И сказал Бог:
- Чистых и спорных людей мы забрали. Мы всегда утверждали, что выбор - на стороне людей и мы не имеем права принимать решение за них. Но побеждать стали худшие. Клетка смерти в них становится почти необоримой. Ты, Будда, самый равнодушный, потому среди твоих детей больше всего чистых, но и больше всего ленивых. Они не творят зла, но добра от них нет тоже. Добро - это не просто любовь, это желание строить, улучшать мир. И себя в первую очередь. Ты, Аллах, самый молодой. Ты хуже всех умеешь отличать добро от зла, ты доверчив и наивен. Твой Коран, который, я вижу, ты правишь, красив и поэтичен, но умный и глупый прочтут его по-разному. Ты запутываешь людей неточностью мысли. А наши книги должны быть ясны, как солнце на небе.
- Но это у тебя первым убийцей был Каин. Это он убил Авеля, - сказал Христос. - А мог и не убить. Разве не тобой сказано: если правая рука тебя соблазняет, отсеки ее.
- Каин - завистник, - ответил Он.
- Но где же логика? - вскричал Христос. - Оставлен-то завистник, а праведник убит.
Бог молчал. Он помнил братьев. И конечно, мог вмешаться. Но, может, именно тогда он понял всю необходимость права выбора, данного им человеку, и положился на это право. В случае с Евой был просто гнев на непослушание. И он изгнал перволюдей. Но нельзя же было гнать и проклинать каждого заблуждающегося. Человек обязан сам отличать добро от зла и знать, чего сто?ит он в своих мыслях и чувствах. Он не разрешил казнить Каина. Он оставил людям выбор. Он оставил им право на «да» и «нет». Иначе было нельзя. Для покорности и послушания были овцы.
- Земля, - пробурчал Будда, - все равно рано или поздно задохнется от зависти. Тогда зачем кого-то спасать сейчас? Ты разве не знаешь, как завидуют люди деньгам, славе, красоте? Меньше всего завидуют уму.
- А это, кстати, хороший признак, - сказал Моисей. - Независть уму как раз и говорит о том, что у человека осталось еще осознание собственного разума, независимого от других. И когда речь идет о достоинстве собственного ума, он не может из зависти пасть, как падает завистник, когда радуется сгоревшему дому соседа.
- Ты давно общался со своим народом? - засмеялся Аллах. - Они первые завистники чужому уму.
- Ложь, - ответил Моисей. - В них много накопилось греха, но ум их горд и свободен.
Христу не хотелось вмешиваться в разговор. Он отвечал за спасение «чистых» и экологию предназначенной для людей планеты в созвездии Змееносца, где надо было слегка снизить концентрацию озона в атмосфере до уровня, к которому привыкли земляне. Но разговора было не избежать.
- Ты мой сын, Иисус, - услышал он. - На тебя возлагал я самые большие надежды. Но ты долго был человеком. Тридцать три земных года - это целая жизнь, и естественно, что ты всегда оставался на стороне людей. Ты прощал убийц, ты не останавливал войны, ты взял на себя слишком много человеческого греха, и груз оказался непомерен. При таком грузе легко ослабеть. И ты ослабел, сын мой, тебе предстоит огромный труд, чтобы снова стать больше Богом, нежели человеком, который уничтожает сейчас сам себя. И все мы в этом почти бессильны.
- Я не бессилен, - сказал Моисей. - Я дал им знание, значит, они были предупреждены.
- Но именно твой народ за всю историю потерял больше других, значит, не все знал? Значит, предупреждены были не все? Ты забыл им сказать, что быть избранным народом не привилегия, а тяжелый долг. Твой народ заносчив, Моисей. И корыстолюбив. Это дурные свойства. И чистых среди твоих, увы, не больше, чем у других.
- Надо дать возможность людям забрать животных, - заявил Будда. - Я с этим сюда шел, но вы сбили меня с мысли.
- Планета, куда они переселяются, полна животными, - ответил Моисей.
- О чем ты? - сказал Будда. - Я о тех, кто доверчиво жил вместе с человеком и, может, единственных, кто не видел в нем зла и тем охранял от него. Домашние кошки, собаки, птицы, хомячки… Все они - врачеватели больного человечества.
- Он прав, - услышали боги Его.
- В Марокко, - обронил Аллах, - самка мула принесла детеныша. Это четвертый раз за все время существования человечества. Каждый такой случай означал, что на Землю идет большая беда.
- А то мы не знаем сами, - сказал Христос. - Потому и сидим. Потому и готовим место для переселения.
А потом Боги играли в нарды. И гусеница успокоилась на палочке, красивая такая, изумрудная, с высокими ушками-антеннами. Она еще не знала, что скорее всего именно ей придется вернуться на мертвую Землю и начинать все сначала, чтоб прошли тысячелетия тысячелетий, пока оживет Земля, и пустит корни, и появится высокий красивый мужчина, и оплодотворит мышь, которая слижет с его пениса, когда он будет спать, сладкую сперму. Потом он оплодотворит деревья, реки, и Земля станет живой.
И тут раздался легкий шелест. Так вкрадчиво ходил только один из всех. Вельзевул. Ему не позволялось приближаться. Но не тот был момент, и он вошел открыто и нагло.
- Опаздываете, мальчики, - сказал он (он был вульгарен во всем: в обращении, в одежде, в манере появляться не вовремя с видом главного гостя). - Я насчет быстроты вашего ума. Один умелец уже сообразил, как уничтожить Землю. Дивный, скажу вам, эксперимент. Сам видел. Земля погибнет раз и навсегда. И я в этот раз к этому делу отношения не имел. Но смотреть смотрел. Я туповат по части массовых убийств. Мне это скучно. А это, как они там говорят, чмо спалило город с целой свадьбой. Земля превратилась в клейкую массу, на которую нельзя ступить.
- Найти немедленно выход, - сказал Он.
- Ах ты, Боже мой! - засмеялся Вельзевул. - А зачем я там был? Вот он, умелец, - и он бросил им под ноги корявого безногого мужичонку-пиротехника.
- Тоже мне, напугал, - сказал мужичонка. - Не дал, гад, довести дело до конца.
- Ты как это сделал? - спросил Христос.
Безногий смотрел на него долго, у него даже заслезились глаза. Но это были не слезы умиления, это было последствие ранений, операций, пыток и прочих замечательных признаков прожитой жизни.
- Вы, не знаю, как вас называть, я никогда в вас не верил, сидите тут, а люди людей в клочья рвут, голодом морят, а вы как бы не виноватые, боги долбаные. А ты, - и он ткнул пальцем в Христа, - отвечай мне, дядька Христос! Сколько ты сможешь еще нести на себе человеческой мерзости? Или это брехня все - про твой непосильный груз? Может, пора его скинуть с плеч, пусть сами, говнюки, за себя отвечают?
- Твой аппаратик на чем работал? - спросил Христос, как бы не слыша обвинений.
- Озончиком балуюсь, - сказал мужик, - им, родимым.
- Тогда пошли, - сказал Христос. - Ты-то мне и нужен. На Змееносце проблемы с озоном.
Мужик хотел сказать, мол, сам иди, а мне нечем, но у него уже были ноги. И оба быстро исчезли.
- Этот парень действительно может помочь, - сказал Будда. - В прошлой жизни он был племянником Авиценны.
- Но он в гневе. Он может уничтожить и планету в Змееносце, - сказал Аллах. - Куда тогда девать людей?
- Вот у него и спроси, - сказал Будда, - у Создателя.
- Люди теряют себя оттого, что не находят дело творения. Только творчество спасает души. Он творец. Просто оказался не в своем времени. Он попал на Землю в черный час ее умирания, когда смыслом жизни стала смерть.
- Как его имя, интересно? - тихо сказал Моисей. - Чьих он кровей?
- Не ваших, - фыркнул Вельзевул. - Он из Ибн Синов. Потом стал чудью. Был финном. Стал русским. Воевал. Русский же танк, уже в другой, четвертой или пятой войне, в Афгане, раздавил ему ноги. Стал пленным калекой. Потом уже в России ходил под себя в интернатах. Приятель украл для него коляску. А калека вырастил мечту жизни - уничтожить страну-убийцу. Свадьба одного недоумка была генеральной репетицией.
- Ноги я ему дал, - гордо сказал Моисей.
- Да видели! Кто же еще, кроме тебя, такой проворный старик? - засмеялся Вельзевул. - Змееносец будет в порядке… А у Христа на душе будет еще один грех - за спаленную свадьбу, за невинно убиенных.
- Не тебе говорить! - загремел голос.
- Грешен, батюшка, грешен, - заюродствовал Вельзевул. - Прелюбодеяние, многоженство, мужеложство, табакокурение, пьянство, воровство, картежничество, жульничества всех мастей - это моих рук дело. Но я не убийца. Не побуждал, не провоцировал. Зло убийства - от самих людей, теперь и земная наука это знает. Мальчишка из России открыл-таки клетку Лилит. Зачем ты слепил человека в последний день, Бог? Ты потратил силы на природу, это - да, тут ты оказался всесилен, это у тебя получилось. Но кто же на конец недели откладывает самое важное? Даже рыб ты сделал раньше людей. А на человека у тебя сил не хватило. Черную клетку проглядел. Усталый, старый, глаза слипались. А свалил все на меня, я же и близко к первосозданию не подходил. Сына твоего, между прочим, заваленного камнями, я из смертной пещеры вынес, а ты даже спасибо не сказал. Я тебя любил, а ты сделал меня врагом. Ты любил сына и отдал его на казнь. Ты помнишь Лилит? Как, изгнанная тобой, она стала дьяволицей, как убивала младенцев, как потрошила женщин, как изменяла свой облик? Рожденные от нее изначально были убийцами. Ну, а теперь помножь их число на время воспроизведения чудовищ. На всем человечестве - черные метки. Вот они и грызут друг другу глотки, люди. А в церковь ходят, чтобы украсить Тебя цветами. Целуют Тебе ноги. Льстят Тебе и лгут. А старая ведьма хихикает из своего грота над изуверским ханжеством ничтожных человеков.
