Чаплин закончил малоприятные дела, связанные с женитьбой, и снова с головой погрузился в работу над «Золотой лихорадкой». Беременность Литы вскоре стала заметна, и ему пришлось искать новую актрису на главную роль. Они сделали заявление, что миссис Чаплин желает всецело посвятить себя семейным обязанностям и решила отказаться от карьеры актрисы. О том, что миссис Чаплин беременна, не упоминалось. К счастью, Чарли успел снять лишь несколько сцен с участием Литы. Его новая героиня, 19-летняя Джорджия Хейл, уже была опытной актрисой. Она вспоминала, как Чарли вел себя во время съемок: «…он сжимал губы, стискивал выпрямленные руки между коленей и раскачивался взад-вперед, издавая тихие звуки, как ребенок, одобрительные или насмешливые».
Впоследствии Хейл призналась, что влюбилась в Чарли, хотя один из самых близких его друзей, Генри Бергман, ее предупреждал: «Не вздумай втрескаться в Чаплина, Джорджия. Он разбивает сердца». Как-то раз во время съемок Чарли сказал ей: «Я о вас слишком много думал, даже за пределами студии. А вы обо мне думали?» Джорджия ответила, что думала, немного. «Это все, – сказал Чаплин, – что я хотел услышать». Тем не менее у Хейл хватило ума, чтобы держаться подальше от женатого мужчины.
Сложности в семейной жизни Чарли усиливались. Сидни пытался успокоить Литу, объяснял ей, что младший брат по природе своей хороший. Просто он сам себя плохо знает. Позже в своих мемуарах она написала, что ее муж был настоящей секс-машиной: он мог заниматься любовью по шесть раз за ночь, нисколько не уставая. Чаплин был страстным любовником, и его сексуальный аппетит заставлял Литу подозревать, что супруг изменяет ей при любой возможности.
В начале мая 1925 года у Чаплиных родился сын. После свадьбы прошло всего шесть месяцев, поэтому этот факт решили не афишировать. Молодую мать и ребенка спрятали от любопытных журналистов. Их отвезли в бунгало в горах Сан-Бернардино, а затем в дом в Редондо-Бич в округе Лос-Анджелес. Чарли ни разу не взял младенца на руки.
Врачу, принимавшему роды, заплатили за то, чтобы он подделал дату в свидетельстве о рождении, так что по официальным документам Чарльз Чаплин-младший появился на свет 28 июня. Таким образом, роды могли считаться преждевременными. Поначалу Чарли возражал против того, чтобы сына назвали Чарльзом, утверждая, что это ему будет мешать. Сам Чаплин-младший считал, что отец, будучи страшным эгоистом, не хотел, чтобы в семье были два Чарли Чаплина.
Монтаж «Золотой лихорадки» закончили в начале июля. Работа над фильмом заняла 17 месяцев, для него потребовалось 170 съемочных дней. Эта самая дорогая комедия эпохи немого кино обошлась почти в 1 миллион долларов, но оказалась необыкновенно успешной, принеся 6 миллионов прибыли.
В конце месяца Чаплин поехал на премьеру в Нью-Йорк. Незадолго до торжественного мероприятия он стал первым актером, портрет которого поместили на обложке журнала Time, но это было всего лишь начало. Премьера «Золотой лихорадки» состоялась 16 августа в театре Strand. В книге «Моя биография» Чарли вспоминал, что крики и аплодисменты зрителей раздались сразу же, как только он появился на экране: маленький человек непринужденной походкой идет по краю пропасти, а его преследует медведь. Это было идеальное сочетание смешного и страшного, воплощение одного из принципов чаплиновского юмора. Смех ослабляет внутреннее напряжение, которое мы испытываем, боясь за Чарли.
Образ Бродяги уже навечно отпечатался в воображении зрителей. Его желания теперь были так же материальны, как котелок и трость. Ему нужны еда, деньги и любовь – именно в таком порядке. В этом отношении его судьба неотделима от судьбы простого человека. В «Золотой лихорадке» и всех последующих фильмах в герое Чарли непостижимым образом соединяются униженность и достоинство и очень ярко видна непобедимая сила духа. Перед камерой он держится прямо, иногда даже с военной выправкой. Самая известная фотография Чаплина в образе Бродяги – голодный и дрожащий от холода, он сидит в засыпанной снегом хижине и смотрит прямо на зрителей. В его глазах печаль и… непреклонность. Когда Чаплин впоследствии озвучил фильм и сам читал текст за кадром, он называл своего героя в третьем лице – бедный паренек.
Успех фильма был мгновенным и долгим. «Золотая лихорадка» всегда оставалась самой популярной из всех картин Чаплина и считается самой цельной и продуманной. Чарли много раз говорил, что хотел бы, чтобы его запомнили по «Золотой лихорадке»… Кто-то из обозревателей заметил, что Чаплин в роли Бродяги обладал уникальной возможностью саморазвития. «Мы не видим конца. Когда мы знакомимся с ним, то отправляемся в путешествие, которое может быть долгим, но нисколько не утомительным и необыкновенно разнообразным. Такие люди – редкость».
После торжественной церемонии Чаплин вернулся в свой гостиничный номер, и ему стало плохо. По всей видимости, это было нервное истощение. Врач посоветовал ему немедленно уехать из
Нью-Йорка, и Чарли сел на поезд до Брайтон-Бич. Впоследствии он вспоминал, что плакал без всяких на то причин. Он поселился в отеле на берегу океана. В первый же день, когда Чаплин сидел у окна, глубоко вдыхая морской воздух, внизу начала собираться толпа, из которой доносились приветственные крики. Пришлось отступить в глубину комнаты. Вскоре Чарли вернулся в Нью-Йорк и пробыл там еще два месяца. О жене и новорожденном сыне он, похоже, не вспоминал.
Чаплин наслаждался своей славой, причем не только среди богемы и интеллектуалов, но и у светских львиц. Он снял номер в Ambassadors Hotel и завел интрижку с молодой актрисой Луизой Брукс, которая называла его самым загадочным и сложным мужчиной из всех, когда-либо живших на Земле. Он очень боялся венерических заболеваний, и Брукс сделала своему биографу пикантное признание: «Чаплин изучал эту проблему и был твердо убежден, что йод является надежным средством профилактики таких болезней. Обычно он ограничивался одним небольшим участком, но однажды вечером… решил намазать йодом все интимные части…»
И вновь началась нескончаемая череда обедов, вечеринок с коктейлями, званых приемов и посещений театров. Где бы ни появлялся Чаплин, его окружала толпа. «Это не любовь, – говорил он кому-то из сопровождавших его людей. – Это эгоизм. Всем им на меня наплевать. Но это меня не смущает. Они думают о себе и чувствуют себя значительнее, потому что видели меня и могут пойти и похвастаться этим».
В Нью-Йорке он развлекал друзей и знакомых бесконечными рассказами и пародиями. Луиза Брукс вспоминала, что Чарли все время кому-то подражал. Чаплин танцевал, как Айседора Дункан, но среди лент туалетной бумаги… Он пародировал Джона Берримора, который, будучи легендарным исполнителем шекспировских ролей на сцене и ярчайшей звездой немого кино, вошел в историю еще и как олицетворение формулы «гений и беспутство». Однажды вечером он обратился к Луизе: «Отгадай, кого я имитирую?» На сей раз это была сама Луиза…
За Чаплином было интересно наблюдать во время разговора. Английский режиссер Энтони Асквит как-то раз пошутил, что его лицо исполняло самопроизвольный, импровизированный танец. Другой знакомый Чаплина, Старк Янг, вспоминал: «Когда вы говорите с ним, то с самого начала чувствуете желание, чтобы между вами установилась непосредственная живая связь». Янг также очень точно подметил: «…он не подражает мне, но берет от меня то, что ему нужно, чтобы я его понял. Он говорит то, в чем желает меня убедить, и в то же время я вижу, что через меня он сам хочет в это поверить. Его прямота и убедительность искренни, но один из его секретов состоит в том, что это невозможно сделать без вас».
Немецкий философ, композитор и теоретик музыки Теодор Адорно был убежден, что своей мощной, взрывной и стремительной энергией Чаплин напоминает хищника, готового к прыжку. Наряду с этим Адорно отмечал: «Он непрерывно актерствует… Любое проведенное с ним время – это нескончаемый спектакль. Немногие осмеливаются с ним заговорить, причем не из смущения перед его славой… а скорее из страха разрушить магию спектакля».
Больше всего Чаплин любил пародию, причем она получалась у него ярче и живее поведения прототипа. Асквит пишет: «Дело не во внешнем сходстве или вербальных признаках – это был акт творения. Он сам исчезал, оставляя некую эктоплазму, из которой материализовались люди, обстановка, события». Чаплин мог превратиться в двух домохозяек, сплетничающих в трущобах Ламбета. Он мог стать популярным политиком или известным преступником. Один из его друзей, Роберт Пейн, заметил, что, если дать Чарли кружевную шаль, он может превратиться в старую вдову, сеньориту или русскую аристократку. Он становился вдовой и вместе с ней приносил атмосферу, в которой она жила, склад ее ума, ее подпрыгивающую походку и манеру кончиками пальцев осторожно дотрагиваться до мебели в комнате.
