Самое страшное, что приходило в голову – убийство было совершено из потерянного пистолета. В таком случае участь не только Андрея Щербакова, но и всей его семьи, мягко говоря, оставляла бы желать лучшего. Милославская всегда старалась придерживаться оптимистических взглядов и веры в удачный исход начатых ею дел, но, тем не менее, она понимала, сколь губительным может оказаться бездействие.
Именно поэтому первое, что Яна планировала сделать, окончательно придя в себя, – позвонить Руденко и рассказать ему об «увиденном», ну и, конечно, о недавно с ней произошедшем. Милославская лежала на кровати с закрытыми глазами. Она не торопилась вставать, поскольку знала, как лучше восстановить утраченные силы. Сегодня после гадания на душе у гадалки было как нельзя хуже. Картины кровавой расправы оставили после себя отвратительный, черный след.
Экстрасенс вообще всегда тяжело переживала подобные видения, так как по силе воздействия на эмоции они были равноценны реальному присутствию на месте событий. Только здесь отвратительное чувство усиливалось еще и практически полным истощением запасов энергии в организме. Поэтому ощущалась двойная тяжесть – физическая и душевная.
Через некоторое время Милославская приоткрыла глаза. Она еще долго лежала так, не двигаясь, только размышляя об увиденном, произошедшем, и строя планы дальнейший действий. Джемма, заметив, что ее хозяйка ничем серьезным не занята, подошла поближе и стала вопрошающе смотреть на нее, как бы пытаясь угадать, чем может угодить настрадавшейся за день Яне. По-видимому, собака была не голода, поскольку в таких случаях взгляд ее обычно бывал другим – умоляющим, а порой и настойчивым. С благодарностью приняв взор, исполненный сочувствия, Милославская погладила Джемму и одобрительно похлопала ее по спине.
– Умница, ты у меня сегодня, как и всегда, – умница! – с какой-то материнской интонацией протянула она.
Овчарка, обрадованная признанием ее очевидных заслуг, энергично завиляла хвостом и залезла передними лапами на кровать, мордой уткнувшись в грудь Яны.
– Ну-ну, это что за безобразие! – полушутя-полусерьезно воскликнула гадалка. – А ну-ка, не расслабляться! Не стоит излишне расслабляться и мне, – добавила она, подумав, и поднялась, чтобы сесть.
Голова немного кружилась, но в целом свое состояние Милославская оценивала, как вполне пригодное для жизни. Она помассировала указательными пальцами виски и протянула руку к телефону. Яна на минуту задумалась, с чего же начать разговор. Эмоции переполняли ее, и, казалось, начав разговор, она не сможет остановиться. Еще бы! Чего только стоит описать все свои чувства, вызыванные дерзким нападением! Потом надо поделиться своими соображениями на этот счет, поспорить с мнением Руденко (сразу прийти к согласию удавалось исключительно редко)! Ну и, естественно, поведать Семену Семенычу о предостерегающем видении. Убедить его в необходимости действовать, основываясь на этой, не слишком правдоподобной, истории, являлось самым трудным. К тому же нельзя было забывать, что разговор – телефонный, и растягивать беседу на длительное время.
Понадеявшись на собственный дар красноречия и умение убеждать, Милославская все же набрала номер домашнего телефона приятеля.
– Алло, – послышался как всегда радушный голос Маргариты Ивановны.
– Маргарита Ивановна, это Яна Борисовна вас опять беспокоит, – виновато протянула гадалка.
– Яночка? – удивилась женщина. – Что-то случилось?
– Нет-нет, – поспешила успокоить Милославская встрепенувшуюся супругу своего друга, потому что та всегда была излишне восприимчивой, чувствительной и эмоциональной. После какого-нибудь волнующего известия, даже того, которое ее абсолютно не касалось, она несколько дней лежала с повышенным давлением. – Пригласите Сему. Я ему кое-что сообщить забыла.
Гадалка кашлянула, потому что она лгала только в исключительных случаях, так сказать, во спасение, и замаскировывать это ей не удавалось. Так же произошло и сейчас.
– Что-то неладное я подозреваю… – хитро протянула Маргарита Ивановна. – Вы забелели Яна? Вы в опасности? Признавайтесь!
– Нет-нет, что вы! – Яна засмеялась, но это у нее вышло как-то неестественно.
– А голос у вас дрожи-ит! – стояла на своем женщина. – Ладно, даю вам вашего Сему! – наконец, уступила она.
Потом послышались протяжные возгласы Маргариты Ивановны, разносящиеся по квартире, и – вслед за ними – отборный мат, обильно льющийся из уст Руденко. Как оказалось, он успел задремать, и настойчивый зов жены заставил его оторваться от самой, наверное, приятной процедуры на свете.
– Яна! Яна! – бурчал он, подходя к телефону. – Сумасшедшая эта Яна, что я еще могу сказать! Поди-ка опять что-нибудь привиделось. Надоели мне эти ее фантазии, черт бы их побрал!
Затем послышался громкий, оглушительный зевок, от которого, казалось, могла разорваться телефонная трубка, и Три Семерки сердито рявкнул:
– Слушаю!
– Сема, готовься, разговор будет долгим и трудным, – настойчиво проговорила Милославская.
– Я-ана Борисовна! Имей совесть! Ночь на дворе, а у нее какие-то разговоры! Все тебе неймется! Сожгу я как-нибудь эти твои картонки дурацкие к той-то матери!
Семен Семеныч изобразил притворные безутешные рыдания человека, попавшего в безвыходное положение, но трубку все-таки не бросал, подсознательно, наверное, чувствуя, что подруга звонит по серьезному поводу. Понимая, что иным способом успокоить гнев Семена Семеныча просто невозможно, Милославская решила сразу выложить ему самое главное.
– На меня совершено нападение, товарищ Руденко!
– Ка-акое еще нападе-ение?… – позевывая, протянул Три Семерки с интонацией, которая подсказывала, что он ни единому слову подруги не верит.
– Обыкновенное! Рослый мужчина, лица которого я не видела, накинулся на меня с железным ломом, и, наверное, ему удалось бы им воспользоваться, если бы не полотенце.
– Какой лом?! Какое полотенце?! – неистово заорал старлей. – Твои видения и раньше были похожи на фантазии сумасшедшего, а сейчас это и вовсе сущий бред!
– Сема-а! Успокойся! – Яна еле-еле перекричала Руденко. – Я говорю о реальных событиях! Стоило мне только войти во двор, как все и произошло!
– Боже мой! Ты меня когда-нибудь с ума сведешь! – Семен Семеныч на минуту задумался, а потом пробурчал: – Ни черта не понимаю!
По-видимому, рядом стояла Маргарита Ивановна, которая докучала и без того озлобленному и озадаченному старлею вопросами, потому что он вдруг возопил:
– Иди-и-и спа-ать!
Милославская уже пожалела о своем звонке приятелю, поскольку не знала, как теперь его успокоить и все-таки ввести в курс дела. Ей тоже пришлось перейти со спокойного тона на крик, и только тогда Руденко начал всерьез прислушиваться к ее словам, ведь Яна Борисовна исключительно редко повышала голос, тем более на столь закадычного друга.
– А теперь слушай меня! – четко выговорила она, когда Руденко, ошарашенный таким нетрадиционным поведением подруги, замолчал.
Милославская стала рассказывать все по порядку, с того момента, как она покинула машину приятеля, до того, как Джемма перепрыгнула забор, и преступник бежал. Семен Семеныч сначала слушал, боясь, что Яна рассердится еще более, потом он понял всю серьезность и подлинность произошедшего и сосредоточенно внимал словам Милославкой, стараясь не упустить ничего важного.
– Ничего себе мультик! – ахнул он, когда гадалка закончила. – Женщину спасает полотенце… Хоть кино снимай!
– Да не полотенце меня спасло, а Джемма! – обиженно возразила Яна.
– Джемма! Джемма! – передразнил Руденко. – Если б он не запутался в этой тряпке, ей пришлось бы выть над твоей проломленной головой!
– И все-та…
– Нет-нет, – перебил подругу Семен Семеныч, – я не собираюсь умалять ее роли в этом эпизоде, но все-таки в данном случае молиться тебе надо именно на полотенце.
Три Семерки задумался и, перебирая пальцами, стучал по столу.
– Так… – наконец, многозначительно произнес он. – Я сейчас приеду.
– Что ты! – искренне возразила гадалка. – Не надо!
– Как не надо?! Ты не понимаешь, в какой ты опасности?
– Не думаю, что он вернется, – Яна вздохнула, – ведь Джемма подняла такой переполох! Если планировалась и вторая попытка убийства, то вряд ли опять во дворе моего дома. К тому же, мой верный пес начеку, да и всевидящее око соседки тоже!
– Но я настаиваю! – сделав особое ударение на последнем слове, протянул Семен Семеныч.
– Но я тоже! – с той же интонацией произнесла Яна. – В этом вопросе точка поставлена.
– Ну давай хоть сотрудника дежурить приставим. Неофициально.
– Я же сказала: точка в этом вопросе поставлена.
– А, ну тебя, вас женщин не переубедишь! – сдался Три Семерки.
– Вот-вот, – обрадовалась гадалка, – тем более у нас есть повод для более целесообразных действий.
