Я съехал от госпожи Лады и переехал сюда, потому что спален здесь хоть отбавляй. Когда я уходил, было грустно, и девушки испекли для меня торт, но, по-моему, это к лучшему, что я уехал, хотя госпожа Лада ни разу не брала с меня за проживание, что очень мило с ее стороны, она ведь вдова и у нее так много прекрасных дочерей, все на выданье, их надо ставить на ноги, плюс приданое всем готовь.
А еще я подружился с орангутаном – он постоянно ходит к нам, чтобы узнать, нашли мы его книгу или нет. Шноббс называет его Блохастым Придурком – но это потому, что проиграл ему восемнадцать партий в дуркера, это такая азартная карточная игра, я в нее не играю, я говорил Шноббсу про Акты об Азартных Играх, но он сказал, А не пошел бы ты, что, по-моему, уже есть нарушение Постановлений о Приличиях от 1389 года, но я решил проявить Сдержанность.
Капитан Ваймс заболел, и за ним присматривает госпожа. Шноббс говорит, что у нее Не Все Дома, но сержант Колон возражает, мол, это все оттого, что она живет одна в таком домине с кучей драконов, а на самом деле она – Чистое Золото, и капитан должен быть ей по гроб жизни благодарен, поскольку она Поставит его На Ноги. Лично я никак не возьму в толк, по-моему, капитан вполне прилично держался на ногах, за исключением тех случаев, когда был немного Навеселе. Сегодня утром я ходил прогуляться с Рит и показал ей много интересных образчиков чугунного литья, разбросанных по городу. Она сказала, Жуть как интересно, а потом сказала, что я ничуть не похож на парней, которых она встречала до сих пор. Ваш любящий сын, Моркоу.
P.S. Надеюсь, у Мятки все хорошо».
Он тщательно сложил листок и засунул его в конверт.
– Солнце садится, – заметил сержант Колон.
Моркоу, который как раз в этот момент ставил восковую печать, поднял глаза.
– Значит, скоро ночь, – уточнил Колон.
– Да, сержант.
Колон пробежался пальцами вдоль воротничка. Кожа у него была впечатляюще и похвально розовой. Все утро сержант усердно мылся, но люди по-прежнему предпочитали держаться от него на внушительном расстоянии.
Некоторые рождены, чтобы приказывать. Другие сами добиваются этой возможности. А на третьих необходимость приказывать обрушивается как гром среди ясного неба. Сержант принадлежал к последней категории и был не в восторге от свалившихся на него обязанностей.
Вот-вот должен был наступить момент, когда ему придется сказать, что пора выходить патрулировать улицы. Он не хотел патрулировать. Все, чего ему хотелось, это найти подвальчик поглубже и окопаться там. Но, как говорится, положение обвязывает – если он сейчас за главного, ему придется это сделать.
Нет, его угнетало вовсе не одиночество власти. Перспектива стать зажаренной живьем властью – вот что составляло проблему и угнетало.
Кроме того, он прекрасно понимал, что если в ближайшем будущем они не разузнают что-нибудь о драконе, то патриций будет крайне недоволен.
А патриций бывал весьма демократичным в своем недовольстве. Он находил массу изысканных и довольно-таки болезненных способов, чтобы охватить своим недовольством максимально большое число окружающих его подчиненных. Ответственность, думал сержант, ужасная вещь. И пытки – тоже ужасная штука. Насколько он мог видеть, два эти понятия с угрожающей скоростью двигались в направлении друг друга.
Поэтому он испытал чрезвычайное облегчение, когда к Псевдополис-Ярду подкатил скромный экипаж. Очень старый и видавший виды. Дверцу украшал облезлый герб. На задней дверце масляной краской было выведено краткое и куда более современное изречение: «Я Люблю Драконов».
Из экипажа, передернувшись от боли, вышел капитан Ваймс. Вслед за ним выплыла женщина, известная сержанту под именем Безумная Сибилла Овнец. А замыкал шествие, послушно подпрыгивая на поводке, миниатюрный…
Сержант слишком разнервничался, чтобы отдавать себе отчет в истинных размерах существа.
– Чтоб мне пусто было! Другие в лепешку расшибаются, а этим стоило только из дому выйти, как они тут же его изловили!
Шноббс наконец-то оторвал глаза от карт – капрал все никак не мог понять, что невозможно блефовать с противником, который непрерывно улыбается. Библиотекарь воспользовался моментом, чтобы выудить с низа колоды пару нужных карт.
– Не будь идиотом. Это всего лишь болотный дракончик, – просветил его Шноббс. – А она хороша, эта госпожа Сибилла. Настоящая дамочка.
Колон с Моркоу медленно повернулись к нему. Но объяснять Шноббсу правила приличия было бесполезным занятием.
– И нечего так на меня пялиться, – разгорячился Шноббс. – Настоящую даму я с первого взгляда могу распознать. Она угостила меня чаем, и чашечка была тонюсенькая, точно лист бумажный, а в ней настоящая серебряная ложка, – продолжал он тоном человека, которому посчастливилось перекинуть шаткий мосток через гигантскую социальную пропасть. – И я ВЕРНУЛ ложку, так что хватит на меня таращиться!
– Ага, вот, значит, как ты проводишь свободное от службы время, – хмыкнул Колон.
– Не твоего ума дело, как я его провожу!
– Ты что, в самом деле вернул ложку? – недоверчиво переспросил Моркоу.
– Да, черт побери, вернул! – окончательно раскипятился Шноббс.
– Смирно, ребята, – отдал приказ сержант. При виде капитана Ваймса на него накатила волна облегчения.
Госпожа Овнец и капитан вошли в комнату. С привычным отвращением Ваймс оглядел своих людей.
– Мой взвод, – неразборчиво промямлил он.
– Отличная команда, – похвалила госпожа Овнец. – Строй и дисциплина, все как в старые добрые времена!
– Строй, по крайней мере, есть, – пробормотал Ваймс.
Госпожа Овнец ободряюще улыбнулась. Это вызвало странные телодвижения и шарканье в рядах. Сержант Колон посредством неимоверных усилий ухитрился выпятить грудь дальше живота. Моркоу, вопреки вечной привычке сутулиться, приосанился. Шноббс принялся бравировать военной выправкой: руки к бокам, носки вперед, куриная грудь раздута – казалось, капрал вот-вот оторвется от земли и взлетит.
– Я всегда считала, что мы можем мирно спать в моей постели, зная, что эти мужественные люди стоят на страже нашей безопасности, – произнесла госпожа Овнец, с царственным спокойствием прохаживаясь вдоль строя, словно груженный сокровищами корабль, гонимый легким морским ветерком. – А это кто?
Нелегко орангутану стоять по стойке «смирно». Если тело еще в состоянии кое-как схватить общую идею, то коже это не удается. Однако библиотекарь старался изо всех сил: бесформенный, но исполненный почтения, он замыкал строй, салютуя сложным жестом, выполнимым только в том случае, если у вас рука четырех футов длиной.
– Вольнонаемный, – быстро сориентировался Шноббс. – Морпоркские Человекообразные Силы.
– Весьма ценная инициатива, – одобрила госпожа Овнец. – И давно ты в человекообразных, дружок?
– У-ук.
– Прекрасно, – она повернулась к Ваймсу, который смотрел и не верил своим глазам.
– Это все твоя заслуга, – сказала она. – Отличная команда, прекрасные люди…
– У-ук.
– …И антропоиды, – даже бровью не поведя, добавила госпожа Овнец.
Несколько незабываемых мгновений прекрасные люди и антропоиды чувствовали себя так, как будто только что вернулись из похода, в ходе которого без всякой посторонней помощи завоевали отдаленную провинцию. Они гордо расправили чешуйки, а в зобах у них что-то клокотало – как бы выразилась госпожа Овнец, описывая их состояние, которое, честно говоря, было прямо противоположно типичному для них самочувствию. Даже библиотекарь был польщен и ради такого случая пропустил вольное «дружок» мимо ушей.
Громкий звук чего-то сочащегося и сильный запах заставили всех оглянуться.
Паинька Биндль Камнешлеп с видом глуповатой невинности растопырил крылья над тем, что было не столько пятном на ковре, сколько дырой в полу. Обожженные края курились.
Госпожа Овнец вздохнула.
– Не беспокойтесь, госпожа, – бодрым тоном успокоил ее Шноббс. – Сейчас это уберут.
– Видите ли, с ними такое иной раз случается. От радости, – объяснила она.
– Отличный образчик. Вам очень повезло, госпожа, – продолжал Шноббс, упиваясь новой ролью светского льва.
– Повезло не мне, – ответила она. – Теперь этот дракон принадлежит капитану. Или, может, всем вам. Он будет служить вам в качестве талисмана. Его зовут Паинька Биндль Камнешлеп Щеботанский.
Паинька Биндль Камнешлеп Щеботанский, нимало не смущаясь своего звучного имени, принялся обнюхивать ножку стола.
– Очень смахивает на моего брата Эррола, – сообщил Шноббс, ставя все на козырную карту этакого душки, развеселого городского воробушка. – Такой же востроносый – простите за фамильярность, госпожа.
