сливаясь во что-то одно, вихревое, воздушное, неслись пажи, гончие псы и слуги.
Глазастик летела, прижав руки к груди, глядя куда-то вверх, вся вытянувшись, встав в воздухе на носки, как балерина. Сверкающие капли влаги срывались с её рук, и ветер уносил их.
— Глазастик, сестрёнка! — рыдая, крикнула Ниточка.
Глазастик с трудом повернула голову. На миг надежда мелькнула в её глазах, но тут же погасла.
— Ключ-невидимка! Вот он! — донёсся её слабый голосок, разорванный ветром.
Ещё круг, ещё выше, теперь Глазастик летела мимо окна.
— Даже если она бросит мне ключ-невидимку, я не смогу его поймать, увидеть… — прошептал Трот. — Ведь он совсем прозрачный!
Но Глазастик словно услышала его безнадёжный шёпот. Она достала из-за пазухи что-то блеснувшее чистым влажным золотом. Это был локон Ниточки.
Глазастик обернула золотыми волосами ключ-невидимку и, пролетая мимо окна, бросила его Троту.
Ключ прочертил в воздухе золотую дугу. Трот протянул руки и поймал его.
Но Глазастик уже не видела этого.
Королева Ветреница настигла её. Она тряхнула головой, и её прозрачные волосы окутали Глазастика. Она мстительно закружила её, как сухой лист, оторванный от родимой ветки.
И люди, стоящие на площади, полные гнева и печали, провожали взглядом девочку в сером платье, летящую над королевским дворцом.
Из-за двери послышались яростные голоса:
— Думали обмануть нас? Всё равно мы убьём улыбки!
Катя попятилась к окну.
Вся стена башни снаружи была облеплена стражниками. Они карабкались вверх, как муравьи. Слышны были сдавленные проклятия, скрипение лестниц, полные торжества и злобы крики.
— Попались! Ещё немного!.. Сейчас мы расправимся с вами!
Один из стражников был совсем близко. Катя увидела его свирепое лицо. В зубах он держал нож.
— Ой! Дядя Алёша! — Катя в ужасе отскочила от окна.
Трот опустился на колени перед железным сундуком. Ключ таял у него в руках, и ему казалось, что с каждой каплей тает его сердце.
Дрожь в руках мешала ему вставить ключ в замочную скважину. Холодные капли стекали по пальцам.
— Позвольте, я вам помогу! — Волшебник Алёша обернул руку плащом, схватил тающий ключ-невидимку и быстро вставил его в замочную скважину.
Ключ повернулся со стеклянным звоном.
Тяжёлая крышка сундука, стукнув, откинулась, словно какая-то сила толкала её изнутри.
И глазам присутствующих предстали лежащие в беспорядке, сияющие, как найденный клад, золотые колокольчики.
Воздух в комнате наполнился мелодичным звоном. Стены словно раздвинулись от их радостного блеска.
Волшебник Алёша потянулся к ним, но золотые колокольчики сами нетерпеливо взмыли к нему навстречу, поднимаясь из мрака сундука. Они улетали, ускользали из рук, растворялись в воздухе.
В своём полёте и сверкании они звонили освобождённо и счастливо. Их звон превращался в еле слышный смех.
Волшебник Алёша поднял вверх последние колокольчики и, как стаю птиц, выпустил их на волю.
Золотые колокольчики исчезали один за другим, и крики радости и изумления неслись откуда-то снизу, с площади.
И вдруг губы Ниточки дрогнули — она улыбнулась. Слабо, неуверенно, но улыбнулась.
Ниточка пошатнулась и ухватилась за плечо Трота, словно улыбка была ей не под силу.
Но и этой робкой улыбки было достаточно.
Дверь-загадка скрипнула и медленно отворилась сама собой.
За дверью стоял король. Мелькнуло искажённое от ненависти лицо Главного Сборщика Улыбок.
Застывшим, остановившимся взглядом король смотрел на опустевший сундук.
— Ах!.. — тихо сказал король и выронил из дрожащих рук чёрную колбу, от которой во все стороны разлетались мертвенные, мрачные лучи.
Счастливый, торжествующий смех рвался вверх с площади.
Король, бледнея, попятился, вздрагивая и растерянно озираясь.
Но смех настигал его, ликующий и свободный.
Король не выдержал и, зажав уши руками, со стоном ужаса выбежал из зала. Стража, слуги, придворные, словно подгоняемые волнами смеха, бросились вслед за ним.
— Обопрись на меня, не бойся, Глазастик! — послышался за окном голос Вихрика. — Подумаешь, летать! Что тут такого?
Мимо окна, плавно опускаясь, летела Глазастик.
Она испуганно улыбалась. От улыбки лёгкое сияние порхало вокруг её лица.
— Боюсь! Держи меня, Вихрик! — лепетала она. — Ой, разобьюсь! Ещё как далеко до земли!
— Какая ты стала тяжёлая, ф-фу! — отдувался невидимый Вихрик. — Никаких ветреных сил не хватит!
— Что-то щекочет усы! — заметил кот Васька. — Кажется, это моя улыбка! Пожалуй, это мур! Даже несомненно.
— Ниточка, скорее на площадь! — крикнул Трот.
Волшебник Алёша подхватил кота Ваську на руки. Они побежали пустыми залами, удивляясь, что никто не попадается им навстречу, никто не пытается их задержать.
Во дворце было тихо и пустынно. Только носовой платок, обшитый тонким кружевом, лежал на блестящем полу.
Волшебник Алёша выбежал из дворца, остановился на верху лестницы, ступени которой веером спускались на площадь, и не узнал города.
Лучи солнца пробились сквозь редеющие облака и позолотили каждую розу-снежинку, отчего весь воздух засверкал и заискрился.
На нижней ступени лестницы стоял молодой скрипач с седыми волосами, и мелодия жизни и освобождения вдохновенно лилась из-под его смычка.
Он не сводил счастливых глаз с девушки, стоявшей рядом. Это была кружевница Миэль.
Миэль глубоко вздохнула, словно пробуждаясь от тяжелого сна. Она опустила руку, прижатую к щеке и крепко стиснутую в кулачок. Лёгкий красный след остался на нежной коже.
— Неужели?.. — растерянно улыбнулась Миэль, с трудом распрямляя затёкшие пальцы. — Это было так страшно: ветер и пустота…
— Как долго ты летала, как долго длилась смерть… — шептали губы скрипача.
Волшебник Алёша увидел улыбающуюся тётушку Ох, а рядом с ней Глазастика.
Глазастик подпрыгивала на месте и, не переставая, смеялась. И от этого смеха и лучей солнца её юбка стала голубой и пышной, и теперь была похожа на перевёрнутый цветок колокольчик.
— Тётушка Ох, посмотри, как я улыбаюсь! — без конца повторяла Глазастик. — А улыбка не потеряется? А во сне её никто у меня не отнимет? Тётушка Ох, я правильно улыбаюсь?
— Родная моя, — сказала тётушка Ох. — Ты чудесно улыбаешься! Но посмотри, посмотри! Вон старый фонарщик. Он всегда зажигал фонари на нашей улице, и когда у него было хорошее настроение, они становились разноцветными. Как я грустила, когда он улетел. Но теперь он вернулся. А вон тётушка Крем! Забыла, какие она пекла пирожные? Она тоже вернулась. Все возвращаются!
— А я ещё умею смеяться! — не умолкала Глазастик. — И я теперь могу дружить с Вихриком, правда?
— Правда,
