Портиш остался на платформе и принялся подавать василиски. Испанец перебросил за ремень один василиск через плечо, крякнул от тяжести и взял еще один.
— Любопытно, — проговорил Кирилл, беря в руки оружие, — зачем у василисков сделаны приклады и, тем более, зачем смержам нужны на них ремни?
Он вопросительно посмотрел на Льоша, но тот промолчал, и тогда Кирилл, отойдя в сторону на свободную от бурелома прогалину, принялся долбить раструбом василиска твердую землю.
— Кирилл, что ты там делаешь? — удивленно спросила Лара.
— Могилу рою, — спокойно ответил он. — Надо же Энтони похоронить почеловечески…
Льоша словно ударило. Похоронить Энтони… А Пыхчик? Он подхватил василиск под мышку и зашагал к его останкам.
— Куда ты, Льош? — крикнула ему в спину Лара, но он не обернулся. И тогда кто-то, с треском ломая бурелом и отчаянно сопя, стал вслед за ним продираться сквозь заросли.
Льош не дошел шагов двадцать до места гибели Пыхчика — здесь уже все было затянуто звенящей паутиной, а над останками пучился медузой мутный белесый колпак, сквозь толщу которого были видны страшные кровавые куски, подпрыгивающие и дергающиеся, словно варящиеся в мутном желе.
«Все, что я для тебя могу», — сцепив зубы, подумал Льош и поднял раструб василиска. Он нажал на спуск, и малиновыи звон, источаемый паутиной, тотчас смолк. Медузообразныи комок мелко задрожал, а на его поверхности, в том самом месте, куда был направлен раструб василиска, образовалась небольшая воронка. И все. Льош повел василиском в сторону, воронка переместилась по поверхности белесого колпака, но и только.
3
— Diablo! — чертыхнулся рядом с ним Испанец, и Льош от неожиданности вздрогнул. Он слышал, что за ним кто-то продирался сквозь чащу, но что это, будет Испанец…
— Un momentito, amigo, — бросил Испанец Льошу и сорвал с плеча василиск. По белесому колпаку заструилась вторая воронка, затем, через некоторое время, третья.
Льош опустил василиск.
— Идем, — сказал он, глядя в сторону. — Мы ничего здесь не сделаем, только разрядим василиски.
Он посмотрел на Испанца, стоявшего широко расставив ноги и с трудом удерживающего на локтях два тяжеленных ствола, и положил руку ему на плечо.
— Идем.
Испанец что-то разъяренно прорычал в ответ сквозь сцепленные зубы и отрицательно помотал головой.
Льош вздохнул и, повернувшись, зашагал к драйгеру.
Могилу, неглубокую, сантиметров сорок, уже выкопали, а Портиш соорудил крест — две корявые палки, перевязанные какой-то лианой. Хоронили Энтони молча. Только когда Льош с Кириллом осторожно опускали тело Энтони в могилу, Лара тихо проговорила:
— Что же мы его так, голого… Хоть бы веток подстелить. Микчу, сопя, опустился перед могилой на колени, аккуратно сложил руки Энтони на животе и двумя пальцами закрыл ему глаза. Затем оторвал кусок полы от своей рясы и прикрыл им лицо.
Поставили крест и могилу стали осторожно засыпать землей, И в лесу'вырос могильный холмик. И была тишина. Неземная, без щебетания птиц, шелеста листвы, и даже паутина не звенела. И все стояли вокруг могилы, опустив руки, и молчали. И нечего было сказать. И тогда Микчу снова опустился на колени перед свежезасыпанной могилой, выудил откуда-то из-под рясы замусоленный молитвенник и раскрыл его.
— Domine exeudi vocem meam…[1] — сладким тягучим фимиамом повисла над могилой латинская речь. Казалось, слова не исчезают, а зримо, овеществляясь рукописной вязью, медленно плывут в воздухе, окутывая своей пеленой. Кирилл выпрямился, и взгляд его был устремлен куда-то далеко-далеко, сквозь чащу леса. Лара как-то сразу постарела, осунулась и стала похожа на монахиню в своей длинной гимназической юбке. Она стояла, потупив взор и сложив руки на уди, — наверное, молилась. Портиш сгорбился еще больше, исподлобья уставившись в могильный холм, и было видно, как под бородой у него по щекам ходят желваки. Испанец застыл у изголовья, широко расставив ноги в армейских сапогах и обеими руками опираясь на василиск. Как воин, прощающийся со своим соратником. Пины сгрудились чуть в стороне тесной группкой и молча смотрели на людей.
— Requiem aeternum… — плыло над могилой. — Dona eis Domine…[2]
«Я не знаю, кем ты был на Земле и в какомвеке ты жил, — склонив голову, думал Льош. — Но был ты человеком огромного интеллекта и человеколюбия. И не закрывала твой мозг пелена повиновения необъяснимому и сверхъестественному. Ты мог вникнуть в сущность происходящего и, если даже и не понял, что собой представляют смержи, чего они добиваются, заставляя сутками сидеть в Головомойке и читать подряд все манускрипты твоего времени, начиная с любовных записок, доносов, рецептов придворных знахарей и кончая жизнеописаниями фараонов и трактатами жрецов о сущности суть несуществующего, то ты понял главное: смержи не духи, и не боги, и не демоны. И ты не захотел так жить, просто влачить свое существование в лагере только ради того, чтобы существовать. И, самое главное, ты не захотел, чтобы так жили другие».
— Amen, — заключительным аккордом прокатилось над поляной, и Микчу, закрыв молитвенник, встал с колен. Льош поднял глаза. Все теперь смотрели на него. «Прощай, — вздохнул он. — Sit tibi terra levis…»[3]
— Пошли, — коротко бросил он и, закинув ремень василиска через плечо, зашагал в лес.
Он прошел метров двадцать чуть наискось от того направления, которое указывал нос драйгера, и оглянулся. Неровная цепочка людей и пинов вытянулась за ним.
— Всем идти гуськом только по моим следам! — крикнул он назад, продолжая идти. — Кирилл, будешь замыкающим.
Льош прошел еще немного и, не услышав ответа, остановился.
— Кирилл?
— Сейчас! — услышал он издалека голос Кирилла, и тотчас утробным рыком взревел драйгер и заворочался на месте огромным монстром, круша и ломая деревья.
— Стой! — во всю мощь своих легких заорал Льош. — Не сметь!
Он бросился сквозь чащу наперерез драйгеру. Драйгер развернулся на месте, натужно заревел, приседая на корму, и, подпрыгнув, ринулся в сторону поляны, затянутой звенящей паутиной. Льош увидел, как из седла выпрыгнул Кирилл и, чуть не попав под машину, откатился в кусты, а драйгер, сразу сбавив обороты, медленно вкатился в паутину. Под ним что-то зашипело, поднялся легкий пар, пахнувший жженым металлом, и драйгер стал проседать, словно в болоте. Когда он просел почти до платформы, откуда-то из-под седла стало медленно разгораться фиолетовое свечение. Паутина наконец не выдержала и, потрескивая, как сучья в костре, начала лопаться. Свечение разгоралось все сильнее, и Льош попятился, почувствовав его дурную теплоту.
— Уходить! — закричал он. — Быстро всем уходить отсюда!
Кирилл, прихрамывая, но довольный и улыбающийся, проковылял к нему.
— Как он, а? — спросил он, кивнув в сторону драйгера.
— Мальчишка! — процедил Льош, хотя, в общем-то, понимал его. Он повернулся и зашагал в голову колонны.
Уходили они быстро, насколько позволяли пины, семенившие в середине группы. Вначале Льош повел прямо, словно продолжая путь драйгера, но минут через пятнадцать свернул в сторону и заставил всех карабкаться на высокую и довольно крутую сопку, открывшуюся слева от них. И только перевалив через нее, он позволил себе снизить темп.
«Успели-таки», — облегченно подумал Льош.
И тут сзади что-то негромко ухнуло, и звук, гулким эхом прокатившись по Лесу, обогнул сопку с двух сторон. Цепочка людей и пинов остановилась, и все как по команде повернули головы. Редкие облака за сопкой окрасились в фиолетовый цвет.
«Ну, это нам уже не страшно…» — подумал Льош.
— Чего это там? — спросил Портиш, яростно теребя бороду. — Смержи?
Он вперился взглядом в Льоша. Льош отрицательно покачал головой.
— Драйгер взорвался.
— Чо? — переспросил Микчу в конце цепочки.
— Драйгер наш на небеса вознесся! — доходчиво объяснил Кирилл.
— А?
— Время дорого. Идемте. — Льош мотнул головой и зашагал вниз по склону.
Местность за сопкой была относительно ровной, но сильно заросшей колючим кустарником и хилыми тонкими деревьями с редкими кронами. Льош вел отряд по самой чащобе, далеко обходя небольшие, черные, мертвые с виду болотца и зеленые прогалины с белесыми кочками. Странно, но, кроме смержеподобного паука, никаких других существ, даже насекомых, в лесу не было, хотя отряд еще раз натолкнулся на поляну, где паук переваривал какую-то пищу. Судя по повадкам паука, устраивавшего засаду на прогалинах, а также жуткой мощи его ловчего оружия (несомненно, нити паутины обладали деструкционной способностью — ни один другой инструмент просто не смог бы с такой быстротой разрезать человека на части и тем более справиться с металлом драйгера), в лесу должны были водиться монстры с бронированными панцирями. Но если монстры и существовали, то, очевидно, в виде каких-то бестелесных тварей, поскольку, пробираясь по девственному бурелому леса, следов после себя не оставляли.
