— Лейтенант Глушков!
Я подошел, козырнул. Подполковник с розовым шрамом на лбу кивнул незряче: не узнал либо притворяется? Либо забыл, как сотворял мне втык в Восточной Пруссии за Эрну? На парткомиссию грозился выволочь. Не извольте сомневаться, товарищ подполковник: на сегодняшний день связи с немкой не поддерживаю. Майор сидя козырнул и, поблескивая очками, добродушно сказал:
— Давненько не виделись, товарищ Глушков.
— Не получалось как-то, товарищ майор.
— Редактор, не разводи… Покороче! — Замначподива выбивал пыль из фуражки.
— Позволит обстановка, поговорим, товарищ Глушков… Спешу! Вот для роты спецвыпуск нашей газеты. С важным документом! — Он сунул мне пачку, перевязанную шпагатом. — До встречи в Чанчуне!
— До встречи в Порт-Артуре! — Я отдал честь рванувшей машине. Да-а, а шофер «виллиса», кажись, тот самый, при котором замначподива учинял мне разнос за Эрну. Милая, далеко же ты от меня, и оправдываться не надо…
Федя Трушин как будто ревниво сказал:
— Редактор — твой дружок?
— Что ты! Майор, пожилой человек… Мне ближе редакционная молодежь, хотя и среди них приятелей нет. Так, добрые знакомЦы…
— Оправдался. Но замечу в скобках: редактору надлежало б вручить газеты политработнику, мне то есть.
— Это ему скажи. Я-то при чем?
— Оправдался. Давай сюда пачку.
Я отдал. Он развязал шпагат, экземпляр протянул мне, остальные принялся раздавать в роте, приговаривая:
— Читайте "Советский патриот", спецвыпуск! Читайте важный документ! Читайте и делайте ьыводы!
А сам документ не прочел, только краем глаза схватил заголовок: "Заявление Советского Правительства Правительству Японии". Действительно, очень важно! Стараясь не оступиться, поглядывая и под ноги, я держал перед собой половинку газетпой полосы, словно положил на пюпитр. Вот что прочел:
"8 августа Народный Комиссар Иностранных дел СССР В. М. Молотов принял японского посла г-на Сато и сделал ему от имени Советского Правительства следующее заявление для передачи Правительству Японии:
"После разгрома и капитуляции гитлеровской Германии Япония оказалась единственной военной державой, которая все еще стоит за продолжение войны.
Требование трех держав — Соединенных Штатов Америки, Великобритании и Китая от 26 июля сего года о безоговорочной капитуляции японских вооруженных сил было отклонено Японией.
Тем самым предложение Японского Правительства Советскому Союзу о посредничестве в войне на Дальнем Востоке теряет всякую почву. Учитывая отказ Японии капитулировать, союзники обратились к Советскому Правительству с предложением включиться в воину против японской агрессии и тем сократить сроки окончания войны, сократить количество жертв и содействовать скорейшему восстановлению всеобщего мира.
Верное своему союзническому долгу, Советское Правительство приняло предложение союзников и присоединилось к заявлению союзных держав от 26 июля сего года.
Советское Правительство считает, что такая его политика является единственным средством, способным приблизить наступление мира, освободить народы от дальнейших жертв и страданий и дать возможность японскому народу избавиться от тех опасностей и разрушений, которые были пережиты Германией после ее отказа от безоговорочной капитуляции.
Ввиду изложенного Советское Правительство заявляет, что с завтрашнего дня, т. е. с 9-го августа, Советский Союз будет считать себя в состоянии войны с Японией.
8-го августа 1945 года".
В. М. Молотов заявил также г-ну Сато, что одновременно с этим советский посол в Токио Я. А. Малик передаст Японскому Правительству настоящее заявление Советского Правительства.
Посол Японии г-н Сато обещал довести до сведения Японского Правительства заявление Советского Правительства".
Довольно-таки неосмотрительно на марше отвлекаться от своих обязанностей. Но какой документ! Конечно, я не вчитывался в каждое слово, пробежал глазами текст, уловил суть. И будто неким светом озарилось происходящее, все стало яснее и понятнее. Тем не менее лучше бы отложить раздачу и читку газеты до привала, по когда он будет, привал? Не утерпев, я прочел и напечатанное под этим заявлением "Заявление В. М. Молотова Послам Великобритании, Соединенных Штатов Америки и Китая":
"8 августа В. М. Молотов принял Посла Великобритании сэра Арчибальда К. Керра, Посла Соединенных Штатов Америки г-на В. А. Гарримана и Посла Китая г-на Фу Бпн-чана и информировал их о состоявшемся решении Советского Правительства объявить с 9-го августа состояние войны между Советским Союзом и Японией.
Послы выразили удовлетворение заявлением Советского Правительства".
Еще более, чем иностранные дипломаты, удовлетворены мы, советские солдаты. Наша нота японцам справедливая, честная и неизбежная. Когда ее вручали господину Сато, мы проводили митинг или сосредоточивались у границы? Представляю, что за лицо было у господина Сато. Нарком Молотов вручал ноту, а маршалы Василевский и Малиновский, так сказать, претворяют ее в жизнь.
И мы, рядовые второй мировой, тоже претворяем.
Колонна сбавляет темп, а жара набирает: солнце печет, как и в Монголии, загорай — не хочу. А чего ж удивляться: здесь тоже пока Монголия, только Внутренняя. Собственно Маньчжурия будет подальше. Гимнастерки темнеют от пота. Фляжки, увы, облегчаются. Экономь не экономь, а пить охота. Ни озер, пи речонок не попадается. Зной, зной. От него свежая краска "Советского патриота" вроде бы тает и смазывается. Молодчаги все ж таки дивизионные журналисты: видимо, по радио приняли текст заявления, срочно в набор, тиснули, развезли по подразделениям. Оперативно! На газете пометка "Специальный выпуск". И неизменное в рамке "Из части не выносить". Да куда ж ее вынесешь, родную красноармейскую газетку, из части? В город, что ли, в увольнение? Где мы, там и часть, в данном случае на марше: несем, но не вынесем!
Поясница поет, ноги дрожат ("Поджилки трясутся" — так говаривают солдаты). Пот солонит во рту, разъедает царапинки и ссадиики, какие у тебя есть; от пота же зудят на твоем бренном теле места, где прививки: незадолго до боевых действий нам вкатили прививки от чумы и прочей холеры. Полковая врачиха-красавица простодушно объясняла: миленькие, на территории Северо-Восточного Китая распространены инфекционные заболевания.
А среди солдат — слушок: колют еще и потому, что японцы будут специально заражать бактериями чумы и прочей холеры воду и пищу, чтоб вызвать эпидемии в наших войсках. Мои взводные, Иванов и Петров, и уважаемый старшина Колбаковский эти слухи не опровергли. Напротив, сказали: в годы войны пограничники, чекисты, армейские подразделения выловили в Забайкалье изрядное количество японских диверсантов, которых забрасывали отравлять водоемы бактериями чумы, холеры, сибирской язвы, были у них с собой пробпрочки. А что, может быть, самураи в Маньчжурии и поведут своеобразную войну, бактериологическую.
После того, на что насмотрелся на Западе, и здесь можешь столкнуться с нечеловеческой жестокостью и коварством. Собственно, они мало отличаются, германские агрессоры и японские агрессоры, по существу, и те и другие — фашисты. Ну поживем — увидим.
Я шагал, посматривал на батальонное начальство — пет лп каких сигналов от капитана, их не было, оглядывался на роту, не разбредаются лп, не отстает лп кто. С благодарностью отметил: замполит Трушин в задних рядах, не дает отстать. Притомились, тащатся, по марку держат, не жалуются. Хотя, очевидно, фляжкп пусты. Слава богу, и охромевших не видать. И вдруг чую: сам хромаю! Когда захромал, не засек. Однако сейчас в левом сапоге непорядок, что-то мешает, трет подошву. Присаживаюсь сбочь проселка, стаскиваю сапог, и — о позор! — портянка сбилась, потому намотана была наспех, неаккуратно. Кожа покраснела, припухла. Это, к счастью, не потертость. Это ее предвестник. Как же так? Поучал Гсворка Погосяпа, не говоря уже о молодых кадрах, а сам намотал портянку неровно, со складками? Виноват, исправлюсь. Переобувшись, догоняю роту. Вижу: Федя Трушин берет у низкорослого щуплого юнца винтовку, вешает себе на шею, как автомат. Юнец — фамилия его, если не ошибаюсь, Астапов — не противится, но бормочет смущенно и бессвязно:
— Да что вы, товарищ старший лейтенант… Да что я, товарищ старший лейтенант…
Трушин дает ему выговориться, а после спрашивает:
— Тебя как зовут?
— Астапов, товарищ старший лейтенант!
— Я про имя…
— Георгий.
— Ты родом из Сибири, да?
— Из Иркутска, однако.
— А мать тебя как звала?
— Готя…
— Готя? Так ведь у сибиряков Георгия кличут Гошей. Ласково если…
— Кличут. Но и Готей тоже…
— Ну так вот, Готя: трехлинеечку твою поднесу. Приободришься — верну. Договорились?
— Договорились, товарищ старший лейтенант… Спасибочки…
