Эта мысль больше, чем любая другая, пробуждала противоречивые чувства в ней — дикий ужас и сильное влечение. Она ухватилась за мысль о Стовингтоне, как утопающий хватается за соломинку. По самой сути своего назначения Стовингтон как символ нормальности и разумности противостоял надвигающейся волне темной магии, которую она ощущала вокруг себя. Но Стовингтон оказался пуст; он выглядел как издевательство над раем безопасности, который она придумана себе. Символ нормальности и разумности обернулся пристанищем смерти.
Пока они двигались на запад, подбирая уцелевших, ее надежда на то, что все может каким-нибудь образом закончиться для нее без противостояния, умерла. Она умирала вместе с ростом ее уважения к Ларри. Сейчас он спит с Люси Суонн, но какая разница? Речь шла о ней. Всем остальным снились два разных сна: о темном человеке и старой женщине. Похоже, старуха представляла собой какую-то изначальную силу, точно так же, как темный человек. Старуха была ядром, вокруг которого мало-помалу собирались люди.
Она никогда не снилась Надин.
Ей снился только темный человек. И когда сны остальных неожиданно улетучились столь же необъяснимо, как и появились, ее сны, казалось, напротив, приобрели силу и ясность.
Она знала много такого, чего не знали они. Темного человека звали Рэндалл Флагг. Те на западе, кто противостоял ему или не желал подчиняться, были или распяты, или каким-то образом сведены с ума и посланы бродить по наполненной вонючими испарениями Долине Смерти. Маленькие группы технически образованных людей оставались в Сан-Франциско и Лос-Анджелесе, но это лишь временно; очень скоро они двинутся в Лас-Вегас, куда стекалась большая часть людей. Ему не нужно было торопиться. Лето уже кончалось. Скоро переходы Скалистых гор будут засыпаны снегом, и, хотя есть снегоочистители, чтобы расчистить дороги, не хватит людей, чтобы работать на этих машинах. Будет долгая зима, и времени на создание сообщества предостаточно. А в следующем апреле… или в мае…
Надин лежала в темноте, глядя на небо.
Боулдер был ее последней надеждой. Старуха была ее последней надеждой. Нормальность и разумность, которые она надеялась отыскать в Стовингтоне, она связывала теперь с Боулдером. Они хорошие, думала она, хорошие ребята, и если бы только все могло оказаться так просто для нее, пойманной в эту безумную сеть противоречивых желаний.
Снова и снова, как главная мелодия в оркестре, в ней говорила ее твердая вера в то, что убийство в этом почти умерщвленном мире — тяжелейший грех, а сердце ее твердило, что дело Рэндалла Флагга — смерть. Но, Боже, как же она жаждала его холодного поцелуя — больше, чем хотела поцелуев паренька из средней школы или того, из колледжа… даже больше, к великому ее ужасу, чем поцелуев и объятий Ларри Андервуда.
«Завтра мы будем в Боулдере, — подумала она. — Может быть, тогда я узнаю, закончилось путешествие или…»
Падающая звезда прочертила на небе свой огненный след, и она, как ребенок, загадала желание.
Глава 50
Рассвет начал окрашивать восточную часть небосклона в бледно-розовый цвет. Стю Редман и Глен Бейтман были на полдороге к вершине горы Флагстафф в западном Боулдере, где уступы Скалистых гор высились над гладкими равнинами как доисторические видения. На рассвете Стю подумал, что сосны, раскиданные среди голых и почти отвесных скал, похожи на напрягшиеся жилы высунувшейся из земли руки какого-то великана. Где-то к востоку Надин Кросс наконец погрузилась в беспокойный, чуткий сон.
— Боюсь, днем у меня разболится голова, — сказал Глен. — По-моему, я ни разу со студенческих лет не пьянствовал целую ночь напролет.
— Восход того стоит, — сказал Стю.
— Да. Это прекрасно. Вы когда-нибудь раньше были на Скалистых горах?
— Нет, — покачал головой Стю, — но рад, что я здесь. — Он поднял кувшин с вином и сделал глоток. — У меня тоже будет трещать башка. — Он несколько секунд помолчал, глядя на открывшуюся панораму, а потом повернулся к Глену с ехидной улыбкой. — Что же теперь произойдет?
— Произойдет? — приподнял брови Глен.
— Конечно. Я за этим и притащил вас сюда. Сказал Фрэнни: «Напою его как следует, а потом понаберусь у него ума». Она сказала: «Отлично».
Глен ухмыльнулся.
— Но ведь на дне этой бутылки нет чайных листьев — на чем гадать?
— Листьев нет, по она объяснила мне, чем вы занимались раньше. Социологией. Изучением поведения групп. Так сделайте же несколько научных догадок.
— Посеребри мне ручку, о желающий знать.
— Не беспокойся о серебре, старина. Завтра я отведу тебя в Первый национальный банк Боулдера и дам миллион долларов. Ну так как?
— Стю, серьезно, что ты хочешь знать?
— Наверное, то же самое, что и этот глухой парень, Андрос. Что будет дальше. Не знаю, как это выразить лучше.
— Будет общество, — медленно начал Глен. — Какого типа? Сейчас это сказать невозможно. Сейчас здесь почти четыреста человек. Судя по количеству прибывающих, которых становится с каждым днем все больше и больше, к 1 сентября нас будет около полутора тысяч. К 1 октября — тысячи четыре с половиной и, быть может, тысяч восемь — к тому времени, как выпадет ноябрьский снег и перекроет дороги. Запиши это как предсказание номер один.
К удовольствию Глена, Стю и в самом деле достал из кармана джинсов блокнот и записал все сказанное.
— Мне что-то с трудом верится, — сказал Стю. — Мы протащились через полстраны и не повстречали даже сотни людей.
— Да, но они прибывают, не так ли?
— Да… в час по чайной ложке.
— В час по… чему? — переспросил Глен, ухмыльнувшись.
— По чайной ложке. Так говорила моя мать. Ты будешь издеваться над манерой речи моей старухи?
— Никогда не настанет тот день, когда я утрачу к себе уважение настолько, чтобы издеваться над матерью техасца, Стюарт.
— Что ж, они и впрямь прибывают. Ральф сейчас держит связь с пятью или шестью группами, а значит, к концу недели нас станет около пяти сотен.
Глен снова улыбнулся.
— Да, а Матушка Абагейл сидит прямо там, на его «радиостанции», но не говорит по рации. Боится, что ее ударит током.
— Фрэнни любит эту старуху, — сказал Стю. — Отчасти потому, что та хорошо разбирается в родах, но еще и… Ну просто любит, и все. Понимаешь?
— Да. Почти все испытывают то же самое.
— Восемь тысяч — к зиме, — задумчиво произнес Стю, возвращаясь к первоначальной теме. — Чуть больше или чуть меньше…
— Это простая арифметика. Предположим, грипп унес с собой девяносто девять процентов населения. Может, и меньше, но давай возьмем эту цифру, просто чтобы было, от чего оттолкнуться. Коль скоро грипп оказался смертелен для девяноста девяти, значит, он подмел около двухсот восемнадцати миллионов только в этой стране. — Он глянул на вытянувшееся лицо Стю и мрачно кивнул. — Может, все и не так скверно, но у нас есть все основания предполагать, что эта цифра близка к реальности. По сравнению с этим нацисты просто мелкие хулиганы, а?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
