пришла туда и сказала то, что сказала, и сделала это для самой себя, но и не только для себя.
Одри: Ты сказала: «Может, просто расскажешь им о том, что ты только что пережила?» И я сначала возразила: «Да ведь это не имеет никакого отношения к теме дискуссии». И когда я это произнесла, я почувствовала слова «молчание», «преобразование». Я не говорила об этом опыте… Вот молчание… Могу ли я преобразовать его? Есть ли здесь какая-то связь? Прежде всего, как мне поделиться этим? Вот так набросок приобрел ясность на бумаге, как будто связи прояснились в процессе записывания. Это эссе[119] и «Литания о выживании»[120] появились примерно в одно время. У меня было чувство, возможно, телесное ощущение, что жизнь никогда не будет прежней. Если не сейчас, то рано или поздно мне придется с этим встретиться. Если не из-за рака, то по другому поводу мне придется всмотреться в условия, и значения, и причины моего выживания – перед лицом изменений. Многое из того, что я сделала, появилось раньше, чем я осознала, что у меня рак. Вопросы смерти и умирания, работа с властью и силой, чувство «за что я расплачиваюсь?», о котором я написала в том эссе, – всё это приобрело для меня важнейшее значение годом позже. «Применения эротического» написаны за четыре недели до того, как я узнала, что у меня рак груди, в 1978 году.
Адриенна: Опять же, это похоже на то, что ты говорила до этого – как ты писала стихи, которых еще не существовало, потому что тебе было нужно, чтобы они существовали.
Одри: Существование этого эссе позволило мне собраться и поехать в Хьюстон и Калифорнию, позволило мне снова начать работать. Я не знаю, когда бы я вернулась к писательству, если бы у меня не было этих слов. Ты за метила, как мы прошли полный круг, потому что именно здесь знание и понимание сплетаются. Понимание помогает делать знание доступным для применения – в этом и заключается безотлагательность, импульс, энергия. Я не знаю, как я написала большую прозу, которую только что закончила, но я знала, что я должна это сделать.
Адриенна: Тебе нужно было понять то, что ты знала, а потом сделать это доступным для других.
Одри: Верно. Сейчас это неразделимый процесс. Но мне самой нужно было сначала знать, что я знаю – мне нужно было почувствовать.
Орудия хозяина никогда не разрушат хозяйский дом[121]
Я согласилась принять участие в конференции Института гуманитарных наук Нью-Йоркского университета год назад, полагая, что буду комментировать доклады о роли различия в жизнях американских женщин: различия по расе, сексуальности, классу и возрасту. Невключение этих вещей в рассмотрение ослабляет любую феминистскую дискуссию о личном и политическом.
Есть особая академическая самонадеянность в том, чтобы браться за обсуждение феминистской теории, не рассматривая наши многочисленные различия и не включая в разговор на сколько-нибудь значимых ролях бедных женщин, Черных женщин, женщин Третьего мира и лесбиянок. Однако же сегодня я, Черная феминистка-лесбиянка, стою здесь, потому что я была приглашена выступить на единственной панельной дискуссии в рамках этой конференции, где представлен вклад Черных феминисток и лесбиянок. О направленности конференции из этого остается сделать печальные выводы – в стране, где расизм, сексизм и гомофобия неразделимы. Когда читаешь программу, приходится предположить, что лесбиянкам и Черным женщинам нечего сказать об экзистенциализме, эротике, женской культуре и молчании, о разработке феминистской теории или о гетеросексуальности и власти. И что означает в личном и политическом плане тот факт, что тех двух Черных женщин, которые здесь всё же выступили, нашли буквально в последнюю минуту? Что это значит, когда орудия расистского патриархата используются для изучения плодов того же самого патриархата? Это значит, что изменения возможны и дозволены лишь в самых узких рамках.
Отсутствие лесбийского самосознания или самосознания женщин Третьего мира оставляет серьезный пробел в этой конференции и в представленных на ней докладах. Например, в докладе о материальных отношениях между женщинами[122] я обратила внимание на модель заботы по принципу «или-или», полностью исключающую мое знание как Черной лесбиянки. В этом докладе не было исследования взаимности между женщинами, систем совместной поддержки, взаимозависимости, которая существует между лесбиянками и женщинами, идентифицирующимися с женщинами. Между тем, именно в патриархальной модели заботы женщины, «которые пытаются эмансипироваться, платят, вероятно, слишком высокую цену за результат», как говорится в докладе.
Для женщин потребность и желание заботиться друг о дружке не болезненно, а целительно, и именно в этом знании мы заново обретаем нашу реальную силу. Именно этой подлинной связи так боится патриархальный мир. Это только в патриархальной структуре материнство – единственная социальная сила, доступная женщинам.
Взаимозависимость между женщинами – путь к той свободе, что позволяет «я» просто быть, не для того, чтобы быть использованным, но для того, чтобы творить. В этом разница между пассивным и активным бытием.
Выступать просто за толерантность к различиям между женщинами – грубейший реформизм. Это полное отрицание той творческой роли, которую играет различие в нашей жизни. Различие нужно не просто терпеть – в нем нужно видеть резерв необходимых противоположностей, между которыми наша творческая способность может вспыхнуть, как диалектика. Только тогда необходимость взаимозависимости перестанет представлять угрозу. Только внутри этой взаимозависимости различных сил, признанных и равных, может зародиться сила искать новые способы бытия в мире, смелость и опора для действия там, где нет правил.
Во взаимозависимости взаимных (недоминирующих) различий таится та защита, которая позволяет нам спускаться в хаос знания и возвращаться с истинным видением будущего и с сопутствующей ему силой осуществлять перемены, которые могут сделать это будущее реальным. Различие есть та первозданная и мощная связь, из которой выковывается наша личная сила.
Как женщин нас приучили либо игнорировать наши различия, либо видеть в них повод для разделения и подозрения, а не силу перемен. Без сообщества нет освобождения – только хрупкое, временное перемирие между персоной и ее угнетением. Но сообщество не должно подразумевать ни требование отбросить наши различия, ни жалкие попытки сделать вид, будто этих различий не существует.
Те из нас, кто находятся вне круга приемлемых женщин, как их определяет общество; те из нас, кто выкованы в горнилах различия – бедные, лесбиянки, Черные, пожилые, – мы знаем, что выживанию не учат в университетах. Выживание – это учиться выдерживать одиночество, непопулярность, а иногда и осуждение, это учиться действовать сообща с теми, кого тоже определили вне структур, чтобы вместе очерчивать и искать такой мир,
