Отступать — некуда, сзади поле, нагонят и порубят в капусту. Единственное решение выстроиться в каре, примкнуть штыки и попытаться хоть так отбиться, хотя имеющий боевой опыт капитан прекрасно понимал, что шансов почти нет.
Все это у него в голове пронеслось за несколько мгновений, и он уже собрался отдавать команды, когда обнаружил, что к нему и Марченко подбежал тот самый непонятный прапорщик и в нарушение всех правил заговорил твердым голосом, деловито раздавая команды.
— Капитан машины бортами, опустить броню. Четверку задом, в ней «зушка». Солдатам укрыться за машинами и быть достреливать тех, кто прорвется. Мы переодеваемся.
И все в мгновение ока закрутилось.
Авто взревев двигателями развернулись и стали цепочкой развернувшись бортами к наступающему противнику, оставив между машинами промежутки около двадцати метров. Все стекла тут же были закрыты защитными листами из стали, превратив замершие исполины, в настоящие крепости.
Высыпавшие солдаты по-деловому накинули на себя странные жилеты-кирассы пятнистой раскраски, которые имели явно защитные функции. На головы они одели шлемы такой же раскраски и картину необычности происходящего дополнили очки с желтыми стеклами, которые они почти все на себя нацепили. Карабины, которыми они были вооружены, были отброшены в сторону, и у них в руках появилось новое оружие. В кузовах двух первых машин на специальных станках появились пулеметы Максима, с щитками и уже вставленными лентами. В третей на треноге тоже был какой-то пулемет с лентой, но вот патроны имели больший калибр, нежели привычный трехлинейный патрон. А вот четвертая машина стала задом к наступающим и после того как на ней откинули брезент, обнаружилось, что там тоже стоит какое-то орудие, на котором на двух креслицах уже разместились солдаты, готовые открыть огонь.
Германские кавалеристы не оставили без внимания приготовления к обороне и с максимальной дистанции, прямо на скаку открыли огонь из карабинов. Действенности никакой, но вот напугать необстрелянных солдат маршевой роты у них получилось. Но выслушав четкие команды, подгоняемые пинками унтеров, бойцы Дорошева все же успели спрятаться за машинами и даже изобразили какое-то подобие построения позводно.
Со стороны холмика затрещал пулемет фельдфебеля, выдав длинную очередь поперек движения конной лавы. Но прицел был взят неверно, явно занизил, и пылевая дорожка прошла прямо перед копытами несущихся галопом лошадей, не причинив особого вреда.
И расстояние еще было метров четыреста, поэтому пулемет еще успел дать очередь, только уже скорректировав прицел и первые жертвы, покатились по полю, добиваемые и втаптываемый идущими следом всадниками.
Несколько хлопков и пулемет заглох. Судя по мату фельдфебеля, опять заклинило ленту — пулемет им выдали еще в учебном лагере, причем раздолбанный и кое-как отремонтированный из старых запасов. Вот оно и вылезло.
Дорошев, прикрываясь закрытым броневыми листами капотом автомобиля, вытянул руку с зажатым в ней наганом в сторону приближающихся германцев и замер от того, что его нагло оттолкнул один из людей Марченко, пристраивая на капот черный длинный пулемет с дырчатым кожухом ствола, чем-то отдаленно напоминающий ружье Мадсена с ленточным питанием.
Еще взгляд в сторону и Дорошев на мгновение замер. Чуть в стороне стоял Марченко, облаченный в такую же кирасу и шлем, в очках, держащий в руках короткий карабин с деревянным прикладом, так же с дырячатым стволом и с дисковым магазином для патронов.
Причем все бойцы Марченко спокойно замерли, не стреляли, ожидая, когда противники все вылезут на поле и приблизится на расстояние не более ста пятидесяти — двухсот метров. Ну и нервы у них.
Бежали томительные секунды — пулемет фельдфебеля снова выдал длинную очередь собрав свою жатву из двух десятков покатившихся по земле всадников. По бронелистам машин все чаще защелкали пули и солдаты Дорошева начали нервничать, не понимая, почему столько пулеметов молчат. И тут прапорщик закричал во все горло с каким-то задором в голосе:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Гаси козлов!
Слух сразу пропал, так вокруг все загрохотало. Пулеметы Максима с машин, ручные пулеметы с капотов и спрятавшихся за колесами стрелков в необычно бешенном темпе стали просто выкашивать несущихся на машины германских кавалеристов. Видимо каждый второй или третий патрон в пулеметах был трассирующий и Дорошев несколько секунд завороженно смотрел как по рядам германских кавалеристов хлестают огненные плети. Он такого никогда не видел, такая плотность огня была для него за гранью понимания. Точнее он с ней еще не сталкивался.
Стоящий рядом Марченко тоже не отставал и из своего необычного карабина тоже лупил длинными очередями и что-то радостно кричал, видимо получая удовольствие от процесса.
Солдаты, прятавшиеся за машинами, как будто получили заряд бодрости, выскочили на открытое место, выстроились строем, и яростно передергивая затворы винтовок, выпускали пулю за пулей в сторону быстро таявшей на глазах кавалерийской лавы.
Слева басовито грохотал крупнокалиберный пулемет и ему втория автоматическая спаренная пушка. Капитан прекрасно видел, как тяжелые пули и снаряды просто разносили на куски всадников вместе с лошадями, выкашивая целые просеки в наступающих порядках.
Весь грохот стоял всего три-четыре минуты, учитывая скорострельность оружия орлов Марченко, а казалось, что прошла целая вечность.
— Прекратить огонь! — опять скомандовал прапорщик, и еще немного постреляв, все затихли. Он повернул голову к Дорошеву:
— Капитан, людей в цепь, штыками все доделать. Если что, вооружитесь трофейным оружием. С патронами, как я понял у вас тяжко. Если есть какие-то сомнения или душевные терзания, подумайте, что они бы вас уже в капусту бы порубили.
Капитан Дорошев и так прекрасно все понимавший, хищно оскалился, отдал честь, уже сообразивший, с кем его свела судьба, не стал кочевряжиться. Тем более, бросив заклинивший пулемет, к нему подбежал фельдфебель, по лицу которого стекала струйка крови, но это были так, мелочи, надо было доделать дело.
— Штыки примкнуть! В цепь! Вперед! Дави супостата!
Цепь успела сделать не более десяти шагов, как послышалось тарахтение и прямо над леском, откуда выскакивали германские кавалеристы, показался характерный силуэт.
— Аэроплан! — опять раздался крик.
Самолет летел достаточно низко, до максимума сбросив скорость, чтоб наблюдатель мог просто понять, что тут случилось, и когда, воняя касторкой, он прошел над головами все явственно увидели тевтонские кресты на крыльях.
Дорошев с легкой усмешкой посмотрел на Марченко и стоящего рядом с ним «лже-прапорщика» новоросса, предвкушая очередное незабываемое зрелище. По тому, что они не сильно то и волнуются, не смотря на буквально ходящий по головам германский «Таубе», было понятно, что для новороссов и это тоже не особая проблема.
Пока солдаты Дорошева строились, и, под руководством унтеров в предвкушении пошарить по сдельным сумкам, выдвигались добивать кавалеристов, «лже-прапорщик» достал термос и, нисколько не нервничая, разлил кофе по стаканчикам, пригласив жестом и Дорошева, который, отдав последние команды, с радостью присоединился.
Новоросс демонстративно поморщился, якобы от мешающего тарахтенья германского аэроплана, хотя в его насмешливых глазах сверкали веселые искорки. Он закричал, когда аэроплан развернулся и пошел на второй заход, явно пытаясь или обстрелять или что-то сбросить на головы.
— Филя!
— Да, Юрчик!
— Сбей нахрен эту тарахтелку, она меня нервируют! Кофе не дают попить с хорошим человеком. А «иглу» тратить жаба давит!
— Щас! — отозвался такой же веселый и чуть нагловатый собеседник.
И тут Дорошев понял, что двуствольная автоматическая пушка в крайней задней машине как раз и была предусмотрена для борьбы с летающими этажерками.
Дд-д-д-д-д-д! — загрохотала пушка, отправляя сноп трассирующих огоньков навстречу с уже развернувшимся для атаки тихоходным «Таубе». Огоньки снарядов долетели до аэроплана, что говорило об определенной сноровке артиллеристов по борьбе с летающими целями, и небесная тарахтелка превратилась в огненный шар, который быстро погас и в виде горящих лоскутов ткани посыпалась на землю.
