говорил, что твой самогон пить нельзя? Догоню — убью!
Борька петлял между могил, оставляя на кустах обрывки одежды и ошмётки кожи. Вот он споткнулся и покатился кубарем. Приятель набросился на него и стал яростно тыкать ножом в рассыпающуюся грудную клетку.
Сытин выхватил из-за пазухи зеркальце.
— Михей! — заорал он в блеснувшее стекло. — Бегом вокруг кладбища! Сажай чеснок! Весь периметр закрывай. У нас покойники наверх полезли!
— Понял! — пробулькало зеркальце.
К Сытину, хромая и охая, подковыляла низенькая старушенция в длинном, когда-то белом саване.
— Сынок, — попросила она, — дай зеркальце позвонить! Деду напомню, чтобы курятник закрыл. А то я померла, а кур закрыть забыла. А дед у меня безголовый — всех растеряет.
Сытин хотел отпихнуть бабулю, но она силой вырвала у него зеркальце и визгливо закричала прямо в стекло:
— Дед! А дед! Курятник закрой, слышишь? Что? Если белую несушку проипёшь — я тебя с того света достану, понял? Ага. Щи в печке, в чугунке. Поешь там, не сиди всухомятку. К Маньке не ходи — яйца откручу! Что? К Маньке, говорю, не ходи!
Сытин отобрал у старухи зеркальце, нечаянно оторвав ей руку.
Бабуля этого даже не заметила, ворча себе под нос:
— Вот пень старый! Не слышит он! Куда самогон спрятала — услышал. А про Маньку — не слышит!
Она подошла к могиле, на которой лежала грубо вытесанная каменная плита.
— Помоги-ка, сынок, бабушке!
Это ты мне, что ли?
— Тебе говорю, кому же ещё! Помоги бабушке наверх забраться!
Я осторожно подсадил бабку на плиту.
Не рассыпалась бы, бля! Бабка, в смысле, а не плита.
— Немой, ты что творишь?! — заорал Сытин, но было поздно.
Взгромоздившись на постамент, бабуля взмахнула единственной рукой и заверещала:
— Покойнички, дорогие! Последняя возможность у нас повидаться с родными! Доделать то, что не доделали! Отбуцкать тех, кого не отбуцкали! Навалитесь дружно, ломайте забор, пока нас чесноком не окружили! Вон в том углу доски гнилые, я знаю! Их мой дед приколачивал, чтоб ему сдохнуть!
Услышав старушку, зомби дружно бросились в дальний угол кладбища. Деревянный забор затрещал.
— Песдец Старгороду! — потрясённо сказал Сытин. — За ними, Немой!
Мы рванули наперерез зомби.
Сытин на бегу начал швырять молниями. Он поливал с двух рук, благо, промахнуться было невозможно. Покойники столпились возле забора, беспорядочно напирая.
— Навались! Дружно! — голосили они.
Но наваливались вразнобой. Поэтому забор трещал, шатался, но не падал.
Красная и фиолетовая молнии ударили в толпу. Зомби вспыхивали и корчились, оседая на землю. Над кладбищем поплыл дым и отвратительный запах горелого тухлого мяса.
Я вырвал из могилы покосившийся крест и схватил его наперевес. Держитесь, покойнички!
В нас летели камни и комья земли. Один из покойников оторвал голову своему соседу и запустил в мою сторону. Я отбил рычащий снаряд и врезался в толпу.
— По ногам бей! — орал мне Сытин. — Без ног далеко не уползут!
Умно, бля!
Я присел и крутанул крест на уровне коленок. Ноги покойников подламывались с хрустом, словно сухие ветки. Безногие тела валились на песок. Некоторые замирали, другие упрямо ползли в сторону забора.
Меня схватили за штанину. Я отчаянно лягнул ногой, и тут же чьи-то зубы больно вцепились в предплечье. Я выпустил крест и ударом кулака расплющил трухлявый ухмыляющийся череп.
За забором растопырив руки, стоял Михей.
Обниматься собрался, что ли?
Сразу трое зомби набросились на меня. Я сумел подбить ноги одному, второй вспыхнул и сгорел в пламени молнии. А третий повис у меня на шее, сбил с ног и навалился сверху. Из его слюнявого рта тошнотворно воняло гнилью.
— Удавлю! — с ненавистью рычал зомби, шаря скользкими пальцами по моему лицу.
Я двумя руками упёрся в его подбородок и надавил вверх. Шея покойника хрустнула, голова нелепо вывернулась. Мёртвые руки впились отросшими ногтями мне в кожу.
Я закрутил башкой и надавил сильнее. Дряблая шея покойника лопнула, гной потёк прямо мне на лицо.
— Держись, Немой!
Сытин отодрал от меня обезглавленное тело и тут же испепелил его. Я вскочил на ноги, рукавом размазывая по лицу кровь вперемешку с липким гноем.
Забор затрещал и рухнул. Зомби хлынули на свободу.
Не удержали, бля!
Но передние ряды покойников вдруг отшатнулись назад. Над кладбищем раздался звериный вой.
Под ногами покойников зеленела широкая полоса каких-то растений. Я не мог разглядеть в сумерках, что это за херня. Но покойников она сильно пугала.
Они топтались на месте, ревели и завывали. Но бежать не могли.
Один из зомби растолкал товарищей, разбежался и прыгнул. Недолёт! Покойник ипанулся прямо на молодую зелёную поросль, вспыхнул адским пламенем и исчез.
Олимпиец, бля!
— Молодчина Михей! — заорал Сытин. — Успел чеснок вырастить! Теперь не сбегут!
Ипать, чему ты радуешься?!
Я отчаянно дёрнул Сытина за рукав.
— Чего тебе? — удивился он.
Я замычал, показывая на толпу зомби. Они сообразили, что свобода им не светит, и дружно разворачивались в нашу сторону.
— Держи колдунов! — пронзительно завизжала всё та же неугомонная бабка.
— Блядь! — выдохнул Сытин. — Бежим, Немой!
Мы со всех ног рванули к калитке. Толпа зомби, визжа и улюлюкая, бросилась за нами. На бегу они охватывали нас полукольцом.
Не успеем ни хрена!
Я бросился к Сытину и резко толкнул его в бок, показывая рукой на забор. Он понял и вильнул в сторону, перепрыгивая через надгробья. Добежал до ограды, подпрыгнул, повис, подтянулся.
— Давай руку!
Я ухватился за его руку, но пальцы покойников вцепились в мою одежду. Ткань затрещала.
Суки! Кафтан новый совсем!
Перекидываемся, Немой, иначе сожрут к хренам!
В голове щёлкнуло. Я проскочил у покойников между ног и одним движением вспрыгнул на забор. Какая-то дохлая падла ухватила меня за хвост. Я, не останавливаясь, полоснул её когтями и перемахнул через ограду.
В этот момент в Старгороде хрипло закукарекал петух.
За ним — второй.
Третий.
Покойники завопили, повалились на землю и рассыпались кусками гнилого мяса.
Бля!
Сходили родственников навестить!
Мою одежду покойники разорвали в клочья. Уцелели только сапоги.
Я натянул остатки штанов и с грустью оглядел себя. Жопа виднелась сквозь многочисленные дыры. И спереди всё торчало. Ну, не торчало, бля! Но отчётливо выступало.
Красавчик, чо!
Кафтан и рубаху я просто выбросил на хер. Зашивать там было нечего.
Сытин глядел на меня и откровенно ржал.
— Ты настоящий голодранец, Немой! Видно, судьба у тебя такая. Зачем покойников поднял, признавайся? Мне помочь хотел?
Я замотал башкой.
— Не понимаешь? — вздохнул Сытин и сел рядом со мной.
Конечно, не понимаю! Что ещё за обвинения?
— Моё заклинание призывает душу покойника. Душу, а не тело. Разницу понимаешь,
