приказал всю зенитную артиллерию флота сосредоточить для прикрытия места маневрирования «Кирова» и лидеров. Генерал Зашихин — тридцатипятилетний крепыш, с небольшой рыжей бородкой и светло-синими отчаянными глазами, выслушав приказ, спросил: «Что делать с теми дивизионами, которые развернуты на прямую наводку против танков? Их тоже стянуть к гавани?» «Да», - отчеканил Трибуц, понимая, что говорит глупость. «Будем уходить?» — поинтересовался Зашихин. Адмирал посмотрел на него пустыми глазами: «Выполняйте приказ!», — и пошел к машине. Где-то в надвигающейся темноте захлебывались зенитки. Со стороны Ласномяэ доносились взрывы мин, пулеметная и ружейная стрельбы. Факелами горели дома в Козе и Пирита. Какой-то человек, стоявший на тротуаре, показал Трибуцу кулак и юркнул в подворотню. Адмирал вжался в сидение, ожидая автоматной очереди из темного зева подворотни. Но ничего не последовало.
Вернувшись к себе, Трибуц позвонил Лауристину и срывающимся голосом заорал на него, что в городе нет никакого порядка, стреляют в спины патрулям, наводят самолеты на корабли, кулаки показывают. Лауристин уставшим голосом пытался возразить: «Не задерживать же каждого, кто зло на тебя косится?» «Всех подозрительных — задерживать, - заорал в ответ Трибуц, - а сигнальщиков, распространителей паники и злостных слухов — расстреливать на месте!»
24 августа 1941, 23:00
Прислонившись спиною к стенке свежевырытого окопа, главстаршина Веретенников тревожно прислушивался к взрывам мин и треску пулеметных и автоматных очередей. Ему казалось, что все это происходит совсем рядом, прямо на их, созданной с грехом пополам, линии обороны. Но никто не отдавал никаких приказов и вообще не тревожил артистов театра КБФ с того самого времени, как мрачноватый майор, критически осмотрев вырытые ими окопы, вздохнул и, уходя, приказал ждать дальнейших распоряжений. Видимо, о них забыли.
Неожиданно снова появился тот самый уже знакомый артистам майор. Казалось, что за это время он еще больше похудел и даже стал меньше ростом. Из окопа навстречу майору выскочил режиссер Пергамент, пытаясь отрапортовать по всем правилам строевого устава. Майор прервал его. «Ведите свою рать в казарму», - устало приказал он. Пергамент неизвестно зачем стал что-то доказывать майору, явно не соглашаясь с полученным приказом. Майор, который, видимо, совершенно не был склонен дискутировать с режиссером на тему о подвиге и долге, оборвал Пергамента, объявив, что это приказ свыше...
Уставшие артисты, сгибаясь под тяжестью винтовок и противогазов, долго брели обратно по темным улицам Таллинна, освещаемым лишь отблесками пожаров. Навстречу попался отряд курсантов училища имени Фрунзе, спешащий на передовую, да пара армейских патрулей. Было уже совсем темно, когда рота артистов добралась до дома №40 по улице Пинк к помещению театра КБФ, где им было приказано разместиться. Пробравшись за кулисы сцены, главстаршина Веретенников забрался на какие-то старые декорации и, смастерив подушку из бушлата и противогаза, мгновенно заснул.
25 августа 1941, 00:05
«Главкому Северо-западным направлением Ворошилову, Наркому ВМФ Кузнецову. Срочно. Совершенно секретно.
Приказание об обороне выполняется, все способные дерутся, все оружие брошено на боевые участки, с кораблей сняты все люди, без которых можно обойтись. Тылы, штабы сокращены, однако, под давлением превосходящих сил противника кольцо вокруг Таллинна сжимается.
Части 10-го стрелкового корпуса несут большие потери. Линия обороны в нескольких местах прорвана. Резервов для ликвидации прорыва нет. Корабли на рейде находятся под обстрелом. На 10 часов вечера 24 августа осуществлен прорыв врага юго-восточнее города с целью отрезать полуостров Вирмси. С юга и юго-запада наступают превосходящие силы противника, под давлением которых части 10-го стрелкового корпуса и полк Сутурина отошли на линию обороны города. Танки врага вошли в лес Нымме. Артиллерия кораблей, береговой обороны, зенитная артиллерия ведут сильный огонь. Гавани, рейд обстреливаются противником. Военный совет, докладывая создавшуюся обстановку, просит Ваших указаний и решения по кораблям, частям 10- го стрелкового корпуса и береговой обороне флота на случай прорыва противника за черту города и отхода наших войск к морю. Посадка на транспорты в этом случае невозможна...
Трибуц, Пантелеев, Смирнов».
Лампочка в помещении штабного блиндажа в Вышгороде, наконец, перестала действовать на нервы своим бесконечным миганием и, вроде, даже стала светить несколько ярче, освещая бледные лица собравшихся в блиндаже адмиралов. Бледные лица, встревоженные, красные от бессонницы глаза, резкие складки вокруг губ. Адмирал Пантелеев машинально отметил, как за эти несколько дней постарели его, еще относительно молодые, коллеги. Ничто так не старит, как страшный груз ответственности, да еще с не менее тяжким грузом безысходности, усиленной отсутствием права принимать самостоятельные решения, диктуемые обстановкой. Даст ли, наконец, главком Северо-западного направления разрешение на эвакуацию, или уже где-то наверху приняли решение пожертвовать флотом во имя каких-то непонятных стратегических замыслов? Но как все это совместить с последней радиограммой наркома ВМФ?
Карта обстановки не вызывала уже никаких иллюзий. Город сможет продержаться хорошо если еще сутки. 254-ая дивизия противника, наступающая вдоль Нарвского шоссе, уже подошла вплотную к городу, 61-ая дивизия вышла на рубеж Раэ-озеро-Юлемисте, 217-ая дивизия заняла Нымме, а штурмовая группа Фридрихса из 291-ой дивизии оседлала шоссе Кейла-Палдиски. Противник перегруппировывает силы и, как сообщила разведка, подтягивает к Таллинну новые батареи тяжелой артиллерии, чтобы с рассвета возобновить наступление. Отрезан полуостров Вирмси. Тягостное молчание после окончательного редактирования радиограммы маршалу Ворошилову несколько затянулось. Было ясно, что никому говорить не хочется, поскольку говорить пока не о чем. Пока все ясно.
Молчание прервал командующий флотом. Машинально то расстегивая, то застегивая крючок на воротнике кителя, он указал собравшимся, что независимо от ответа, который придет из штаба Северо-западного направления, нужно готовиться к эвакуации. Все молча согласились. Отозвать эсминцы «Суровый» и «Артем» из Рижского залива, пока их там еще не утопили. Дать приказ Кронштадту, чтобы тот подготовился к встрече флота. И, конечно, протралить весь маршрут движения, особенно — палец Трибуца уперся в карту — у мыса Юминда-Нина. Судя по сообщениям, именно здесь противник поставил минные заграждения наибольшей плотности. Все присутствующие уже знали последнюю новость о гибели «Энгельса» почти со всем экипажем.
Командующий минной обороной базы, контр-адмирал Ралль, сжал губы, отчего его пожилое лицо стало еще более угрюмым. Бывший офицер Императорского флота, каким-то чудом проскочивший живым через многочисленные всесоюзные, партийные и флотские чистки и даже вышедший из них контр-адмиралом, Ралль научился молчать, но выражение лица у него было такое, как будто он постоянно испытывал зубную боль.
Унаследовав от старых времен внешнюю приветливость и безупречную вежливость, контр-адмирал Ралль в свое время сделал очень много для воспитания новых кадров флота, возглавляя училище имени Фрунзе
