них. Теперь пути назад нет, думаю я. План действительно должен сработать. Любой иной исход приведет к ее гневу и моей смерти.
– Он весь день хвастался, как хороша она в постели, – говорит другой сводный брат. Его голос отличается от голоса первого – более низкий, более хриплый. Как у волка.
– Мы хотим убедиться сами, – говорит первый сводный брат. – Хотим увидеть, действительно ли она так хороша, как он говорит. Правда ли, что она может вывернуть мужчину наизнанку.
Девочки с открытыми от ужаса ртами поворачиваются и смотрят на госпожу Ли. Раньше правила были четкие: если клиент уничтожал имущество или каким-либо образом проявлял неуважение к госпоже, он изгонялся на всю жизнь. Эти двое мужчин были недалеки от того, чтобы совершить и то и другое.
Госпожа Ли долго молчит. Затем она машет рукой, и охранники отступают.
– Вы вломились в мой дом и нарушили покой, – говорит она. – Вы напугали моих девочек. А теперь вы хотите иметь со мной дело. Вы понимаете, что это для вас не очень хорошо, джентльмены?
– Может быть, – говорит второй сводный брат. – Но интересно, обрадуются ли твои боссы, узнав, что ты ведешь свой собственный маленький бизнес на стороне и не подчиняешься их приказам. Что мешает нам пойти туда прямо сейчас и рассказать им? Я думаю, они вышвырнут тебя на улицу, или перережут тебе горло, или срежут эти драгоценности с твоих пальцев. – Он плюет на землю у ее ног. – Госпожа, – добавляет он с ухмылкой. – И это тебе еще повезет.
Госпожа Ли молчит. Я вижу, что она прокручивает его слова в голове. Я раздумываю, что она сделает – возьмет ли ее разум верх над ее гордостью.
– Очень хорошо, – наконец говорит она. Тепло в комнате рассеивается. – Отныне она ваша, когда захотите. Благодарю вас за вашу осмотрительность, джентльмены. Это будет наш маленький секрет.
– Постой, постой, – говорит первый сводный брат. – Мы должны осмотреть товар перед покупкой.
– Правильно, – вторит другой брат, потирая руки. – Все эти шлюхи выглядят одинаково. Мы хотим посмотреть на нее вблизи.
Госпожа Ли поворачивается ко мне. Ей не нужно ничего говорить, потому что я уже знаю, что делать. Я иду к двум сводным братьям и Сэмюэлу, все взгляды в комнате сосредоточены на моей спине. С каждым шагом я заставляю себя продолжать идти. Помни, как работают ноги, помни, как дышать. План. Я должна придерживаться плана.
И вот я стою перед ними.
Я вижу, какие у них склизкие губы. Если я вгляжусь, по-настоящему вгляжусь, то увижу в них черты Сэмюэла. Они пялятся на меня, они оба изнывают.
– Итак, – говорит первый брат.
– Ага, – говорит второй брат.
Я начинаю. Вращение, которое я тренировала, застенчивая улыбка и опущенные глаза (оттененные медью), открытая шея. Так, как я практиковалась. Я кружусь и слышу, как два сводных брата тяжело дышат. Я поворачиваюсь и ловлю взгляд госпожи Ли – она крупнее, чем когда-либо, ее щеки порозовели от волнения, но она довольна – снова поворачиваюсь и ловлю взгляд Жемчужины – та полна благоговения, ее рот открыт – снова поворачиваюсь и пытаюсь поймать взгляд Ласточки – она смотрит не на меня, а в пол, потом на охранников, потом снова в пол – и, наконец, я поворачиваюсь в последний раз, ловя взгляд Сэмюэла, и это тот взгляд, которого я ждала за все время. Я киваю.
– Вам… ее… не… получить! – Сэмюэл оживает, толкая первого сводного брата всем своим маленьким, подтянутым телом. Годы разочарования, ярости, печали и изоляции, и все это здесь, сейчас, когда он группируется и устремляется вперед. Эта сила швыряет первого сводного брата в девушек, сбившихся в кучу в дальнем конце комнаты. Он приземляется на них, пригвождая двух к полу. Охранники спешат их освободить.
Но Сэмюэл еще не закончил. Он толкает второго сводного брата, возможно, на этот раз сильнее, наполненный еще большей яростью и отчаянием. На этот раз второй сводный брат приземляется на одного из охранников.
– Сейчас!
Это моя реплика. Сэмюэл хватает меня за руку, и я чувствую, как меня отдергивают назад. Госпожа Ли вскидывает голову и бросается к нам, ее рот сложен в уродливую букву «О». Сводные братья пытаются встать, выпутываясь из рук девушек, а охранники, немые от удивления и без команды от госпожи Ли, не поспевают.
Никто – ни госпожа Ли, ни охранники, ни одна из девушек, не понял: дверь была открыта, когда трое мужчин вломились внутрь, но так и не закрылась. Никто, кроме меня и Сэмюэла. Так мы и планировали. Так мы и победим.
Рука Сэмюэла на моей – единственное, что мне знакомо, единственное, за чем я могу следовать. Он вытаскивает меня за дверь – не знаю, касаются ли ноги земли, – и вот мы выбираемся прочь из борделя, прочь от ужаса, позади слышен девичий вопль, бешеный рев госпожи Ли расщепляет каждую кость в городе.
Под звуки приказов госпожи Ли (Ловите их! Ловите!) из борделя выбегают охранники и преследуют нас. Что-то иное захватило меня – не я, оно заставляет мои ноги держать темп Сэмюэла, заставляет мои руки работать так же мощно, как и его. Мы бежим – летим – по улице, сквозь красные и желтые огни заведений, сквозь звуки музыки и смеха, лязг кастрюль и сковородок, непрекращающийся барабанный бой, и кажется, я слышу, как где-то стучат перетасованные кости маджонга, как они скользят друг по другу. Наши тела управляются некой силой вне нас самих. Я оборачиваюсь и вижу, как охранники пытаются нас догнать, но все медленнее, а мы все быстрее. Магия на нашей стороне.
Люди вокруг в запоздалом удивлении бросаются врассыпную. Сэмюэл знает маршрут, знает, куда ведет. Мы круто сворачиваем в переулки, выбираемся на незнакомые улицы, возвращаемся назад, поворачиваем, поворачиваем, поворачиваем. Я никогда раньше не была на улицах Сан-Франциско и не учла, насколько крутые тут холмы. Мои ноги горят, бедра дряблые, как фарш, и плоть там, где плечо встречается с грудью, протестует, когда руки движутся назад-вперед, назад-вперед. Но мы не останавливаемся. Мы продолжаем бежать. Мы бежим, пока не превращаемся в пустыню, пока наши легкие не обращаются в горячий песок, а в горле не начинает корчиться змея.
И тогда остаемся только мы, наедине со своим дыханием, которое похоже на скрежет. Сэмюэл прижимает палец ко рту, широко раскрыв глаза.
Мы прислушиваемся. К шагам, крикам, звукам ударяющихся о землю тел. Но ничего нет. Тем не менее мы не двигаемся. Мы должны убедиться. Одна минута, потом пять, потом десять. Ничего. Еще минута,
