— И кто у тебя на примете?
— Первый советник отца, друг нашего деда. Герцог Эдмунд Саффолкский.
— Тогда его величество пока не должен об этом знать. Он не сможет сидеть сложа руки.
— Ты прав, Виктор. Знаем только мы.
— И графиня. Но думаю, я смогу подправить ей память, изменяя некоторые события.
— Да, это именно то, о чём я хотел тебя попросить. — Лайонель знал, что он может положиться на друга — тот понимал его просьбы без слов и никогда не осуждал за них. — И помни, нашего с ней разговора не было. С чаепития она уехала сразу домой. А ещё лучше, внуши ей идею повидаться с двоюродной тёткой. Несколько лет назад ходили слухи, что она воспитывает её сына от какого-то вельможи, что был до герцога. Пришло время его повидать.
Отдав последние указания насчёт будущего графини, он отправился в подвал, где хранился магический слепок карты мира с указанием всех имен как ныне живущих, так и почивших драконов. Он должен был проверить, была ли у советника тётушка Люсия. А затем, если теория подтвердится, стоит обдумать план, как же попасть в святую святых главного подозреваемого.
Глава 21
Лайонель
Лайонель стоял перед запертой дверью, не решаясь постучать. Это простое действие должно разделить его жизнь на «до» и «после». Когда он в последний раз приходил в кабинет отца, ничем хорошим это не кончилось. Он с трудом дал разрешение на допрос герцога Андорского и других, боясь волнений, что могут за этим последовать:
— Править — это не значит делить мир на черное и белое, сын. Милостью богов нам дана возможность управлять, но силы для этого нам дают другие. — Король как обычно с царственной осанкой сидел в своём кресле у рабочего стола.
— Я понимаю, что наше положение сейчас довольно шатко.
— Оно всегда шатко. Есть лишь краткий миг затишья, но перерыв даётся для того, чтобы каждый мог накопить силы для следующего рывка.
— И ты ещё удивлялся, почему я отказался от права на трон. — Лайонель сидел напротив отца и смотрел на синяки на руках, оставшиеся после стычки с Дереком.
— Ты молод. А молодости простительны вера в мир во всём мире и надежда на лучшее. — Король свысока смотрел на второго сына, словно пытаясь надавить на него своей силой, хотя не мог сделать этого уже очень и очень давно.
— А что есть в старости? Желание угодить вельможам, что держат тебя на троне?
— Желание жить и видеть, как мои внуки будут расти.
— А будут ли они? — Лайонель привстал и приблизился к отцу, смотря ему прямо в глаза.
— Аудиенция окончена. Вы свободны, герцог. — Махнув рукой, король открыл дверь, обозначая этим, что настаивать на продолжении разговора будет себе дороже.
А теперь Лайонелю предстояло снова вступить в схватку с отцом, правящим не одно десятилетие. Его боязнь потерять трон и остаться без всего привела к тому, что в последнее время, судя по донесениям дознавателей, некоторые старые дома объединились и с молчаливого согласия правящего рода творили свои бесчинства. Насколько об этом был осведомлён отец, он не знал. Но если брать во внимание, что главным в итоге оказался первый советник короля, то часть информации от него утаивалась. А слушать лживые речи министров проще, чем довериться сыновьям. Собравшись с духом, Лайонель всё же постучал и, дождавшись разрешения, прошёл в полутёмный рабочий кабинет своего отца.
— Ваше величество. — Поклон со всеми почестями, которые в последнее время так полюбил король.
— С чем пожаловал? — Карл II нехотя оторвался от письма, которое не успел закончить до прихода сына, и с недовольством посмотрел на вошедшего.
— Я хочу, чтобы ты знал, это решение далось мне нелегко, но я делаю это для спасения всех нас. И тебя в том числе, отец.
— О чём ты? — впервые с того момента, как в его кабинет зашли, на лице короля отобразился интерес к тому, что происходит.
Привыкший за долгие годы правления ко многому, он уже мало чему удивлялся. Чаще всего к нему приходили с просьбами: министры просили о преференциях, родные о протекции, жена о драгоценностях. Лишь изредка на его столе появлялись доносы на кого-либо, которые сразу забирал себе в работу его первый советник. Вот кто действительно радел всей душой за процветание королевства. Ни одно донесение не оставалось без его внимания. И сейчас такие слова сына, пусть и второго, пусть и того, кто по своей воле отказался от права на престол, его немало удивили.
— Я отказываюсь от своего рода, выхожу из-под твоей опеки. — С этими словами Лайонель сорвал с шеи амулет с изображением дракона. Такие надевали всем без исключения драконам при рождении, с ними же уходили в последний путь. Снять амулет — значило отказаться от предков, остаться одному в целом мире, без права вернуться обратно в свой род к тому главе, от которого ушёл. Отец никогда не примет его обратно. Бросив потухший медальон на стол ошарашенного отца, он молча, не дожидаясь вопросов, вышел прочь из кабинета и переместился порталом как можно дальше от дворцовых стен.
План был прост. Поняв, что отец никогда не пойдёт против знати, цепко держась за своё положение и рассчитывая на поддержку родов, он решил действовать на опережение. Джеймс, его старший брат, был согласен с тем, что пришло время менять старый порядок, переходя к более прозрачным отношениям между властью и подданными. Джеймс как старший сын унаследовал большую силу, собрав максимум из того, что могла бы дать ему сама судьба, и уже превзошел отца в несколько раз. А когда он найдёт свою истинную, то сила увеличится ещё больше. Поэтому на него произвела впечатление история с ложной меткой истинности у Амалии. Примерив на себя весь ужас ситуации, он понял: случись такая история с его парой, которую он пока ещё не нашёл, и страна останется без сильного наследника. А когда нет преемника — есть расприи и ожесточённые бои за трон, страну раздробят на мелкие части, и от былого величия не останется и следа, не говоря уж и самой расе драконов. Было удивительным, что это не произошло раньше. Но на одном везении нельзя построить тот мир, который они хотели, поэтому и было решено действовать именно так.
Очутившись в лесу, у одиноко стоявшей заброшённой много лет назад хижине, Лайонель наконец-то смог свободно вздохнуть. Теперь, без медальона, его было невозможно отследить, а запись о его существовании пропала из архивов. Такого до него ещё никто не делал. Все настолько сильно держались за свой род, за свои корни, что даже сама мысль о таком казалась крамольной, а уж воплощение — тем более. А теперь он был свободен. Ни одна ищейка не сможет найти его ни по капли крови, хранящейся для такого случая в подвалах дворца, ни по запаху, который у всех мужчин рода схож. Одним движением руки он стал изгоем и невидимкой для всех, и сделал он это, чтобы наказать того, кто посмел навредить его Ами.
По его с Джеймсом задумке, он должен был внедриться в герцогство Эдмунда Саффолкского и добыть доказательства его вины. Сделать это в открытую было невозможно, любая проверка подтвердила бы его родство с королём, сейчас же, даже если и поймут, что он не тот, за кого себя выдает, — они увидят лишь безродного человека, без второй ипостаси, которую он научился прятать так, чтобы никто не мог её ощутить.
Путь до нужного ему герцогства занял немало времени. Передвигаясь пешком да на проходящих мимо телегах, он старался перенять привычки крестьян, слиться с ними как можно сильнее. Он впитывал их образ жизни, простые слова, которые они ежедневно говорили, даже привычку есть простую еду, часто без мяса. Практически полностью окунувшись в быт сельчан, Лайонель постепенно начал понимать, как несладко им жилось. Находясь во дворце, он мало задумывался о жизни простого народа. На первый план выходили заговорщики, противники короля и не всегда довольная правлением знать. Когда мысли заняты тем, что надо сохранить жизнь отца и матери, оставить их на троне любой ценой, на думы о другом совсем не остаётся желания. Когда на его стол внезапно попали донесения о участившихся случаях недовольства ведением дел герцогами в их наделах, он был удивлён. Такие сообщения обычно приходили другим адресатам. Тем интереснее было заняться этими делами. И чем больше он копал, вгрызаясь в длинные свитки донесений, тем страшнее становилось от того, что происходило вокруг. И тем непонятнее была реакция отца на предоставленные сведения. Да, он разрешил допросить Дерека Андорского и ещё нескольких из списка подозреваемых, но лишь для того, чтобы унять гнев сына. Видя его состояние, отец создал видимость действий, но ничего не собирался менять.
