Как только Токаревы откупились, меня тут же вызвал к себе Терентьев.
— Ксюша, ты хорошо сработала, но этого оказалось недостаточно.
Петр Олегович привычно развалился в своем огромном кожаном кресле и закинул руки за голову.
— Понимаю.
— Копай дальше. Ты увидела только верхушку айсберга, но далеко не весь айсберг.
— Очень сложно, Петр Олегович. Объект не посвещает меня в дела. Сколько у меня времени?
— Четкого дедлайна нет, но затягивать сильно тоже нельзя. Будем смотреть по ситуации. Месяц-другой еще терпимо. Больше — уже долго.
— Я вас поняла.
Я выхожу из «Росстроя», сажусь в машину и еще долго сижу за рулем, не трогаясь с места. У меня ни идеи, где искать новые доказательства их противозаконных действий. В квартире больше ничего нет, в доме в «Вешенках» везде видеокамеры. В теории я, конечно, могу проникнуть в дом ночью, отрубить камеры, усыпить родителей Ильи и прислугу и обшарить весь особняк, но что-то мне эта идея не нравится. Гипнотизировать Илью я тоже не хочу. Если не получится, то спалюсь по полной.
Ну и что мне теперь делать?
Черт, это даже сложнее, чем в разведке. Там обычно уже заранее известно, где и что нужно искать. Требуется только проникнуть на место, завладеть объектом и вовремя свалить, пока не поймали. Здесь же: ищи то не знаю что, иди туда не знаю куда.
Ну и Илья далеко не дурак, чтобы хранить доказательства вывода капитала за рубеж дома или в каком-нибудь другом легкодоступном месте. В квартире у него только сметы и взаиморасчеты с подрядчиками, которые и так предоставлялись во все органы, просто никто не пробивал подлинность цифр. А сейчас мне нужно найти действительно секретные документы.
Ладно, буду действовать по ситуации. Время еще есть.
Повеселевший Илья стал задаривать меня букетами и различными приятными сюрпризами в виде дизайнерских сумочек, туфелек и ювелирных украшений. И если цветы я принимаю от него спокойно, то остальные подарки со скрипом. Мне почему-то вдруг дико неудобно и стыдно их брать.
Меня саму это очень удивляет, раньше я без проблем принимала от мужчин подарки. Более того — по всем правилам я ни в коем случае не могу отказаться от сюрприза клиента. Наоборот, я должна радоваться, как собачонка, безмерно его благодарить, усыплять тем самым его бдительность и доставать нужную информацию.
Но когда Илья во время нашего романтического ужина при свечах дома достал откуда-то из закромов колье с бриллиантами, я сначала потеряла дар речи, а потом наотрез отказалась его принимать. Это далеко не первый случай в моей жизни, когда мне дарят бриллианты, но первый, когда я не могу их принять. Вот не могу и все. Не знаю, почему.
— Илья, ты сошел с ума. Я не приму такой дорогой подарок. Убери немедленно. — Я категорично отодвигаю коробочку с колье обратно к нему.
— Милая, ну почему? Я хочу тебя радовать…
— Ты и так меня радуешь, это лишнее. Я не приму, Илья.
Ток закатывает к потолку глаза.
— Ксюша, я хочу дарить тебе подарки.
— Но не такие сумасшедшие! Я не буду принимать от тебя бриллианты. Это же Tiffany!
— Да…
— И сколько миллионов стоит это колье?
— Это не важно.
Я качаю головой.
— Нет, Илья. Я не приму такой дорогой подарок. Это сумасшествие. Верни его в магазин.
— Ксюша, его уже не примут обратно, так что у тебя нет выбора.
— Тогда подари своей маме. Но не мне, девушке, которую ты знаешь пару месяцев.
— Вообще-то я тебя знаю не пару месяцев, а всю свою жизнь. И ты не просто какая-то девушка, а моя будущая жена и мать моих будущих детей!
Его слова больно резанули по сердцу. Я застыла, смотрю на него и даже не шевелюсь. Я прихожу в себя, только когда чувствую, как глаза наливаются слезами. Поспешно отворачиваюсь от Тока, беру бокал вина, делаю большой глоток, чтобы проглотить образовавшийся в горле ком, затем заедаю виноградом. Слезы вроде бы унять удалось, вот только руки продолжают предательски дрожать.
Илья тяжело вздыхает и отшвыривает коробочку с колье в сторону.
— Только для тебя, Ксюша, подарок может быть проблемой! Другие девушки принимают сюрпризы без проблем.
— Ну и дари другим девушкам.
— Представь себе, раньше дарил! — Плюется ядом. — И ни одна не возмущалась!
Его слова больно резанули во второй раз.
— Кому ты дарил? — Спрашиваю почему-то хриплым голосом и со всей силы цепляюсь руками за столешницу, ломая об нее ногти.
— Ну каким-то своим бывшим дарил. Не помню уже.
— Ты же говорил, что у тебя не было серьезных отношений.
— Таких, как с тобой, не было. Но отношения были.
— И ты дарил им бриллианты?
— Да, дарил. А что? Я вообще-то не жадный, если ты еще этого не заметила.
— Ну вот и подари тогда это колье какой-нибудь своей бывшей девице! — Срываюсь на крик. — Уверена, она обрадуется!
Я уже совсем себя не контролирую, потому что со всей силы швыряю бокал с вином куда-то в сторону и вылетаю пулей из кухни. Забегаю в ванную, закрываюсь на замок, врубаю в раковине воду и просто начинаю рыдать, согнувшись вдвое.
Я не знаю, почему я плачу. Потому что я никогда не буду чьей-то женой и матерью чьих-то детей? Или потому что я не буду женой именно Ильи и матерью именно его детей? Или потому что Илья дарил другим девушкам дорогие подарки? Или я плачу из-за всего вместе?
Почему меня вообще вдруг беспокоит факт других девушек у Ильи?
Я опускаюсь на пол у раковины и кладу голову на колени, продолжая сильно всхлипывать. Мне кажется, я кожей чувствую, как Илья мнется у двери и не решается постучать. Но я не хочу его сейчас видеть, не хочу с ним разговаривать.
Я благодарна Току за то, что он не все-таки стал ко мне вламываться. Где-то минут через сорок я успокоилась, приняла контрастный душ и, завернувшись в полотенце, пошла в спальню. Легла на кровать, слегка прикрылась покрывалом и уставилась в окно. Хоть уже и середина апреля, но еще прохладно, и небо затянуто тучами.
Илья вошел в спальню и аккуратно присел на кровать.
— Ксюш, ну что за истерики? — тихо спрашивает через какое-то время.
Я ему не отвечаю, потому что чувствую, как в горле снова образовывается ком. Пытаюсь быстро его сглотнуть. Ток тяжело вздыхает, ложится сзади и обнимает меня одной рукой. Другой рукой он приподнимается на локте и смотрит на мое лицо сверху вниз.
— Тебе не кажется, что это был скандал на пустом месте?
Я продолжаю молчать, поэтому Ток поворачивает меня к себе. У меня нет сил сопротивляться, так что я легко повинуюсь, но все же смотрю не на него, а в сторону. Илья это замечает, поэтому берет ладонью мое лицо и направляет его на себя.
— Милая моя, в чем дело?
Я опускаю свинцовые веки. У меня нет сил смотреть в его глаза. Илья вздыхает, склоняется к моему лицу и начинает мягко его целовать, запуская ладонь в мои влажные волосы.
— Любимая… — шепчет едва слышно.
— Скольких девушек ты так называл? — Этот вопрос сам срывается с языка. И у меня нет объяснений, почему.
Илья замирает. Опускается лбом на мой висок и шумно выдыхает.
— Ксюша, ты меня ревнуешь что ли?
— Просто ответь на мой вопрос.
— Сначала ты на мой.
— Я первая спросила.
Я не вижу сейчас его лица, но чувствую, что он развел губы в небольшой улыбке.
— Нисколько. Ты единственная, кого я так называл за все 30 лет своей жизни. Потому что я никогда никого не любил до тебя.
— Не правда. Ты любил Селезневу, — мой голос предательски дрожит, и я ненавижу его за это. И себя тоже ненавижу.
— Нет, я не любил ее, — говорит, помедлив какое-то время. — То, что я испытывал к ней, и близко не похоже на то, что я испытываю к тебе.
— И что же ты тогда испытывал к Яне, раз так убивался по ней до самого конца школы? — Яд льется из меня рекой. Мне это не нравится, но все, что сейчас происходит, сильнее меня. Я не могу это контролировать. Мои эмоции больше не подчиняются моему мозгу.
