1. Воля к власти
Древнегреческий историк Фукидид писал, что доминирующим началом, определяющим поступки индивида, является «воля к власти». С античных времен принято считать, что личности, предрасположенные к властвованию, обладают неким неуловимым качеством, ставящим их над остальными людьми. Одни называют это качество «харизмой», другие — «фактором икс». Некоторые исследования свидетельствуют, что потенциальные лидеры — носители «харизмы», «фактора икс» — составляют около 5 процентов любого сообщества. Из числа таких людей и выходят предводители: деспоты или демократические лидеры — этот немаловажный нюанс определяют черты личности, эпоха и ситуация.
Когда в прошлом веке была высказана мысль о геноносителе наследственных качеств, никто не мог подумать тогда, что его расшифровка может таить угрозу для человечества. Сегодня о возможностях генного манипулирования говорят как об опасности, превосходящей атомную угрозу. Можно предположить, что рано или поздно «фактор икс» также окажется расшифрован. Знание свойств, ведущих к господству человека над себе подобными, возможность управлять этими свойствами способны оказаться опаснее многих других открытий, к которым уже имело несчастье прийти человечество.
Воля к власти, подчиняющая себе все помыслы и поступки прирожденного лидера, провисала бы в пустоте, если бы не было другого условия, ей сопутствующего, — желания многих людей подчиниться некоей стоящей над ними личности.
Это стремление иметь кого-то над собой не сводится к задачам чисто функциональным — к тому, чтобы кто-то в чем-то конкретном руководил и командовал. Потребность эта во многом чисто психологическая. Известно, что у примитивных племен культ вождя имеет защитные психологические функции, избавляя его приверженцев от чувства неуверенности и страха. Приходится признать, что современный цивилизованный человек в каких-то отношениях не столь уж далеко отстоит от своего пещерного предка. Потребность в «харизматической личности» проявляется порой вне зависимости от демократических традиций, существующих в обществе. Один из опросов показал, например, что 73 процента итальянских избирателей хотели бы иметь в качестве политического руководителя страны «сильного человека».
Таким образом, сила, ведущая индивида вверх, к вершинам власти, лишь наполовину состоит из собственных его устремлений. Другая половина — желание самих людей иметь над собой правителя. Это та самая «жажда вождя», которая расчищает путь к власти, едва появляется личность, способная играть такую роль.
2. «…Они пожирают своего родителя»
«Сына, который не любит, или любимого, но единственного сына пусть царь заключит в оковы… Со дня их рождения должен царь наблюдать за своимисыновьями, ибо царские сыновья подобны ракам: они пожирают своего родителя. Если у них не появится любовь к отцу, то лучше их тайно убить».
Написавший эти строки не был ни извергом, ни злодеем. Он был философом и государственным деятелем. Давая эту рекомендацию, брахман Каутилья, советник индийского царя Чандрагупты I, думал прежде всего о том, как уберечь государство от смут и междоусобиц. Находясь у подножия трона, посвященный в тайные стороны жизни двора, Каутилья хорошо знал, что нет врагов более непримиримых и смертельных, чем царствующий отец и домогающийся власти сын.
Впрочем, так было не только в Индии и не только во время Каутильи. В других странах и в другие времена сын вставал на отца и сын убивал отца, чтобы унаследовать его власть.
Когда султана Баязида II сверг его сын Селим, бывший султан не мог не знать, что дни его сочтены.
Селим I (1467/68 или 1470— 1520), турецкий султан
Свергнув с трона своего отца, султана Баязида II, заставил его кричать толпе: «Я уступаю царство сыну своему Селиму! Да благословит бог его царствование!»
И вот, пытаясь продлить эти дни, а может, даже купить себе жизнь, Баязид идет на последнее унижение. Свергнутый монарх, поддерживаемый под руки, выходит на дворцовый балкон и с довольным лицом возглашает оттуда толпе солдат, шумящей внизу:
— Я уступаю царство сыну моему Селиму! Да благословит бог его царствование!
Солдаты кричат что-то, а его, лишенного уже всех даже внешних признаков власти, все так же под руки отводят во внутренние покои дворца. Но Баязид не купил этим ни жизни, ни свободы. Даже свергнутый, он оставался соперником. Вот почему Баязид должен был умереть. Не прошло и месяца, как волей своего сына он был умерщвлен.
Точно так же, когда султан Османской империи Ибрахим I был свергнут своим сыном, тот не удовольствовался тем, что заключил его в тюрьму, но, будучи верен стойкой восточной традиции, повелел немедленно удавить его.
В течение веков отцеубийцы один за другим торопливо карабкались на внезапно опустевшие троны. Не пряча окровавленных рук, с победной усмешкой обводили они взглядом восторженно приветствовавшую их дворцовую челядь, тех самых царедворцев, которые только вчера не менее восторженно и преданно приветствовали предшественника, теперь зарезанного, отравленного или задушенного.
Размышляя об участи царственных отцов, убитых своими сыновьями, визирь сельджукских султанов знаменитый Низам аль-Мульк приводил следующее изречение: «Один преданный раб — лучше ста сыновей: он желает господину жизни, а они желают отцу своему смерти».
Желают отцу своему смерти… Сыну Петра I царевичу Алексею не нужно было ни знать имени Низама аль-Мулька, ни держать в руках его книгу «Сиясет-наме» («Книга о правлении»), откуда взяты эти строки, чтобы самому слово в слово произнести ту же фразу: «Я желаю отцу своему смерти».
Он признался в этом своему духовнику Якову на исповеди.
Впрочем, стоит ли удивляться, что одни и те же чувства выливались в одни и те же слова? Естественно, что все они, яростно алкавшие власти, исступленно ненавидевшие тех, кто стоял на их пути, должны были говорить и думать и даже поступать примерно по одной схеме. Даже когда этих наследственных претендентов на власть разделяли тысячи лет и тысячи километров, слепое желание властвовать, владевшее ими, подавляло все другие импульсы, лишало их индивидуальных различий, стирало черты их лиц и характеров. Вот почему не только слова, но и действия мятежных сыновей оказываются порой так сходны. Можно подумать, что это манекены, механические игрушки, в которых одним и тем же ключиком заведена одна и та же пружинка.
Когда Салиму — старшему сыну Акбара, правителя Могольской империи в Индии, было 33 года, он, «полный нетерпения взять бразды правления в свои руки и раздосадованный долгой жизнью своего отца… на свою ответственность принял царские прерогативы и имя». Так писал об этом один иезуит, побывавший в то время в Индии.
Три года продолжалась борьба между отцом и сыном за власть. Истощив все способы принудить мятежного наследника к повиновению, Акбар обратился к последнему средству. Он повелел сыну явиться во дворец, угрожая назначить другого преемника.
Но едва Салим переступил порог дворца, как был схвачен, обезоружен и заточен во внутренних покоях. Продержав его под стражей несколько дней, Акбар в конце концов отпустил сына. Он хотел лишь проучить непокорного. И тот отплатил отцу за великодушие и снисходительность так, как платили и другие в подобных случаях. Не прошло и года, как Акбар умер, отравленный, как утверждают, своим сыном. После смерти отца, которой он так долго и страстно желал, Салим стал наконец правителем империи, приняв имя Джахангира.
Пока новый правитель вел войны, принимал послов, вершил суд и расправу, незаметно подрастал его сын, его радость и утешение, принц Шах-Джахан. Был он воистину кровь от крови и плоть от плоти своего отца. И опять, как это было с его родителем, наследный принц устал ждать смерти царственного отца. И опять три года сын и отец боролись за власть, и снова это была борьба не на жизнь, а на смерть, борьба, которая не могла иметь другого исхода, кроме гибели одного из них.
Вынужденные все-таки заключить перемирие, они сделали это лишь тогда, когда силы обоих были истощены, а страна разорена. Но это было перемирие двух хищников, настороженно наблюдающих за малейшим движением друг друга и каждую секунду готовых к прыжку.
Справедливо не доверяя сыну, Джахангир постарался обезопасить себя. Он не хотел, чтобы тот первым, подобно гималайской рыси, прыгнул ему на горло. Он потребовал от Шах-Джахана в заложники двух его сыновей. Шах-Джахан рассудил, что перспектива власти стоит жизни детей, и под конвоем отправил их ко двору.
Так Джахангир превратился в тюремщика своих внуков, имея к тому же перспективу стать их палачом, стоило Шах-Джахану проявить себя каким-нибудь враждебным действием.
