Здесь помещалась душа «Деспардс». Здесь кипели страсти. Кейт кожей ощущала это. За долгие годы стены пропитались надеждой и отчаянием. Здесь она впервые побывала на аукционе. Стоя на стуле в заднем ряду, она видела, как ее отец продал картину Пуссена за невиданную тогда сумму: миллион фунтов стерлингов. Тогда она впервые почувствовала возбуждение: во рту стало сухо, ноги дрожали, сердце колотилось. Потом, если в «Леопарде» бывали действительно крупные аукционы, она всегда приходила посмотреть. Теперь, стоя в просторном зале, Кейт снова вдыхала запах сигар, женских духов, напряженную, волнующую атмосферу аукциона. По коже у нее побежали мурашки.
Она начала подниматься на следующий этаж. Вместо ковра под ее ногами были деревянные ступени, ведущие в помещение, где работали эксперты. Здесь столько раз ставили новые перегородки, что в результате образовалось множество крохотных комнаток, порой без окна, в которых умещались только письменный стол и стул. Они были завалены книгами, бумагами, картонными коробками, возвышавшимися до потолка. Здесь студенты корпели над своими диссертациями, ожидая, пока им позволят продемонстрировать свои познания этажом ниже, под неусыпным оком одного из заведующих отделом, которых насчитывалось больше тридцати. Это были специалисты высочайшего класса, они прекрасно знали английское серебро, европейский фарфор, восточный фарфор, английское и европейское оружие, французскую мебель, английскую мебель и тому подобное — от игрушек и кукол до старинной живописи. Здесь всегда было тихо, лишь иногда приглушенно звучали голоса. Кейт заметила новое приобретение: теперь обширная информация «Деспардс» хранилась в компьютере.
В конце коридора располагалась большая комната, где проходили ежемесячные собрания — так называемые «расследования». На них обсуждались вопросы о том, почему та или иная вещь не достигла резервированной цены, какие меры применить к дилерам, искусственно завышающим цены на торгах, что делать с постоянным клиентом, который в данное время испытывает серьезные финансовые трудности. Кейт подошла к большому столу и огляделась.
«Мадонна» кисти Мемлинга все еще висела над камином, дубовые панели, украшавшие стены, были куплены самим Чарльзом Деспардом на распродаже имущества доминиканского монастыря. На потолке висела люстра из уотерфордского хрусталя. На шелковом китайском ковре в бледно-розовых, темно-голубых и кремовых тонах были вытканы императорские сады и водоемы. Кейт вышла в коридор, неторопливо обошла все комнаты, оттягивая момент, которого страстно ждала и одновременно боялась.
Этажом выше находился кабинет ее отца. Обычно посетители поднимались туда на лифте, но Кейт воспользовалась деревянной лестницей. Пол в холле был застелен ковром, за двойными закрытыми дверями царил покой.
Ролло был прав, подумала она, берясь за дверную ручку: ей нужно один на один встретиться с призраками и похоронить воспоминания.
Первое, что она почувствовала, — знакомый запах, который вернул ее в прошлое, окутав, словно невидимое облако. Дым сигар «Ромео и Джульетта», аромат воска, которым натирали двойной письменный стол отца, и сухих розовых лепестков, хранящихся в изящной китайской вазочке с дырчатой крышкой времен императора Цзяцзина.
Вазочка стояла на мраморной доске камина, там же находился безмятежный нефритовый Будда и селадоновый сосуд для благовоний. Над камином висели картины, которые менялись в зависимости от времени года. Сейчас там висел прелестный натюрморт Ренуара: букет белых лилий в большой бело-синей вазе эпохи Мин.
Письменный стол отца стоял напротив трех высоких окон, завешенных тяжелыми бархатными шторами, глубокий темно-красный цвет которых оттенял рубиновые и голубые тона бессарабского ковра. Между окнами располагались парные столики в стиле Георга III, над каждым из них висело зеркало в позолоченной деревянной раме.
У стены напротив камина красовался японский черный с золотом лакированный шкафчик на подставке из черного дерева. Кейт знала, что внутри отец держал виски, бренди, чудесный старый херес и рюмки. Два больших удобных стула для посетителей — из красного дерева, с готическими узорами на спинке — стояли перед письменным столом, а два других — справа и слева от японского шкафчика. На столе не было бумаг: они лежали у секретарши в смежной комнате. В детстве Кейт секретарем была миссис Хеннесси, пухлая, надутая, как индюк, но очень расторопная. Миссис Хеннесси поздно вышла замуж и так и не смогла расстаться со своей работой.
Кейт долго стояла в дверях, не в силах двинуться с места: прошлое обрушилось на нее, словно лавина. Собравшись с духом, она шагнула вперед и затворила за собой дверь. Затем, сделав глубокий вдох, медленно обошла комнату, дотрагиваясь то до одной, то до другой вещицы, приподнимая их, поглаживая — и вспоминая, вновь чувствуя благоговение, которое испытывала еще ребенком, сидя в отцовском кабинете и дожидаясь, пока он сделает важные телефонные звонки. Тогда она верила: если, приходя в кабинет отца, она не коснется каждой вещи, она не сможет вернуться сюда опять. Теперь ее пальцы вспоминали восхитительную гладкость старого дерева, мягкое тепло мыльного камня, шелковистость слоновой кости. Двенадцать лет назад, когда уход отца заслонил от нее весь мир, она потеряла все. Теперь отец снова был рядом с ней, он глядел на нее с улыбкой, любящий, ласковый — такой, каким она его помнила.
Кейт, словно к алтарю, приблизилась к письменному столу отца. Он был в точности таким, каким она его помнила. Зеленое сукно, поднос с перьевыми ручками — отец никогда не употреблял шариковых ручек, полагая, что они портят почерк, — викторианская чернильница с его любимыми индийскими чернилами; ежедневник в кожаной обложке, всегда зеленого цвета, с отцовскими инициалами в правом верхнем углу. Здесь же стоял китайский увлажнитель из слоновой кости, бронзовая настольная лампа, которая давала мало света, но очень нравилась отцу. Три телефона: один внешний, другой, со множеством кнопок, внутренний и третий, белый, — его частная линия.
Маленькие часы в форме зонтика и сейчас показывали точное время. Кейт взяла их в руки: когда она была маленькой, эти часы завораживали ее. Пока она разглядывала их, другие часы пробили девять. Эти георгианские часы очень нравились Джорджу Хакетту: зеленый лакированный футляр был украшен миниатюрами в китайском стиле. Увы, и эти часы говорили о быстролетном времени. Зайдя с другой стороны, Кейт увидела на столе вещь, которой там раньше не было: фотографию Катрин в плоской серебряной рамке. Отец никогда не держал на своем столе фотографии ее матери.
