Ему стало хорошо.
Он остановил машину у первого же ресторана, маленького и уютного, словно бы прячущегося между жилыми домами. Запарковался. Мотор умиротворенно умолк.
Метрдотель - спокойный, солидный, снисходительно-доброжелательный, отвел его к столику - подальше от оркестра, в мягкий полумрак, к столику на двоих. Официант - молодой, улыбающийся парень, не прислуживающий - а словно играющий в услужение, подал винную карту и меню. Поднес массивную зажигалку, когда он раскупорил новую пачку и закурил, принял заказ и ушел - не торопливо, но быстро.
Вначале он утолил голод. Чашка картофельного "деревенского" супа. Молодая телятина с рассыпчатым рисом, острый пахучий соус, бокал красного вина - в меру терпкого, хранящего солнечное тепло. Потом - официант наполнил бокал прежде чем успел об этом подумать, и вновь исчез в отдалении - откинулся на стуле, посмотрел в зал.
Заиграл оркестр - негромко, ласково. Что-то из Тинсли Эллиса. И это было правильно - сейчас он хотел именно блюз…
Потом он увидел девчонку за соседним столом. В простом светлом платье, скорее симпатичную чем красивую - одинокую девчонку, что утопив лицо в ладонях слушала блюз.
Поднявшись - собственное тело сейчас казалось ему мягче, пластичнее, вечернее чем обычно, он подошел к ее столику. Может быть, это шутило с ним вино. А может быть - вечер. Склонив голову он не произнес ни слова - но девочка поднялась, вложила руку ему в ладонь щедрым движением королевы. Он обнял тонкие хрупкие плечи, они закружились в танце - самом простом, который только танцем и можно назвать.
– Все мужчины сволочи, - сказала девочка, запрокидывая голову. Глаза у нее были синие. Глаза юной королевы, которой не требуется быть красивой, чтобы оставаться прекрасной.
– Не все, - сказал он на всякий случай.
Ее плечи дрогнули под его руками - в снисходительном отрицании. Минуту они кружились молча.
– На самом деле я знала, что он не придет, - сообщила девочка. - Позвонил, когда я уже собралась… очень извинялся. Сказал, что столик заказан, что все хорошо… но он не рассчитал время - и уже не успеет приехать. Скорее всего не успеет. Представляешь?
– Это плохо, - сказал он. Не для того, чтобы опорочить незнакомого соперника, а потому и что и впрямь так думал. - Нельзя не рассчитывать время.
– Он всегда такой… - думая о чем-то своем сказала девочка. - А я решила, что сегодня слишком хороший вечер… чтобы быть одной.
– Сегодня очень хороший вечер, - подтвердил он. Не для того, чтобы понравиться незнакомке. Он и впрямь так считал. - Лучший вечер недели.
– Ты кто? - вдруг спросила она.
– Беглец.
– А от кого ты бежишь?
– От… - он осекся. Как объяснить то, что не поддается объяснению? - От смерти, наверное. От себя.
– Тогда ты и есть смерть.
Он покачал головой и улыбнулся.
Оркестр все играл и играл блюзы. Они танцевали под Джона Кэмпбелла, и под Петера Грина. Говорили - о чем придется, и пили вино…
Вторая бутылка кислила. Он поежился, ощутив как давит воротничок рубашки.
Расстегнул верхнюю пуговицу. Оркестр устал и начал фальшивить. Плешивый старичок, сидевший с двумя молодыми девушками, что не мешало ему бросать взгляды и на его собеседницу, заказал оркестру что-то тягучее, полузабытое, давно и заслуженно погребенное. Молодой официант со слащавой улыбкой педераста косился в их сторону совсем уж неодобрительно - ресторан был полон, а они заказывали слишком мало. Чавкали - уже не от аппетита, а по инерции сытые рты, звякали заляпанные жирными пальцами бокалы, люди полусонно таращились друг на друга. И туго, туго бился в висках ускоряющийся метроном…
Он посмотрел на свою тарелку - в месиво из соуса и остатков пищи. Вытер руки, комкая салфетку. Поднял глаза на девочку, сидящую перед ним, и сказал:
– Вечер кончился.
Девочка кивнула. Понимающе.
– Я могу отвезти тебя домой, - предложил он. - У меня машина.
– Хорошо, - легко согласилась она.
Метрдотель - одутловатый, обрюзгший, недовольно принял из его рук купюру, всем видом показывая, что чаевые слишком мелки. Они торопливо вышли из ресторана.
Машина не хотела заводиться. Хрипел, кашлял, постанывал остывший мотор. Было холодно и неуютно. Но девочка сидела спокойно, приоткрыв окно, задумчиво глядя в небо.
– Сколько звезд, - сказала она неожиданно. - Будто мы и не в городе. Ты любишь ездить ночью между городами?
– Да, - признался он, осторожно проворачивая ключ еще раз. Мотор смирился, и заработал ровно и мощно.
– Какая красивая ночь, - сказала девушка. - Удивительная ночь.
Он тоже опустил стекло, вдохнул свежий и чистый, будто после грозы, воздух.
Посмотрел в усыпанное звездами небо. Признался:
– Это самая лучшая ночь месяца. Честное слово.
Машина мягко скользнула на проспект. Пустой, лишь редко-редко проносились навстречу те, кто тоже знал - это лучшая ночь месяца.
– Сейчас вперед и направо, - сказала девушка. - У тебя есть сигарета?
Он открыл одной рукой пачку, протянул ей.
– Спасибо, - будто извиняясь, она добавила: - Я, вообще-то, не курю… А где ты живешь?
– Пока не знаю. Я еще не искал гостиницы.
– Ты можешь переночевать у меня.
Он посмотрел на нее - мимолетно, согласно, но она все-таки уточнила:
– В такую ночь нельзя быть одному. Не подумай, что я всегда… так.
– И мысли такой не было.
Они остановились у здания - высокого, темного, лишь в двух окнах горел свет.
Лифт бесшумно, интеллигентно свел створки дверей, девушка не глядя надавила на кнопку.
Он чуть наклонился, ловя ее губы. Глядя в ее глаза, чуть сощурившиеся, потемневшие, в их густую, глубокую синь. Они целовались долго, а лифт послушно ждал, не закрывая дверцу.
В прихожей она скинула туфельки, и он взял ее на руки - снова найдя губами ее губы. Девушка лишь успела сказать:
– Вперед и налево…
Под ногами был мягкий ковер, на стенах - маленькие акварели, полуоткрытое окно задернуто тюлью. Он опустил ее на кровать, но она осталась сидеть - позволяя раздеть себя. Ночь коснулась их своим дыханием - жаркая, щедрая, осенняя ночь.
Он остановился на миг - пытаясь запомнить именно этот миг, но тонкие пальцы вцепились в плечи, и он вскрикнул, когда лучшая девушка этой ночи стала его - безраздельно.
Ему показалось, что он слышит, как где-то далеко-далеко невидимый метроном застывает, погруженный в липкую патоку; как изгибается, плавясь и падая, неумолимый маятник; как время - беспощадное и бесконечное, взрывается, исчезая навсегда. Лучшая девушка лучшей ночи целовала его губы, и он ловил ее дыхание, сладкое и горячее, вне времени, вне звуков и красок, вне всех миров.
И время умерло - на целую мгновенную вечность.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
