Этакий примерный мальчик, наивный и честный. Неужели капитан поверит в мою правдивость? Однако мне не важно, поверит он или не поверит.
— Сколько денег было в пакете?
Если с Тихоном, получателях в Екатеринбургом и Красноярском я осторожничал, то покрывать преследующего нас Пельменя не было желания. Пусть он сам расскажет о Тихоне, я буду в стороне, меня не сочтут стукачом и, соответственно, не замочат.
— Восемь пачек… Подсчитал — всего чуть меньше десяти миллионов…
— Почему не взяли себе все пачки? Кому отдали оставшиеся… деньги, и почему?
Вопросы каверзные — не сразу сообразишь, что ответить. Впрочем, ложь станет правдоподобной, если в нее плеснуть немного правды. Смешать, взбить и полученный коктейль предложить капитану…
— Честно признаться, причина — обычная: боязнь. Все же целое состояние… Взял одну пачку. Куда девать остальные? Не выбрасывать же в урну… Когда вместе с женой…
— Я просил вас не лгать! Любовь Серегина — — вовсе не ваша жена!
И это известно!
— Вы ошибаетесь — жена! Не записанная, не венчанная, но — жена!
— Успокойтесь, я не хотел вас обидеть… Пусть будет жена…
В первый раз вижу смущающихся ментов!
— Когда мы с женой обедали в ресторане, — я подчеркнул слово «жена», — нас обслуживал официант по имени Костя… Хороший парень, услужливый… Уходя, я «забыл» пакет с семью пачками на стуле… Наверное, Костя подобрал.
Капитан долго изучал мою невинную физиономию. Я затаил дыхание. Неужели поверил? Тогда Пельмень останется на свободе… Что они вместе с Владькой сделают с Любашей?
Наконец, следователь огорченно вздохнул, вытащил из ящика стола несколько фотокарточек, разложил их передо мной веером.
— Знакомые есть?
Я пригляделся… Собственно, приглядываться, изучать необходимости не было. На второй фотокарточке слева — масленая, круглая физиономия официанта.
— Вот официант, за столиком которого я оставил деньги… А этот парень в куртке встретил нас на аэродроме… Остальные незнакомы.
Я закончил свою исповедь. Отдышался и снова — в лоб — высказал свою просьбу. В который уже раз. Освободить Любашу. Принять все меры к ее освобождению. Пообещал, после свидания с ней, дать дополнительные показания. По наивности думал, что капитан немедленно ухватится за данное обещание и пошлет всех своих сыщиков в разные концы области…
— Учтем, — равнодушно пообещал следователь. — Постараемся принять меры, — добавил он дежурной фразой, после которой мне стало ясно: Любаша для уголовки ценности не представляет. — Думаю, что ваша помощь следствию будет должным образом оценена в Москве… Спасибо.
— Я могу быть свободным?
— К сожалению, нет. Вы задержаны вместе с преступниками, уличены в распространении фальшивых денег. В Москву отправитесь по этапу.
Глава 7
1
В московском следственном изоляторе меня поместили в «блатную» камеру. В других — до тридцати человек, спят по очереди, в этой — всего пять. Мельком слышал, так содержатся либо стукачи, либо подследственные, родители или друзья которых дали администрации «на лапу».
В стукачи я вроде бы не записывался, родители, уверен, никому взятки не дадут, да и откуда у отца с матерью такие деньги? Кроме того, в памяти застряла занозой одна встреча на пересылке.
Ко мне подошел хмурый дядька с желваками на скулах и со шрамом на лбу. Проскрипел простуженным голосом:
— Отойдем в сторону, базар есть. Пока вертухаи баланду травят, никто не заметит…
Надсмотрщики весело беседовали в стороне, изредка поглядывая на подследственных. Видимо, обсуждали вчерашнее застолье…
Мы отошли в сторону, встали у стены прогулочного дворика. Закурили.
— С воли передали: вякнешь — замочат. Потому — помалкивай. Ежели станет невмоготу, прижмут менты, признайся: нашел деньги. Вина моя — решил не сдавать, пустить в оборот!…
Открыл Америку! Я давно признался о находке в поездном туалете. Будто предвидел сегодняшнюю беседу.
— На понт не беру, не думай. Стукнешь — твоя Любка в наших руках, вволю побалуемся с девкой, пустим на коллективку… После — и тебя, и ее…
Мужик ребром ладони полоснул себя по шее, улыбнулся и отошел в сторону…
Так почему же меня поместили в «блатную» камеру? Уж не свояк ли помог через милицейское начальство?… Позже узнал — точно, он. Услышал о моем прибытии и под давлением Фимкп быстро отыскал пути-лазейки в следственный изолятор…
Камера небольшая, стены оклеены старыми газетами, стекло, перечеркнутое решеткой, запылено — лучи солнца едва пробиваются сквозь толстый слой грязи. Нары — двухэтажные, рассчитанные минимум на десяток «жильцов». Еды полно. Передают то одному, то другому. По-видимому, родственники кооперируются, снабжают с таким расчетом, чтобы мы протянули весь месяц. Законная жратва скудная — если ноги не протянешь, то превратишься в дистрофика.
Единственная радость — книги. Библиотекарша разносит их целыми пачками. Выбирай и наслаждайся вволю, стараясь забыться, выбросить из головы все свои неприятности. И настоящие, и будущие.
Первую неделю мне пришлось превратиться в иждивенца сокамерников. Родителям сообщить не успели, Ольга, если бы даже узнала — не поторопилась бы подкормить попавшего в неволю муженька. И продовольственные, и вещевые передачи — впереди.
— Не дрейфь, браток, — смеялся сосед по нарам, цыган, попавший под следствие за угон частной машины. — Прокормим. Хата у нас дружная, живем табором, друг друга не обижаем… Заявится моя жинка — прикажу притащить коньячку, отметим твое новоселье…
— Как это коньячку? — удивился я. — По правилам передачи| спиртного, наркотиков и других «деликатесов» строго запрещены.
— Правильно, запрещены. Ну и что? Жинка моя баба хитрая, знает тюремные обычаи. Бутылку мне, три — вертухаям… Да что коньяк — она иногда нюхалку приносит. Когда выпросит за башли личное свидание. Я ей — под подол, она нюхалку — в карман… Бедовая у меня жинка, горячая — настоящая цыганка!
Действительно, в один из пасмурных предвесенних дней дежурный надсмотрщик приволок цыгану передачу и хитро ухмыльнулся:
— Зинка тут тебе подарочек передала… Гляди, поосторожней, Тару после мне отдашь… Дошло?
В передаче — две бутылки армянского коньяка, палка копченой колбасы, бананы, апельсины. Целое богатство!
Мы отметили мое новоселье. Дружно, весело. Коньяк заедали бананами и апельсинами. На ужин цыган выложил на стол ветчину, сервелат, тушенку. Продолжили праздник.
Не жизнь — малина. Этак я настолько привыкну к тюремному изобилию, что не захочу выйти на волю! На третий или четвертый день меня отвели к следователю. Опытные соседи камере научили нехитрой науке поведения. Прежде всего, старайся больше молчать. Прикажут: к стенке — выполни, не медли, иначе можешь заработать удар палкой. Откроет конвоир очередную дверь, прикажет: вперед. Руки за спину, не оглядывайся, не торопись. Шагай спокойно. Я в точности следовал этим добрым советам.
В комнате, куда меня привели, за столом — следователь. В штатском костюме, при галстуке. Лицо… Господи, что же это делается!
— Здравствуйте, Николай Иванович… Узнали?
Еще бы не узнать! Вошкин! Вот это встреча! После освобождения Фимки, и ликвидации ее подписки я был уверен, что больше не увижу его.
— Кажется, я превратился в семейного следователя, Сначала — Серафима Ивановна, теперь — вы… Ну что ж, как говорится, от судьбы не уйдешь… Как же такой человек, как вы, ухитрился попасть в неприятную историю? Никогда бы не подумал. Этакий коктейль: фальшивые деньги, поддельный паспорт, дружба с
преступниками… Тут одной статьей УК не ограничиться…
— Никуда я не попадал, Сергей Сергеевич! Обычное стечение обстоятельств. О фальшивках ничего не знал, был уверен — деньги настоящие, Бог мне их дал за все мои муки… Поддельный паспорт? Зацепка, конечно, имеется, но… Силы воли не хватило отказаться, обратиться в милицию… А уж о дружбе с преступниками я и говорить не хочу — элементарная выдумка…
— Разберемся…
— Я уверен, что с вашей помощью удастся доказать мою невиновность. Ведь мы с вами не один день знакомы… Кстати, как поживает ваша легковушка? Достроили ли дачу?
Вошкин покривился. Сочетание завуалированной просьбы о помощи с напоминанием о машине и даче, по-видимому, пришлось ему не по вкусу. Вдруг подследственный разоткровенничается с кем-нибудь другим, дойдет это до начальства — неприятности обеспечены!
По своему обыкновению, Сергей Сергеевич сделал вид, что ничего не слышал. Шалишь, дорогой, теперь я не отстану, ибо моя свобода и дальнейшая жизнь — в твоих руках. Тебе поверят, мне — никогда.
— Как же дела с машиной? Бегает?
— Бегает, — нехотя вымолвил Вошкин и тут же принял сугубо деловой вид. — Приступим к официальностям!
Он придвинул к себе бланк допроса, принялся заполнять шапку… Фамилия, имя, отчество… год рождения… национальность…
