не хочет с ними хотя бы поговорить: ведь он одинок, а они – друзья. Эти люди совершали классическую ошибку, спутав бренд с живым человеком, а работу – с личной жизнью, и упуская из вида то обстоятельство, что «шоу-бизнес для того и нужен – доказывать, что важно не то, каков ты есть, а то, каким тебя представляют»[97], то есть важна не личность, а упаковка, с которой невозможно завязать подлинно дружеские отношения.
С этими «друзьями» (а на самом деле с клиентами из верхнего сегмента программы лояльности) Дали общался на светских мероприятиях, отмечал свои дни рождения и устраивал сюрреалистические вечера. Зная толк в создании альтернативной реальности, он организовывал, точнее, позволял поклонникам организовывать сюрреалистические балы в свою честь, которые проще всего описать как Диснейленд для взрослых. Учитывая дружеские отношения Сальвадора Дали и Уолта Диснея, можно предположить, что второй подсмотрел идею у первого.
Что такое Диснейленд? Это пространство, в котором оживают образы и персонажи из любимых мультфильмов. Восхищённый ребёнок будто бы попадает в сказку. Сюрреалистические балы, в свою очередь, это вечеринки, проходящие в атмосфере искусства Дали, словно внутри его картин. Гости как бы попадают в другую реальность, в которой на рояле лежат ослиные туши (как в фильме «Андалузский пёс», который Дали снял с Луисом Бунюэлем[98]), над лестницей висит наполненная ванна (отсылка к воспоминаниям маэстро о детстве, когда он сидел в тёплой ванне и писал свои первые картины), а участники бала соревнуются, у кого фантасмагоричнее костюм. К примеру, на балу в поместье Ги де Ротшильда в 1972 году можно было встретить мужчину с небом на лице или с несколькими лицами, женщину с золотыми рогами или другую с патефоном на голове. У Мари-Хелен де Ротшильд на плечах была оленья голова, Одри Хепбёрн поместила собственную голову в клетку, а одна гостья увенчала причёску пышной цветочной композицией, которая явно отсылала к женщинам с цветами вместо голов – частому образу в искусстве Дали{95}, и только сам Дали ограничился «мундиром».
В дополнение к мероприятиям, поддерживающим интерес постоянных клиентов, Дали предусмотрел эксклюзивный продукт, недоступный для обычных покупателей. Обычно он не писал на заказ: его картины создавались якобы исключительно по вдохновению, а образы для них захваченный преклонением перед женой и святым самолюбованием художник брал прямиком из пучины бессознательного. Как следствие, помимо автопортретов и изображений жены какие-либо другие портреты долгое время отсутствовали за редчайшим исключением, однако в 1932 году появился первый сюрреалистический портрет{96}, а в 1940-е написание таких картин было поставлено на поток. Гиперреалистичные, похожие на фотографии портреты в сюрреалистических декорациях чем-то напоминают очень дорогие тантамарески и выглядят парадоксально: с одной стороны, это салонные портреты, демонстрация высокого социального статуса, с другой – миссис Джек Уорнер опирается не на подлокотник, а на мраморный саркофаг, установленный посреди пустыни{97}, госпожа Изабель Стайлер-Тас созерцает скалу, очертаниями повторяющую её профиль{98}, а облачённый в золотую тогу сэр Джеймс Данн восседает на обломках античного трона{99}. С годами спрос стабильно рос, а значит, Дали попал в яблочко: в богатые коллекции современного искусства его клиенты хотели вписать собственные лица, причём женщины – значительно чаще, чем мужчины.
Помните первое правило бойцовского клуба? Никому не говорить о бойцовском клубе. Но вот парадокс: как-то он разросся до размеров международной подпольной организации, а значит, на самом деле правило должно звучать скорее так: «Никому не говори о бойцовском клубе. То есть говори, но заговорщическим шёпотом». Под этим правилом охотно подписался бы Сальвадор Дали: о его программе лояльности ходили легенды. К примеру, рассказывали о невообразимых оргиях, за которыми маэстро наблюдал, не участвуя лично (хотя их, по всей видимости, не было). Но слухов хватало для того, чтобы вызвать у публики отчаянное любопытство и жажду попасть на тот уровень, который откроет доступ и к этому таинству.
Семь нот: как не изобретать новое, а приспосабливать под себя старое
В главе о сторителлинге мы рассматривали схемы, по которым пишутся истории, способные привлечь и удержать внимание, и большая часть примеров строилась не на новых сюжетах, придуманных художником, а на существовавших задолго до него: как я писала, зачастую важен не столько сюжет, сколько форма его подачи. Дали пользовался этим правилом для привлечения внимания к собственной персоне: он брал популярные сценарные клише и переписывал их на свой лад. Рассмотрим два наиболее общих, исправно работающих из века в век в любой сфере, от шоу-бизнеса до литературы: миф о романтической любви и историю сексуальных отношений.
На мифе о романтической любви построена не одна популярная история, причём в идеале речь идёт о двух половинках, двух кусочках одного пазла, которым не суждено быть вместе или которые соединили свои судьбы вопреки обстоятельствам. Герой древнегреческой мифологии Пигмалион любил статую из слоновой кости, и богиня любви Афродита оживила её, дабы та могла ответить скульптору взаимностью и стать его женой. Итальянский поэт Данте так любил рано скончавшуюся Беатриче, что прошёл девять кругов ада, чтобы встретить её душу в раю[99]. Завязка фильма Марка Захарова «Тот самый Мюнхгаузен» – об очередной тщетной попытке барона жениться на возлюбленной Марте при живой нелюбимой жене, которая отказывается давать ему развод.
Дали взял романтический миф в оборот и перезапустил его в богемном ключе. Безраздельная любовь к жене была частью его «мундира»: её лицо, спина и грудь постоянно появлялись на его картинах, в книгах он бесконечно изливал признания в любви к благоверной и сочетал их со своим фирменным эгоцентризмом: «Самое главное – это Гала и Дали. Потом идёт один Дали. А на третьем месте – все остальные, разумеется, снова включая и нас двоих»[100]. Их отношения идеально вписывались в миф: на момент знакомства с ним она была женой его друга Поля Элюара, от которого имела дочь. К тому же она была старше Дали на десять лет, и его семья категорически осуждала этот союз, но ничто не могло остановить влюблённых. Однако очередная история в формате «жили они долго и счастливо» вряд ли смогла бы покорить сердца публики и приковать к себе внимание на несколько десятилетий.
Стефани Майер нашла золотую жилу и заменила пресловутое «я буду любить тебя до самой смерти» на вампирское «я буду любить тебя вечно», чем завоевала сердца миллионов фанаток её серии романов «Сумерки». Божественный Дали предпочёл нафаршировать романтический сюжет пикантными патологиями: все знали, что у любящих супругов отдельные спальни, ходили слухи о любовниках Гала и о том, что она принимала участие в тех самых оргиях для избранных, в то время как Дали лишь наблюдал происходящее
