Выждав, пока начальник станции немного остынет, Иосиф Виссарионович заговорил снова:
— Что в этих постройках?
— Склады. Почти пустые. Контора. Купеческий дом.
— Очень хорошие бревна, — произнес Иосиф Виссарионович. — И близко… Товарищ комендант, берите всю нашу охрану. Приведите сюда сто жителей. И пятьдесят пил достаньте. Постройки разобрать, бревна распилить. За час на одну пилу минимум десять чурбаков. Расколоть пополам — двадцать поленьев. Это уже тысяча поленьев… Товарищ комендант, — голос Сталина звучал жестко и требовательно, — под вашу личную ответственность. Первый эшелон отправить через три часа. Второй — через шесть. И чтобы топливо на паровозах было в оба конца. А пока паровозы в пути, продолжайте готовить дрова. Эшелоны будут идти, даже если понадобится разобрать весь поселок. Вам понятно?
И вот составы, полтора суток простоявшие на станции, казалось, безнадежно застрявшие там, двинулись на юг точно в указанный срок. В самые трудные часы напряженного боя наши стрелки получили вдоволь патронов, загрохотала наша артиллерия, и взбодрилась, поднялась, пошла вперед залежавшаяся пехота.
А сколько их было, подобных «пробок», неурядиц, глупости, саботажа…
После того как Егоров и Сталин возглавили фронт, белые еще продолжали продвигаться вперед: невозможно было сразу погасить инерцию мощной волны, катившейся без задержки от самого Ростова, требовалось к тому же добиться психологического перелома прежде всего у своих бойцов и командиров, свыкшихся с неизбежностью отступления. При Егорове и Сталине белым удалось захватить еще один большой город — Орел. Но успех успеху рознь. Если раньше деникинцы сильными ударами опрокидывали, громили противостоящие им красные войска и затем, гуляючи, шли дальше, до следующего города, до следующего рубежа, то под Орлом они триумфа не достигли. Егоров заранее вывел на север все обозы, тыловые подразделения, резервные части; отправил на переформирование толпы беглецов, отставших от разбитых полков. Наши оборонявшиеся роты, продержавшись на окраинах Орла сколько смогли, отошли вполне организованно и заняли указанные им рубежи.
Егоров твердо знал первейшую суворовскую заповедь, которую часто повторял и Алексей Алексеевич Брусилов: сражение сперва надобно выиграть умом, а потом уж на поле брани. Главная обязанность полководца — думать, причем думать не только за себя, но и за противника, чтобы понять его замыслы, его маневр. Подобный дар имеют немногие. Александр Ильич, к счастью, в полной мере обладал им.
Лучшие силы Деникина, стремившиеся к Москве, были собраны в кулак и быстро двигались на север в узкой полосе, не отдаляясь от железной дороги: распутица кругом, а рельсы надежны. К тому же главную ударную мощь белых составляли бронепоезда и артиллерийские батареи, перевозимые на платформах. По рельсам шло все снабжение с юга. Это и учел Егоров: сие я считаю третьим решающим фактором.
Значит, дробящий кулак — в узкой полосе возле железной дороги. А справа и слева что? В летне-осенних боях отборные деникинские части, офицерские полки значительно поредели. Чтобы не уменьшилась численность войск, белые проводили мобилизацию молодых возрастов в захваченных селах и деревнях. Бывалых солдат, фронтовиков, ненавидевших офицеров еще с германской войны, деникинцы брать опасались, а необстрелянная молодежь, к тому же насильно призванная, — это далеко не самое лучшее пополнение. Так и получилось, что только на острие клинка остались у деникинцев надежные, закаленные части. Они дрались умело, упорно — знали, за что. И совсем другое — полки, прикрывавшие фланги, расширявшие захваченную территорию. Может, их и не назовешь слабыми, но они не шли ни в какое сравнение с опытнейшими, отлично вооруженными подразделениями, составлявшими основу Добровольческой армии.
Деникинцы сразу почувствовали, как изменилась тактика красных. Егоров не искал больших, решающих боев с наступавшей группировкой. Не выгодно было нам: враг-то на главном направлении все еще был сильнее. Однако белые не могли теперь делать большие рывки от города к городу. Стремясь затупить, истощить вражеский клин, Егоров ставил на его пути барьер за барьером. Прибывший из Тулы полк окопался перед полустанком. Дальше, возле станции, — полк калужан. Еще глубже — москвичи; потом — батальоны, быстро сформированные из остатков наших рассеянных дивизий. И теперь каждый километр, каждый населенный пункт деникинцы вынуждены были брать штурмом.
Враг останавливался, развертывал боевые порядки, подтягивал артиллерию, готовил и начинал атаку. Наши, не выдержав натиска, отходили, но возле следующей деревни, станции или возвышенности все повторялось снова. Опять противник вел разведку, выдвигал артиллерию. Развернувшись цепью, белые шли под дождем, по непролазной грязи навстречу нашим пулям. Перебегали, падали, матерясь: мокрые, заляпанные, измученные. И это — раз за разом. Сутки, другие, третьи. А едва ослабевал натиск врага (не железные — надобно и отдохнуть), сразу активизировалась наша пехота, стремясь вернуть утраченные позиции, изматывая белых, не позволяя им, как говорится, ни поспать, ни пожрать. Вымотались деникинцы до ручки, засыпали сидя или даже стоя. Ну и потери у них были заметные, особенно увеличилось число заболевших.
Однако успех операции, по замыслу Егорова, надлежало искать не в центре, а на растянутых и слабых вражеских флангах, в слабозащищенном тылу. Новых войск Александр Ильич почти не имел, но зато принял самые энергичные меры, чтобы разыскать, нацелить на боевые действия остатки наших рассеянных, разбитых частей. По всем дорогам скакали кавалеристы со строгим приказом: кто остался от батальона, от полка, от дивизии — всем немедленно и решительно атаковать на своем участке деникинцев, теснить их, сколько возможно. И выяснилось, что разрозненных, оказавшихся без руководства наших войск на флангах и в тылу противника осталось немало. Получив ориентировку и четкий приказ, они приступили к активным действиям, помогая армиям, которые, по приказу Егорова двинулись вперед правее и левее железной дороги. Армии эти были, конечно, слабоваты, но и противник перед ними не очень силен. Благодаря решительности, требовательности командующего шевельнулись, тронулись, пошли на врага большие массы людей, начали теснить деникинцев на разных направлениях, прорывая, разрушая их тонкие защитные линии, враг вынужден был оттягиваться к железной дороге. Но и там у белых просто не было возможности оборонять каждый участок насыпи на протяжении десятков и сотен верст. То в одном, то в другом месте перерезали ее наши части, перехватывали единственную вражескую артерию.
Перестали подходить с юга эшелоны с боеприпасами, с пополнением. Застряли бронепоезда. Некуда было отправлять раненых и больных. Белые командиры, боясь полного окружения, смотрели теперь не столько вперед, сколько назад, и думали уже не о параде в близкой Москве, а о том, как бы спасти остатки своих войск и себя. Ударная группировка начала пятиться, наши пошли вперед, наступил психологический перелом, и процесс этот продолжал развиваться и ускоряться, особенно после того, как белые оставили Орел.
Это был уже заметный успех, но успех еще шаткий, переменчивый. Главные силы Деникина были целы. Они могли отдохнуть, пополниться, вновь захватить инициативу. Фронтальным наступлением мы лишь оттесняли врага, освобождали территорию, а требовалось другое: разгромить и уничтожить его войска. Вот теперь-то и сказалась еще одна дальняя задумка Егорова.
Вспомним, кто одним из первых в Красной Армии осознал важную роль конницы в маневренной войне, коей являлась война гражданская? Кто заботился о том, чтобы создать у нас крупные кавалерийские соединения и отдал приказ об организации конного корпуса Буденного? И вот теперь этот корпус успешно, даже очень успешно сражался на левом крыле Южфронта, разгромил конницу Мамонтова и Шкуро под Воронежем, шел через Касторную на Новый Оскол. Сокрушающим лезвием вонзился он во вражеский тыл. А с противоположной стороны, на правом — западном крыле нашего фронта, подобную задачу решали червонные казаки начдива Примакова, тоже действующие за спиной деникинцев. И, заглядывая вперед, Егоров увидел, предугадал маневр, который мог решить исход всей кампании. Это — стремительное движение конницы Буденного все глубже в тыл врага, на его важнейшие коммуникации. Движение безостановочное, быстрое, увлекающее за собой медлительную пехоту. Чтобы центр тяжести событий находился там, где это особенно невыгодно противнику. Буденный смел и расчетлив, он сумеет осуществить рискованный замысел, надо только усилить его, добавить войск, возвысить его авторитет. Не развернуть ли Конный корпус в Конную армию? Такого еще не бывало в мировой практике, чтобы создавалась целая армия кавалеристов. Но мало ли чего не бывало прежде, на то она и революция, чтобы творить новое!
