в живых, удалось скрыться в драконьем мире. Но тогда мы не знали, что он драконий, — Гэрхол сделал мрачную паузу, — нам такая мерзость не могла прийти в головы! Только когда нашего друга похитили и пытали серые драконы, мы поняли, что этот мир надо спасать от крылатых тварей.
Я не выдержала и отвела глаза — такой ненавистью горел взор моего собеседника.
— Мы знали, что в этом мире есть ещё кое-кто из нашего, — теперь его голос смягчился. — Ты, Верховная! Но ты была ещё младенцем, и мы терпеливо ждали, пока твой дар пробудится. Наблюдали за тобой в хрустальном шаре Арлида.
Ах, так шар — это очередной артефакт! «Наблюдали»… Как же неприятно это звучало — за мной тайком подсматривали, нисколько не думая, понравилось бы это мне или нет!
— И как только мы почувствовали всплеск твоей магии, так сразу и решили идти к тебе, — продолжал Гэрхол. С величайшим сожалением он добавил: — Знали бы мы, что дракон спасётся и унесёт тебя в горы! Но мы были уверены, что этот ничтожный человечишка Энери справится с заданием.
Я поморщилась, думая, что этому мерзкому жрецу лучше не говорить, кто спас дракона.
— Энери погиб из-за вас. Из-за вашего «задания»! Вы ничуть в этом не раскаиваетесь, правильно? — Я пристально посмотрела в лицо Гэрхолу, и тот хмыкнул:
— Нет. Я побывал в голове Энери — тупое, мелочное, недоброе существо, да ещё и жадное. Такого не жалко было. Слушай дальше, Верховная.
— Слушаю очень внимательно, — и я не преувеличивала.
Гэрхол сел поудобнее и продолжал, поглаживая рукоять своего меча — видимо, чтобы занять чем-то руки:
— На протяжении очень долгих лет в твоём роду появлялись на свет Верховные жрицы. И твоя мать не стала исключением. У неё был такой же замечательный дар, как у тебя, но с младенцем на руках она не смогла бы скрываться от врагов.
Я почувствовала волнение и коснулась талисмана на груди, пытаясь успокоиться. Странное дело — металлические лепестки казались тёплыми, как будто живыми.
— Мы не знаем, почему твоя мать не спаслась. Может быть, её смертельно ранили, и всё, что она успела сделать — это вытолкнуть корзинку с тобой в другой мир, Верховная. Может, ещё что-то случилось… Так или иначе, ты — живая, здоровая, с талисманом — очутилась здесь. И теперь, — Гэрхол опять сделал паузу, на сей раз торжественную, — на тебе лежит священная миссия. Усилить наши магические способности и помочь нам в тайной борьбе против драконов.
Я чуть не расхохоталась, услышав эту нелепицу. Нет, с меня довольно!
— А теперь послушайте вы, Гэрхол, жрец Фэлани или как вас там, — я так резко поднялась на ноги, что он вздрогнул. — Я вам не кукла в театре, чтобы дёргать меня за ниточки. И я сейчас же ухожу. Не смейте меня задерживать! И не пытайтесь причинить мне вред! Я же Верховная жрица, так? А значит, — я била наугад, — могу вас проклясть! И тогда ваша магия вовсе пропадёт!
На лице Гэрхола промелькнуло смятение, и я возликовала. У меня получилось! Получилось напугать его! Только бы уйти и… Я торопливо шагнула к выходу из палатки.
— Роника, — окликнул меня Гэрхол тихим, бесцветным голосом. Впервые жрец назвал моё имя, и теперь уже я ощутила нечто сродни смятению. — Посмотри на меня.
Не в силах сопротивляться, я обернулась и уставилась ему в глаза — глубокие, засасывающие, как чёрные бездны.
— Роника, — донеслось как будто издали. — Роника, Верховная, ты будешь слушаться меня, ты будешь верить всему, что я скажу, ты сделаешь то, что я велю…
Я хотела бежать, но не смогла сделать и шага. А затем мир вокруг закачался и разлетелся на сотни мелких осколков.
III
Я пришла в себя, как от толчка. Лежать было жёстко и неудобно, под головой почему-то не оказалось подушки. Распахнула глаза и с недоумением огляделась — где я? Это не Замок-Артефакт!
— Ты в порядке, Верховная? — прозвучал высокий мужской голос, и воспоминание вспышкой озарило ум. Это Гэрхол! А я, выходит, всё это время пролежала в лагере заговорщиков!
— Что вы со мной сделали? — обескураженно спросила я, садясь на коврике. Гэрхол тотчас подошёл, почтительно опустился на колени, словно во мне воплотилась сама богиня Фэлани, и сплёл свои пальцы с моими. Но смотрел он совсем не так, как взирают на богов! Под его пристальным взглядом я почувствовала себя уязвимой и беспомощной.
— Роника, расскажи, как относится к тебе чудовищный дракон. И как ты относишься к нему. Говори только правду, Верховная, не утаивай ничего.
Талисман у меня на груди слабо засветился.
— Я… доверяю ему, а он мне, — к моему вялому удивлению, слова так и рвались с губ. Сопротивляться я не могла и не хотела. — Между нами — связующая нить.
Брови Гэрхола сошлись на переносице.
— Нить? Ты уверена? В нашем мире, когда драконы были ещё живы, случалось такое, но очень редко.
— Да… уверена. Мы с моим драконом хотим заключить брак. А ещё Дэйн — мой наставник.
— А вот это уже звучит гораздо интереснее, — оживился Гэрхол, не выпуская моих рук. — Чему он тебя обучает?
Я рассказала ему про наши тренировки. Жрец поджал губы, помолчал. И как будто окатил меня ледяной водой с ног до головы:
— А ты понимаешь, Верховная, что дракон не развивает твою силу, а потихоньку экспериментирует над тобой? Делает то же самое, что и серые драконы делали с нашим покойным другом… только по-другому? Мягче, хитрее… а конец будет один?
Я неверяще смотрела на него. Мои губы шевельнулись:
— И каков же будет конец?
Гэрхол тяжело вздохнул и ответил просто и зловеще:
— Смерть. Он изучит твою силу, потом с помощью твоего же талисмана, — жрец указал на металлический цветок, — высосет её и заберёт себе.
— Что? Мой талисман способен на такое?!
— Да. Когда ты достигнешь пика своей силы, — Гэрхол буквально пожирал мою выцветшую голубую ленту глазами, — талисман превратится в полноценный магический артефакт. Пока он работает лишь изредка — вспыхивает и гаснет. Дракон наверняка уже догадался, что это такое и как повернуть его против тебя.
Неужели это правда? Помню, Дэйн заявил, что у него есть план насчёт меня. Дескать, на первом этапе мы будем развивать мою магию, в итоге оказавшуюся антимагией. А что последует за этим, Дэйн никогда не говорил!
Больно. Как же больно. Я вырвала руки из холодных, липких пальцев Гэрхола и стиснула ноющие виски.
— Не хочу верить… не хочу… Дэйн не может… он любит меня, — бессвязно
