Потом уведомил его обо всем подробно, что со мною ни происходило. Выслушав все у меня, столь он удивился, что остановил своего коня и несколько минут находился бессловесен; наконец просил меня, чтоб слезть с коней и удалиться на время от телохранителей моих в близкую от того места рощу. В ней рассказал он мне все то, что происходило у них во время моего отсутствия, таким образом.
- На другой день нашего упражнения в охоте, как поехали мы снова поднимать зверей, несколько времени мы тебя, государь, не видали; однако встретившись с тобою, возвратились очень скоро в город. Ты прежде всего хотел увидеть Асклиаду, и признаюсь, что я никогда в тебе такой холодности не ожидал, какую ты показал ей в сем случае; потом выговаривал ей, что она предприяла весьма дерзостные мысли и ищет полонить любовию своего государя, к которому обязана иметь великое почтение. Услышав сие, залилась она слезами и, не могши ничего говорить, вышла она в другую горницу.
Я, оставшись с тобою, государь, старался, как возможно, утишить твою вспыльчивость, но ты вместо того наполнился большею к ней злобою и с того часа предприял не видеть ее никогда и совсем истребить из своей памяти.
Асклиада, желая от ненависти твоей удалиться, просила чрез меня, чтоб ты приказал ей жить на острове Ние. По получении позволения провожал я ее туда и желал, как возможно, облегчить ее печаль, но, однако, старания мои были напрасны. Она ничего не хотела слушать, не принимала никакого ответа и только искала в горести сей прибежища к слезам, которые никогда не осушали глаз ее.
Прибывши с нею на остров, желал я, чтобы она обитала во дворце, но она на сие не согласилась и осталась в доме некоторого знатного гражданина. Весь двор от того теперь в превеликом смятении, а особливо женщины, ибо ты, государь, выговорил некогда в собрании, что они тебе столь милы, что бы ты не желал никогда об них слышать, не только видеть.
- Премилосердые боги!- вскричал я тогда в отчаянии.- За что вы посылаете такие на меня казни, скажите, чем я столько виновен стал пред вами? Вам известно больше всех мое сердце и его склонности: желал ли я когда и кому-нибудь какого вреда или погибели? искал ли притеснить моих подданных? отягощал ли их неправедною войною или безмерными тягостями? наконец, восставал ли я когда противу вас и имел ли то в помышлении? за что же вы столь немилосердо разите меня такими громовыми стрелами?
Наконец, оборотившись к Бейгаму, сказал я:
- Поедем, любезный мой друг, к Асклиаде, ты увидишь, что не токмо делом, ниже мыслию я против нее не согрешил, строгая судьба и немилосердое несчастие причиною тому, что я гоним свирепым роком; пускай богиня, ежели она столько жестокосерда, в сей час извлечет с мучением мою душу, а я не могу никак снести несчастия невинной Асклиады.
Потом поехали мы к берегу, и как только слез я с коня, чтоб сесть тут на судно, то вдруг с великим стремлением ужасное морское чудовище вырвалось из волн на берег и меня проглотило; в сей час расстался я с Асклиадою и с моим другом. Память во мне пребывала до тех пор, покамест поместился я в том престрашном чреве, или, лучше, в волнующемся аде.
Сколько находился во чреве чудовища, того не ведаю, ибо все оное время был без памяти; потом, открыв мои глаза, как будто бы от крепкого сна, увидел себя в бессолнечной стране. Дремучие и темные леса шумели беспрестанно, под которыми вместо травы росли ядовитые зелия. Каменные и неприступные горы отягощали без всякой пользы землю и определены были жилищем свирепых и невоображаемых зверей; во всем этом престрашном месте не видал я ни одного источника, выключая некоторой страшной пучины, которая выходила из пропасти. Воды ее столь были мутны, что превосходили Стиксовы черные струи. По горам и по лесам раздавался ужасный рев диких зверей, и мне, устрашенному, казалось, как будто бы он каждую минуту ко мне приближался. Я предприял удалиться оного, но неизвестное место прерывало мое намерение; искал убежища между горами, но столь тут были велики пропасти, что я, идучи мимо оных, устрашался; леса не скрывали меня нимало и не уменьшали моего отчаяния. Что мне начать должно было в таком моем состоянии? В сию минуту определил я себя жертвою смерти и положил ожидать последнего часа непременно.
Потом с высокой горы увидел я идущую к себе Аропу; вид ее начал уже мне казаться несносным и все ее прелести, вместо возбуждения во мне страсти, производили в сердце моем жестокое к себе отвращение. Приближилася она ко мне с сими словами:
- Сие страшное обиталище будет тебе вечным жилищем, и наконец ужасные сии пещеры определены тебе гробом, если ты еще будешь упорен и не покоришься моему желанию. Я разлучила тебя с Асклиадою, и ты не льстись уже когда-нибудь ее увидеть, разве тогда, когда с ужасным стенанием будет она испускать свою душу.
- Возможно ли сие, богиня,- отвечал я ей,- чтоб ты могла меня склонить угрозами и устрашением? Сердце мое наполнено вместо любви страхом, отчаянием и досадою. Какое же место могут иметь в оном твои прелести? И что еще к пущему служит мне отвращению, так то, что я в нежном твоем теле обретаю варварское сердце. Владей моею жизнию, я тебе ее посвящаю, но сердца моего до конца моей жизни не будешь ты иметь себе посвященного. Я люблю Асклиаду и любить ее буду до гроба, а ты, когда привела меня в отчаяние, то со всем твоим могуществом тебя презираю и желаю, чтоб ты была превращена в какую-нибудь злую фурию.
Тут я приметил, что на лице ее изобразилася превеликая досада и она вместо прежней ко мне благосклонности вознамерилась желать мне всякого в свете несчастия, что действительно злобное ее сердце со мною и учинило. Не сказав мне ни слова, поднялась на воздух и скрылась из моих глаз, я остался в неизвестном и страшном сем месте, забыт богами, природою и людьми.
Оплакивая не малое время мое несчастие, предприял я, хотя и совсем невозможно было, искать своего спасения; насилу проходил сквозь леса и с привеликим трудом обходил пропасти, и лазил чрез горы, и когда я был на самом хребте оных, то увидел к западной стороне весьма чудное здание: оно окружено было дремучим лесом и ужасными горами; ограда его и само оно сделано было из черного камня весьма чудным и страшным образом, так что не токмо видеть, ниже слышать о подобном сему мне не случалось.
Страх во мне час от часу умножался, и я думал, что какой-нибудь злой дух, изверженный из ада, поселился в сем престрашном месте. Судьба мне моя была неизвестна, и я знал, что должен был потерять жизнь мою в сей адской стране; так для меня равно было лишиться ли оной от свирепых зверей, или от того, как я думал, злого обитателя, предприял идти в тот ужасный замок и искать в оном иль живота, иль смерти.
Когда я вошел в ограду, то увидел тут смертоносный сад: все травы и деревья, которые только вредят человеческому роду, произрастали в сем месте. Между оными протекали источники, в которых вместо воды находился яд злее того, которой выдуман индийцами. Посредине сего умерщвления стоял пруд, которой окружен и почти закрыт был высокими и черными не знаю какими-то деревьями, на них были белые ягоды, из которых капал сок в тот страшный Стикс, отчего кипел он наподобие с гор лиющегося ключа. Солнце теми лучами, которые стремились от него чрез сию пропасть, никогда не могло притягивать к себе с земли острых и ядовитых паров, ибо оные все оставались в сем неиследованном аде. Тут никакая стихия не имела действительного своего образа, но и сам очиститель природы огонь смешен был со смертоносным ядом, и столь тяжелый носился запах, что я насилу мог выйти из оного к покоям. Тут никого не видно было людей, для чего вошел я в оные без всякого позволения, ибо не от кого было мне оного и требовать.
Перешед множество чудных и невоображаемых покоев, в которых видны были только чернь и белизна (сделаны они были не по-человечески), вступил наконец в превеликую залу. Как только я в нее вошел, то кровь моя остановилася, и я не знал, чему приписать такое привидение.
Подле окна в оной сидела девушка, которая столь была прелестна, что весьма трудно сыскать подобную ей в природе. В руках держала она книгу, которая казалась как будто бы облита была слезами, ибо красавица та столь горько плакала, что мне показалось, будто бы состояние ее сто раз было горестнее моего, от чего прелести ее умножались, печаль ее трогала мое сердце, и я бы действительно не пожалел моей жизни, чтоб только освободить ее от напасти.
Взглянув на меня, она ахнула и пришла в беспамятство, опустила руки, из которых выпала у нее книга. Я бросился помогать в ее отчаянии и усердными моими стараниями возвратил ей вскоре чувства. Открыв свои глаза и в превеликой горести говорила она мне сие:
- Кто ты таков ни есть, только знаю, что пренесчастливый человек из всего смертного рода. Из которой части света и из какого скучного тебе на свете состоянии стремился ты на свою погибель? Я удивляюсь, как не предвещало тебе сердечное чувствование, что ты здесь должен будешь лишиться жизни невоображаемым тебе никогда мучительным образом.
