В: И Малькольм подписал что-то подобное?
ДТ: Он что-то подписал, да. Я не знаю что там произошло. Совсем ничего не знаю. Я уверен, что ничего не значило, но Сид верил, что значило. Не знаю. И с Сидом было очень трудно работать, в основном из-за героина. И еще он сильно ненавидел Роттена, эта ненависть и привела его к Малькольму.
В: А на чем она была основана?
ДТ: Сид увидел, что Роттен ссучился в Америке. Если взглянуть на этот американский материал, то Сид там единственный, кто взял на себя все безумие, кто делал их больше, чем просто рок-группой. Ммм, я думаю, Роттена это сильно задело и он просто растерялся. И Сид в этом смысле чувствовал себя наследником Роттена, он должен был занять его место. И ему совсем не нравился Роттен. Нет, раньше он ему всегда нравился, но он был сильно не в себе из-за того, что Роттен, а не он, занимает главное место.
Нужно еще добавить, что он был в полном отрыве от какого-либо понимания происходящего — какого хуя здесь все делают — он полностью отъехал от наркотиков. И мм, Нэнси круто взяла его под свой контроль.
Я помню мы вновь и вновь пытались заставить его спеть «Мой Путь» и начать съемки, но это было невозможно. Два дня мы провели на студии, пытаясь, чтобы он открыл рот — он не мог открыть рот. Даже Стив Джонс прилетел ему на помощь. И я, помнится, пришел как-то утром отель, утром после всех этих обломов с ним, и сказал Малькольму — а Малькольм во все это не лез — сказал что Бути, я, Стив занимаемся только Сидом. Малькольм был еще в кровати и когда мы сказали ему это, он очень разозлился и позвонил Сиду в номер и начал с ним разговор такой, знаешь, что ему конец настанет, что он простое ебаный «джанки» и у него нет никакого будущего, если он не может работать вместе со всеми.
И пока он так говорил, Сид передал трубку Нэнси, а Малькольм продолжал говорить все Нэнси, и вдруг дверь комнаты распахнулась ударом ноги — представь себе Брайтон Отель на рю де Риволи и эту комнату в стиле 18 века — и Сид появился в мотоциклетных сапогах, со свастикой па рубашке, он просто прыгнул на Малькольма и стал его бить — тот выскочил из комнаты и побежал по коридору, и эти женщины с бельем кричали: «О, Монсеньер, Монсеньер!» и пытались все остановить. Сид побежал за ним по коридору, Малькольм вскочил в лифт, Сид за ним и начал просто избивать его.
После этого Малькольм уехал домой, он просто сказал: «Вот и все, я ухожу». И оставил нас все доделывать с французской бригадой.
В: И что Сид сильно его избил?
ДТ: Нет, никаких серьезных физических повреждений. Но знаешь, психологически это был очень сильный удар для него, он был подавлен — знаешь, ненависть того парня была нешуточной.
Итак Малькольм отправился домой. И нам не удались даже закончить съемки. И чтобы он спел «Мой путь», нам пришлось для него немного изменить слова, тут Нэнси помогла нам. И он просто обрадовался, когда узнал, что специально для него сделали изменения в песне. Потому что первоначальная идея, может не очень хорошая, была такова: он всю песню поет как Френк Синатра. А Сид говорил: «Я хочу все сделать в стиле Ramones. И компромисс мы нашли такой — вступительный куплет он пел как Синатра, а потом уже в стиле Ramones.
В: А почему Сид так ненавидел Малькольма? Он сам говорил что-то про это?
ДТ: Да, говорил. Его резон был такой — не думаю, что правильный — что он якобы наводнен какими-то рок-н-ролльными традициями, через Нэнси и через Heartbreakers. и что Малькольм его зажимает, не позволяя им играть, не давая им стать рок-н-ролльной группой, чего Сид действительно хотел, я думаю.
И еще он очень разозлился на фильм Расса, потому что тот проигнорировал саму группу. Хотя он и оставался доволен съемками в Париже, потому что знал, что он звезда в этом фильме, и он пытался сыграть как можно лучше, хотя он был достаточно болен, и еще мы все время пытались спрятать его куда-нибудь; мы сначала устанавливали камеры, вытаскивали его, говорили: ты делаешь то-то и то-то, и снова забирали его. Потому что иногда он был в таком состоянии, что запросто мог наброситься на кого-нибудь — у него был с собой нож и он мог напасть на людей.
Мы много снимали его в еврейском квартале, где он расхаживал в майке со свастикой и местные люди от него шарахались, был действительно серьезный антагонизм. Я помню, что он был способен на ужасные вещи.
Вот, и он разлеживался в своей комнате и мы не могли его вытащить оттуда — киношная бригада появлялась обычно в 9 утра, а он вставал только в 12 и лежал, требуя выпивки, и если официантки приносили ему водку и тоник вместо водки и апельсинового сока, он швырялся ими. Все стекла у него были вдребезги разбиты и его выгнали из отеля. Всех нас выгнали из отеля.
И я помню, придя однажды к ним после съемок — все из-за этой Нэнси — я помню как пришел однажды, а она порезала себе вены, кровать вся в крови, она как бы сделала имитацию попытки к самоубийству, чтобы дать понять Сиду, что тот не должен ее бросать даже на несколько часов, даже на время съемок. С ней все было очень странно. И из-за этого все было очень трудно. Когда Малькольм был рядом, полегче все становилось, но все равно очень трудно.
В: А как ты себя чувствовал, работая с Сидом?
ДТ: (пауза) Ну, я думаю, просто (пауза) конечно, временами я думал: все очень плохо, потому что он был болен и просто физически неспособен работать. Мм, но он хотел работать. Знаешь, он был очень... он все время спрашивал: хорошо или нет получилось, я могу еще дубль сделать, он хотел выглядеть как можно лучше и все спрашивал: «Как получилось? Как я там — нормально?» — и все в этом духе.
Но мы устали от всей ситуации в целом, потому что к нам зачастили эти «джанки». Я помню первый день, мы еще не начали ничего снимать, и мы наняли французскую кинобригаду, и там был один французский менеджер, все они с ТВ, и на следующий день я пошел к этому менеджеру и постучал к нему в дверь и там начались поиски какие-то, грохот, звон и кто-то прокричал из-за запертой двери: «Кто там? Кто там? Полиция?» — и все такое. И я ответил: «Нет, это я», и они пустили меня и я заметил, что они наскоро что-то убирают. Но там на матраце лежал парень и у него изо рта стекала струйка рвоты — наркоман такой, завтрашний покойник, и это оказался так называемый менеджер французского ТВ.
И у меня сложилось чувство, что мы окружены наркоманами всех мастей. О том, что Сид в Париже, слухи разнеслись, и «джанки» приходили к нам в отель за деньгами и это, знаешь, нам немного надоело.
Но причина, почему мне все это было интересно, заключалась в том, что я верил — Сид как исполнитель обладает уникальными способностями сделать что-то такое, чего никто кроме него не может сделать, знаешь, я думаю в нем было что-то жуткое. И он отлично спел «Мой Путь».
