Шин увидел свиноферму, и этот хорошо знакомый вид сильно его успокоил. Он перелез через ограду, нашел копну рисовой соломы и, зарывшись в нее, лег спать.
Следующие два дня Шин шакалил на окраинах Пукчхана, питаясь всем, что мог найти на улицах и в помойных кучах. Он совершенно не представлял, что ему теперь делать и куда идти. Люди на улицах, казалось, не обращали на него ни малейшего внимания. У него болели ноги, он мерз и постоянно хотел есть. Тем не менее он был исполнен восторга и волнения. Он чувствовал себя, как внезапно попавший на Землю инопланетянин.
В грядущие месяцы и годы Шин познакомится со многими достижениями современной цивилизации. Он узнает, что такое видео, блоги и международные авиарейсы. С ним будут работать психотерапевты и специалисты по карьерному росту. Проповедники покажут ему, как молиться Иисусу Христу. Друзья научат чистить зубы, пользоваться банковскими карточками и управляться со смартфоном. Он начнет с утра до ночи читать в Интернете и досконально разберется в политике, истории и географии двух Корей, Китая, Юго-Восточной Азии, Европы и США.
Но все эти знания не смогли изменить его представлений о законах существования большого мира и принципах общения между людьми на воле больше, чем впечатления, полученные в самые первые дни за пределами лагерной ограды.
Шин был потрясен тем, что обычные северокорейцы могут вести нормальную жизнь и заниматься повседневными делами без окриков и указаний охранников. Наблюдая за людьми, которым хватает смелости вместе посмеяться над чем-то на улице, носить одежду ярких цветов или громко торговаться на рынке, Шин все время невольно ждал, что откуда-нибудь появятся военные, изобьют их дубинками и пресекут эти безобразия.
Описывая свои первые дни на свободе, Шин постоянно использует слово «шок».
В тот момент Шин еще не понимал, что КНДР в разгар зимы – место унылое, грязное и мрачное, что живут в ней беднее, чем в Судане, что страна в целом считается в правозащитных кругах самой большой в мире тюрьмой.
Ведь все предшествующие 23 года своей жизни он провел хоть и не за решеткой, но все-таки в клетке, огромной клетке под диктатом людей, повесивших его мать, расстрелявших брата, изуродовавших отца, убивавших беременных женщин, насмерть забивавших детей, учивших его предавать родных и пытавших его огнем.
Он чувствовал себя невообразимо свободным… и, насколько он мог понять, его никто не искал.
Тем не менее он сильно ослабел от голода и, бродя по улицам городка, начал искать пустые дома, в которых можно было бы отдохнуть и найти чего-нибудь съестного. Один такой дом он нашел в конце небольшого переулка. Отодрав виниловое заднее окошко, он забрался внутрь.
На кухне нашлись три плошки вареного риса. Шин понял, что приготовившие еду люди должны скоро вернуться домой. Не решившись поесть и поспать в этом доме, он пересыпал рис в пластиковый пакет и добавил в него несколько ложек соевой пасты из найденной на полке банки.
Обыскав остальные комнаты, он нашел зимние штаны и пару ботинок. Кроме того, в доме обнаружился еще рюкзак и коричневая шинель. Таких теплых вещей, как эта шинель, Шину носить еще не доводилось. Уже собираясь уходить, он открыл еще один кухонный ящик и нашел там пятикилограммовый мешок риса. Он сунул его в рюкзак и выбрался из дома.
Неподалеку от центра Пукчхана его окликнула рыночная торговка. Она спрашивала, нет ли у него в рюкзаке чего-нибудь на продажу. Стараясь не терять самообладания, Шин ответил, что у него есть немного риса. Она предложила ему за рис четыре тысячи северокорейских вон, т. е. приблизительно четыре доллара по курсу черного рынка.
О существовании денег Шин знал от Пака. До встречи с торговкой он только с изумлением наблюдал, как люди используют какие-то кусочки бумаги (он догадался, что это были деньги), чтобы купить продукты и другие товары.
Он, конечно, даже не представлял, справедливой ли ценой за ворованный рис были эти четыре тысячи, но охотно взял их и частично потратил на печенье и пирожки. Положив оставшиеся деньги в карман, он пошагал к выходу из города. Он шел в Китай, да только так и не знал, где его искать.
На дорогах Шин встречал группы попутчиков и подслушивал их разговоры. Эти усталые и изможденные мужчины искали работу, клянчили и воровали продукты, переходили с одного уличного рынка на другой и изо всех сил старались не попадаться на глаза блюстителям порядка. Некоторые из них спрашивали Шина, откуда он родом. Он отвечал, что вырос в Пукчханском уезде (что, в принципе, было правдой), и этого вполне хватало, чтобы удовлетворить их любопытство.
В скором времени Шин понял, что люди в этих группах, как правило, незнакомы друг с другом, но задавать им слишком много вопросов все же опасался, чтобы его не вынудили в свою очередь рассказывать о себе.
Опрос 300 перебежавших в Китай северокорейцев, проведенный в 2004–2005 годах, показал, что в те времена по дорогам КНДР странствовали в основном безработные рабочие и разорившиеся крестьяне. (1) Реже, но все-таки встречались студенты, солдаты, технари и бывшие чиновники. Опрос показал, что чаще всего они снимались с насиженных мест и отправлялись в путь по экономическим причинам, т. е. в надежде найти в Китае работу или привезти оттуда какие-нибудь товары. Жизнь этих людей была чрезвычайно нелегкой, а отношения с властями весьма натянутыми: Почти четверть мужчин и 37 % женщин сказали, что потеряли родственников во время голода. Больше четверти таких странников подвергались в Северной Корее арестам, а 10 % рассказали, что побывали в тюрьмах, где обычным делом были пытки, показательные казни и голод. Больше половины рассказали, что выбраться за пределы КНДР у них получалось, только подкупив чиновников или воспользовавшись помощью контрабандистов.
Шин стал держаться этих странников, разумно посчитав, что путешествовать в компании гораздо безопаснее, чем в одиночку. Он старался во всем походить на встреченных им в пути людей. И это было несложно, потому что внешне они мало отличались от него – такие же бедно одетые, грязные, вонючие и отчаянно голодные люди.
Бродяжничество в КНДР, как в любом другом полицейском государстве, считается практически преступлением. Перемещения из города в город без надлежащим образом оформленного официального разрешения строго-настрого запрещены. Но после прокатившегося по стране голода, обрушившего централизованную плановую экономику и давшего мощный толчок развитию частных рынков, люди перестали обращать внимание на законы, и дороги заполонили вездесущие торговцы контрабандными китайскими товарами. Военных, которые должны были следить за соблюдением законов, стали просто подкупать. И многие из них начали взятками зарабатывать себе на жизнь. В результате любой бродяга, имеющий в кармане некоторое количество денег, вполне мог добраться до Китая, не привлекая к себе лишнего внимания.
Достоверных данных о количествах перешедших на китайскую сторону или мигрирующих внутри Северной Кореи людей не существует. Шансы избежать ареста и успешно перейти границу, судя по всему, меняются изо дня в день. Все зависит от того, когда правительство КНДР в последний раз приказывало усилить охрану границы, серьезно ли Китай настроен на выдворение нелегалов, насколько охотно берут взятки рядовые пограничники и насколько отчаянно стремятся попасть на китайскую сторону перебежчики. Специально для содержания арестованных бродячих торговцев и странников, не сумевших добраться до северной границы и перейти ее по причине нехватки денег на взятки или простого везения, власти КНДР построили еще несколько новых трудовых лагерей.
