Швырнув утопающим последний спасательный круг, Эдна Тау с радостным улюлюканьем прыгнула в воду прямо в мокасинах. Только теперь Таймири увидала, что внизу барахтаются Папирус и Сэй-Тэнь. Сэй-Тэнь! От такого холода она окоченеет в два счета!
Таймири ничего не оставалось, кроме как последовать за индианкой. Холод в озере сковывал мгновенно. Он набрасывался на тебя, как ополоумевшая швея, и наматывал, наматывал на свое адское веретено тугие сухожилия. Казалось, вот-вот лопнут.
— Ха! Присоединяйся! — залихватски крикнула Сэй-Тэнь. — Водичка в самый раз. Освежает.
Индианка поманила Таймири пальцем, но у той уже стало сводить конечности, а зубы принялись выбивать барабанную дробь.
— К-как вы в таком холоде… — недоговорила она.
— Мы с Эдной Тау закаленные. Правда, Эдна?
— Жировая смазка сохраняет тепло, — поделилась секретом краснокожая.
Таймири взяла досада. Выходит, напрасно она геройствовала и жертвовала своим покоем.
Гораздо раньше индианка рассказала о буром жире предприимчивой Сэй-Тэнь. И подруги, недолго думая, решили испробовать его на себе. Они обмазались жиром из фляжки с ног до головы. Кожа их сделалась глянцевой, а волосы залоснились…
Папирусу перепал спасательный круг, и он поплыл к яхте. А Таймири стала жертвой переохлаждения.
…Ее укрыли пледом. Было тепло и даже жарко. В висках стучала кровь, а глаза, стоило их приоткрыть, невыносимо болели.
— Дайте же ей наконец чаю! — сказал кто-то. Заботливые руки подоткнули под нее одеяло и прикоснулись к щекам.
У изголовья, на табурете, сидела Минорис. Она то и дело меняла компресс и проверяла температуру на старом, поцарапанном градуснике.
— Угораздило же тебя так простудиться! — сочувственно проговорила она.
— А тетя ведь предупреждала… Коварна вода в горах, — пробормотала Таймири. Сделав над собой усилие, она приподнялась на кровати. Принесли жаропонижающее, и в роли доброго доктора выступал сам капитан.
— Вот. Чтобы выпила до дна, — буркнул он. Нет, ему куда больше подошла бы роль злого доктора.
Когда удалился Кэйтайрон, в каюту юркнула Эдна Тау.
— Меня не должны здесь видеть, — коротко шепнула она. — Я пыталась помочь на кухне, но мне не доверяют.
Она проворно достала из-за пазухи какой-то флакончик.
— Моя микстурка быстро поставит тебя на ноги.
— Живая вода? — слабо спросила Таймири.
— Почти, — кивнула та. — А они, представляешь, решили, что это яд!
Испарилась индианка точно так же, как и возникла, — беззвучно. На полу остались только жирные следы от мокасин.
Через три часа после того как Эдна Тау намешала в лекарство свой эликсир, лоб заметно похолодел. Остановилась утомительная гонка мыслей, и Таймири почувствовала себя обновленной. Кто-то расщедрился и отдал ей пахнущую старой одеждой сорочку — с узорами и вышивкой. Наверное, Сэй-Тэнь. Она всегда питала слабость к вышивке.
На цыпочках, точно привидение, Таймири подкралась к двери. Снаружи играли на гитаре.
Остер Кинн пребывал в центре общего внимания и, судя по всему, получал от этого огромное удовольствие. Лихо перебирая аккорды, он сопровождал игру куплетами песенки собственного сочинения:
— Корабль теченьем не снесет,ведь мы на якоре стоим.Погаснет пламя, придет восход -и страхи развеются, словно дым!
От каюты к краю кормы тянулись веревки с мокрой одеждой, а в центре кружка слушателей, шипя и искрясь, горел костер. Верно, затем, чтобы одежда скорее просохла. Сэй-Тэнь, Минорис, Эдна Тау и еще кучка матросов сидели на коленях, хлопали в ладоши и кивали в такт песне. Среди поклонников новоявленного артиста эстрады не обнаружилось только капитана да Папируса.
Папирус был убит горем. Он недоглядел, и его любимая бочка пала жертвой инквизиции. То есть, не совсем пала. Ее разрубили на куски ржавым, затупившимся топором и без зазрения совести бросили в огонь. Остер Кинн весьма убедительно дал капитану понять, что без костра не обойтись, потому как в критические минуты даже крохотный огонек поднимает дух. Тогда Кэйтайрон предоставил в распоряжение вахтенного пемзовую плиту и всю ту рухлядь, что имелась на яхте. То ли по ошибке, то ли с умыслом бочку Папируса тоже списали в расход.
Когда Таймири выскользнула на палубу, Остер Кинн перестал играть и просиял:
— А вот и наша нимфа! — воскликнул он. Та смущенно потупилась. В ночной рубашке до пят она действительно походила на нимфу.
— Не стесняйся, садись к нам, — позвала ее индианка.
Вокруг царило веселье. Кто-то приятельски похлопывал собеседника по плечу. Кто-то, причмокивая, смаковал из кружки пиво. А кто-то с умным видом порол горячку — и остальные над ним потешались. Оранжевые сполохи высвечивали из темноты лица — у кого с улыбкой до ушей, у кого загадочные и отрешенные.
Если бы над массивом пролетала какая-нибудь мудрая и наблюдательная птица, то глубоко в котловине наверняка заметила бы подрагивающее пятнышко света. Яхта по-прежнему находилась лишь в начале пути. Преодолев бурные пороги и покорив дерзкую вершину, она опять оказалась на отправной точке. Таково уж нехитрое правило жизни: после каждого конца обязательно наступает новое начало.
Таймири скромно присела рядом с Сэй-Тэнь.
— Спасибо тебе за рубашку, — тихо сказала она.
— А! Я тут ни при чем! — отмахнулась подруга. — Благодари капитана. У него в сундуке полно ненужной одежды.
— Не стоило ему беспокоиться. У меня и своей навалом. В плайвере.
Таймири задрала голову, надеясь разглядеть на крыше свою машину.
— Не трудись. Плайвер-то того… Сгинул. Я еще утром заметила. Так что теперь мы с тобой сравнялись. У обеих ни сменной одежды, ни припасов, — подытожила Сэй-Тэнь. После вынужденного купания она обмоталась какой-то простыней. (К слову, Эдна Тау тоже была в чем попало).
— Какая жалость! — вздохнула Таймири. — В плайвере лежало столько всего ценного… Постой, а откуда у капитана женская одежда?
— Говорят, — замогильным шепотом поведала индианка, — у него была жена, и он в ней души не чаял. А потом она умерла. И с того дня он бережет ее одежду как воспоминание.
Таймири передернуло.
— Приятного вечера! — пожелал откуда-то из темноты голос Кэйтайрона. Остер Кинн подбодрил пламя, разворошив дрова кочергой, и оно заиграло ярче. — Сегодня у вас заслуженный отдых. Но завтра чтобы все были в форме! Понятно?
— Угу, — уныло прогудел хор матросов.
— А что касается вас двоих, — обратился капитан к Сэй-Тэнь и индианке, — то вот вам мыло и полотенце. Таз с водой уже приготовлен. Марш в трюм да отмойтесь хорошенько! Не хватало еще, чтобы настил покрылся этой гадостью, этим жиром, — буркнул он.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
