Он обошел вокруг стола. Она застыла точно каменная, когда он расстегнул две верхние пуговицы у нее на блузке. Затем он вернулся на свое место и так и сидел, любуясь ложбинкой на ее груди.
Она старалась не обращать на него внимания и взяла другой кусок хлеба. Осушила стакан и налила себе еще.
Он снова поднялся, обошел стол и встал у нее за спиной. Расстегнул на блузке остальные пуговицы, стащил ее с плеч. И принялся за бюстгальтер.
Она положила в рот ломтик сыра, разжевала, проглотила. И едва не поперхнулась, когда он обхватил ее грудь своими лапищами. Она напряглась в струну и сжала кулаки, борясь с искушением развернуться и со всей силы отвесить ему оплеуху. Но вместо этого позволила ему зайти спереди и расстегнуть молнию у нее на джинсах. Затем он притянул ее к себе, и она безропотно встала – так ему было сподручнее стянуть с нее все остальное. Когда она, обнаженная, замерла посреди кухни, он подался назад и оглядел ее всю с ног до головы с нескрываемой похотью в глазах. Сам же он даже не удосужился раздеться – развернул ее к столику, расстегнул свою ширинку и тут же овладел ею. Так резко, что аж шкафы с посудой заходили ходуном.
«Давай же! Скорей заканчивай свое дело, черт бы тебя побрал!»
Но он только начал. Развернул ее, поставил на колени и взял так прямо на кафельном полу. Потом продолжил в гостиной, перед балконным окном, словно хотел, чтобы весь мир видел, что он, Филиппо, может отыметь женщину в любой позе, в любой комнате. Она закрыла глаза и прислушивалась только к звукам телевизора за стенкой. Радостная музыкальная заставка какой-то телеигры, задорный ведущий. Она сосредоточилась на телевизоре, лишь бы не слышать, как рычит и сопит Филиппо, сжав ее мертвой хваткой. И вот наконец он завершил свое дело.
И рухнул на нее всей тушей, грозя задушить. Она кое-как вылезла из-под него и так и осталась лежать на спине, взмокшая – от его пота и своего собственного.
А еще через мгновение он уже храпел вовсю.
Она оставила его там же, на полу в гостиной, а сама пошла в ванную – принять душ. И простояла там целых двадцать минут, смывая с себя все его следы. Потом вернулась с мокрыми волосами в гостиную, чтобы убедиться, что он все еще спит. Так оно и было. Она тихонько пробралась в его спальню и принялась обшаривать ящики комода. И там, под грудой носков, обнаружила пачку денег – сотен шесть евро, не меньше. «Недосчитается сотни – не обеднеет, – подумала она, пересчитывая купюры». Уж сотню-то она отработала.
Она оделась и уже нагнулась за рюкзаком, как вдруг услышала за спиной его шаги.
– Уходишь? – спросил он. – Тебе что, одного раза хватает?
Она медленно повернулась и выжала из себя улыбку.
– Один раз с тобой, Филиппо, стоит десяти раз с любым другим.
Он осклабился:
– Да, все женщины так говорят.
«Значит, все врут».
– Да оставайся. Я приготовлю обед. – Он подошел ближе и стал теребить прядь ее волос. – Оставайся, может…
На раздумье у нее ушла пара секунд. Останься она здесь еще и на ночь, ей это обошлось бы слишком дорого.
– Мне нужно идти, – сказала она, поворачиваясь.
– Ну пожалуйста, останься. – Он осекся. И с отчаянием прибавил: – Я заплачу.
Она остановилась. И оглянулась на него.
– Ну как, договорились? – мягко спросил он. Ухмылку с его лица как рукой сняло – теперь на нем запечатлелась грустная мина. От самодовольного павлина не осталось и следа – жалкий, понурый увалень средних лет с толстым брюхом, совсем-совсем одинокий. Еще недавно его глазки сверкали нездоровым блеском – теперь же они потухли от усталости. И от горечи поражения. – Все понятно, – вздохнул он. – Ты пришла не ради меня. Ради денег.
Тут она впервые посмотрела на него без отвращения. И впервые решилась сказать правду.
– Да, – подтвердила она. – Мне нужны деньги. Я на мели, а работу в Риме найти не могу.
– Но ты же американка. Можешь поехать домой.
– Не могу.
– Почему же?
Она отвернулась.
– Не могу, и все. Там мне ловить нечего.
Немного поразмыслив над ее словами, он пришел к резонному умозаключению.
– Тебя ищет полиция?
– Нет. Не полиция…
– Тогда от кого же ты бегаешь?
От самого дьявола, сказала она себе. Но вслух произнести побоялась, иначе он решил бы, что она спятила. И она ответила просто:
– От одного типа. Страшного такого.
От жестокого поклонника – верно, решил он. И сочувственно кивнул:
– Значит, тебе нужны деньги. Ладно, идем. Дам немного.
Он повернулся и направился в спальню.
– Погоди, Филиппо. – Она виновато полезла к себе в карман и достала сотню евро, которую вытащила у него из ящика с носками. И как только у нее рука поднялась ограбить парня, истосковавшегося по простому человеческому общению! – Прости, – призналась она. – Это твое. Честное слово, мне очень нужны деньги, но я не должна была их брать. – Она подошла к нему, взяла его руку и вложила в нее деньги, едва осмелившись посмотреть ему в глаза. – Как-нибудь перебьюсь.
Она развернулась, собираясь уходить.
– Кэрол… Это твое настоящее имя?
Она остановилась, держась за дверную ручку.
– Какая разница, оно не хуже любого другого.
– Говоришь, тебе нужна работа? А что ты умеешь?
Она посмотрела на него:
– Все, что угодно. Могу быть хоть уборщицей, хоть официанткой. Лишь бы платили наличными.
– Ты хорошо говоришь по-итальянски. – Он задумчиво посмотрел на нее. – У меня тут, в Риме, живет двоюродная сестрица, – наконец сказал он. – Экскурсии всякие устраивает.
– Какие экскурсии?
– В Форум, в базилику. – Он пожал плечами. – Сама знаешь, по всяким разным местам, куда обычно ходят туристы. Иногда ей нужны экскурсоводы, говорящие по-английски. Только у них должно быть образование.
– У меня есть! Я закончила колледж по специальности античность. – Новая надежда заставила ее сердце биться сильнее. – В сущности, я много всего знаю об истории. О Древнем мире.
– А о Риме?
Лили вдруг рассмеялась и поставила рюкзак на пол.
– Если уж на то пошло, – ответила она, – то да.
21
Маура стояла на обледенелом тротуаре Бикон-Хилла и смотрела на особняк, окна которого манили уютным светом. В передней мерцали отблески огня в камине, как в тот раз, когда она впервые переступила порог этого дома, соблазнившись теплом пляшущих языков пламени и перспективой выпить чашечку кофе. Сейчас же ее влекло сюда любопытство – желание больше узнать о человеке, который, впрочем, вызывал у нее не только интерес, но и страх, чего там греха таить. Она позвонила в дверь и услышала, как трель звонка раскатилась по всему дому, по всем комнатам, которые ей еще только предстояло увидеть. Она ожидала, что на звонок выйдет слуга, и вздрогнула, когда дверь открыл сам Энтони Сансоне.
– А я уж было начал сомневаться, что вы придете, – сказал он, как только Маура вошла в дом.
– Я тоже сомневалась, – призналась она.
– Остальные появятся позже. Думаю, было бы неплохо нам с вами сперва поговорить с глазу на глаз. – Он помог ей снять пальто и открыл потайную створку встроенного шкафа. В доме этого человека даже в стенах таились сюрпризы. – И все же почему вы решили приехать?
– Вы же сами сказали, у нас с вами общие интересы. Вот мне и захотелось узнать, что вы имели в виду.
Он повесил пальто и повернулся к ней – мощная фигура в черном и лицо, которое каминный огонь окрасил золотыми бликами.
– Зло, – произнес он. – Вот что у нас с вами общее. Мы оба видели его совсем близко. Смотрели ему в лицо, чувствовали его дыхание. Ловили на себе его взгляд.
– С ним многие сталкивались.
– Но вы ведь познали его в глубоко личном плане.
– Опять вы о моей матери.
– По словам Джойс, никто так и не смог установить точное число жертв Амальтеи.
– Я не следила за ходом расследования. Держалась подальше от этого дела. Последний раз виделась с Амальтеей в июле и не собираюсь больше ее навещать.
– Не замечать зло не значит изгнать его. Зло все равно рядом, оно по-прежнему часть вашей жизни…
– Только не моей…
– …оно у вас в крови.
– Случайность рождения. У нас с ней ничего общего.
– Да, но в определенном смысле, Маура, злодеяния вашей матери, должно быть, обременяют вас. Заставляют вас задумываться об этом.
– О том, что и я чудовище?
– Вы думаете об этом?
Она помолчала немного, ощущая на себе его пристальный взгляд.
– Я совсем не такая, как мать. Если уж на то пошло, я полная ее противоположность. Взять хотя бы мою профессию, мою работу.
– Своего рода искупление грехов?
– Мне нечего искупать.
– И все же вы решили действовать на стороне жертв. И правосудия. Не каждому под силу сделать такой выбор и выполнять работу столь же исправно и ревностно, как это делаете вы. Поэтому я и пригласил вас сегодня. – Он открыл дверь в соседнюю комнату. – И хочу вам кое-что показать.
Она проследовала за ним в обшитую деревом столовую, где уже был накрыт к ужину массивный стол. Пять приборов – успела она сосчитать, взглянув на искрящиеся хрустальные бокалы и блестящие фарфоровые чашки, окаймленные кобальтовой синью и позолотой. Там был еще один камин, и в очаге горел огонь, но эта огромная комната с почти четырехметровым потолком располагалась с холодной, наветренной стороны, и Маура порадовалась, что решила не снимать свой кашемировый свитер.
