но я подумал, что Джепп из каких-то своих соображений не хочет, чтобы новость попала на страницы газет.
