Да, с трудом собирала страна этот полк. Гремело сражение в Сталинграде, к этому сражению было приковано общее внимание, а 902-й стрелковый формировался за счет того немногого, что доставалось ему. Люди были замечательные, это да. Но с вооружением было скверно, каждое артиллерийское орудие воспринималось, как подарок. И с обмундированием плохо, опустели уже к тому времени воинские склады. Местные умельцы шили воинам шинели, тачали простенькие сапоги.
Не было автомашин. Не осталось лошадей в астраханских степях. На Дону, на Кубани, в Калмыкии — везде немцы. Пополнение из Казахстана, из Туркмении пришло вместе с верблюдами. И свои, астраханские верблюды имелись. Какая-никакая, а тягловая сила. Для артиллерии, для обозов. Вообще-то говоря, стыдновато это было для прославленной русской артиллерии, но куда же денешься, если нет ни коней, ни машин, ни тракторов. Вот так и появились в боевом расчете командира орудия сержанта Григория Нестерова, астраханского богатыря-моряка с пышными усами, два горбатых верблюда. Громадный Мишка со светлой шерстью и спокойным характером, и нервная, норовистая Машка, отмечавшая всех, кто ей не нравился, метким плевком.
Боевое крещение принял полк в декабре сорок второго года при освобождении города Яшкуль. Трудно пришлось полку в столкновении с 16-й моторизованной дивизией гитлеровцев. Дрались до последнего снаряда и до последнего патрона. Были большие потери. Конечно, Адольф Гитлер подписывал много документов, наверняка даже не читая, доверившись своим сотрудникам. Запомнил ли фюрер свой приказ о том, что, в связи с окружением и уничтожением 902-го стрелкового полка русских, он жалует отличившемуся офицеру, подполковнику Александру Впалу, высокую награду — Железный крест!? Мало ли жаловал Гитлер этих крестов!
А он был цел и боеспособен, этот «уничтоженный» полк. Он сражался за Батайск, штурмовал Ростов, отрезая северокавказскую вражескую группировку. А в те минуты, когда Гитлер летел из Запорожья, 902-й полк походным порядком шел как раз на запад в сторону этого города. Шел неторопливо, буднично, с той обстоятельностью, которая отличает войска, привычные сражаться в любых условиях. Шагали по раскисшим дорогам молодые бойцы — комсомольцы и усатые «сорокоты», месили грязь солдатские стоптанные башмаки (вклад американцев в общую победу!), торопились по обочинам юные лейтенанты из флотских в истрепавшихся хромовых ботиночках под черными обмотками. Девчонки-медики старались сберечь свои зеленые брезентухи-сапожки, хоть и кокетливо-привлекательные, но мало пригодные по такой погоде. А что тогда могла дать им взамен напрягавшая все силы страна? Не о том ли полку пела Шульженко:
Под весенним солнцем развезло дороги,И на Южном фронте оттепель опять,Тает снег в Ростове, тает в Таганроге,Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать…
Он идет, он неотвратимо идет, этот номерной полк, которому еще невероятно далеко до Берлина, до фюрербункера. В нем уже прибавилось артиллерии, прибавилось автомашин. Но автомашины и вязнут, и ломаются на наших невероятных дорогах, а неприхотливые верблюды Мишка и Машка, давно уже привыкшие к грохоту бомб и снарядов, тянут и тянут свою пушку. И до самого Берлина не поменяют их на капризную технику командир орудия сержант Нестеров и заряжающий татарин Кармалюк. Удивительно: семь — восемь раз сменятся за войну все номера орудийного расчета, но эти двое, и два верблюда, останутся живы. А где-то на уральском заводе какой-то полуголодный паренек уже вытачивает, может быть, корпус того снаряда, который, после команды Нестерова, пробьет первую дыру в стене гитлеровской рейхсканцелярии.
Пора, наверно, сказать и о командире этого обычного полка, который, кстати, так и останется обычной, не прославленной воинской частью. Командиров было несколько, одни погибли в боях, другие убыли по ранению или по новому назначению. А тот, кому суждено довести 902-й стрелковый до фюрербункера, тот еще в госпитале после очень тяжелого ранения, его еще лечат и опять же буквально «по деталям» собирают медики. В этом смысле, как и ожидающий его полк, командир в определенной степени символичен.
Георгий Матвеевич Ленев — сын железнодорожника. Рано остался без родителей. Рос в Ленинграде. Примечательная страница биографии — работа в экспедиции, искавшей и нашедшей уголь на Печоре. В начале войны — капитан. Воевал в 61-й армии, которой с лета сорок второго года командовал известный читателям Павел Алексеевич Белов. В одной из атак майор Ленев был тяжело ранен разорвавшимся сзади снарядом. Более чем ранен — искалечен. Возили по госпиталям. Из Одоева (где был тогда автор этой книги) — в Тулу. Там вытащили осколок из позвоночника и отправили в Рязань. Лечить поврежденное бедро и раздробленную пяточную кость левой стопы. Стопу хотели ампутировать — Ленев настоял, чтобы не трогали, чтобы перевели в другой госпиталь. Оказался в Сызрани. Потом в Вольске. Ленев повторял одно: сохраните ногу, я хочу воевать!
Он просил, казалось бы, невозможного. Но, к счастью, есть на свете люди, которые в невозможное верят. Половину пяточной кости необходимо было удалить. Тогда сильная хромота, никакой речи о возвращении на фронт. И хирург в Вольском госпитале медлил. Вот если бы наложить скобу. Не подверженную коррозии, из чистого золота!.. Да где его взять?..
Весной Ленева в очередной раз положили на операционный стол. Он не ждал ничего, кроме нового наплыва боли. Ему дали наркоз. Очнулся майор через два часа. Пожилой хирург устало улыбнулся ему. «Не знаю, как насчет военных парадов, но воевать будете!» А Ленев не догадался сразу, что произошло, он лишь на следующий день увидел и понял: в ушах красавицы-медсестры Антонины Петровны Самойловой не было золотых сережек.
Всем миром вытянули, вылечили, подняли на ноги люди добрые своего защитника — воина Георгия Ленева. У него еще многое впереди. Где-то в неведомой дали Золотая звезда Героя Советского Союза, погоны генерал-лейтенанта, должность начальника самого престижного в стране военного училища. А пока он, еще малость прихрамывающий офицер, ждет назначения на фронт. А Гитлер летит в Берлин в свой фюрербункер. А 902-й стрелковый полк, теперь уже кадровый полк кадровой Красной Армии, уверенно и неостановимо идет на запад.
ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ
1
Осенью 1942 года, в самое трудное время, когда с фронта, особенно из Сталинграда, приходили сообщения одно хуже другого, когда тяжкой глыбой давили на людей неудачи, разочарование, накопившаяся усталость — в это время в Москве и в других городах с большим успехом шел кинофильм «Джордж из Динки-джаза» и подобные ему развлекательно-сентиментальные, в общем-то пустяковые американские фильмы, где основными действующими лицами были танцовщицы из мюзик-холла. Пресловутого «Джорджа» даже в кремлевском кинозале показывали, Сталин посмотрел его вместе с несколькими членами Политбюро и военными товарищами. Остался доволен. Во всяком случае, отрицательно не высказывался, на потерю двух часов не сетовал. А я задумывался — в чем же притягательность этих фильмов? Вероятно, они давали возможность хотя бы на короткий срок забыть о суровых буднях, перенестись в иной полусказочный мир, полный веселых звуков, легких движений, улыбок, привлекательных женских нарядов, с благополучной развязкой всех сюжетов. Разрядка была безусловная. А вот десятикласснице Светлане Сталиной легковесные американские фильмы, ничего не дающие ни уму, ни сердцу, не понравились, и сей незначительный факт, как ни странно, послужил в какой-то степени завязкой большой и длительной трагедии.
Началось вот с чего. В октябре сорок второго года полковник Василий Сталин привез на Дальнюю дачу известного киносценариста Алексея Яковлевича Каплера, чтобы «за рюмкой чая и чашкой водки» потолковать о создании фильма о героях-летчиках. Были там и другие кинематографисты, другие военные. Закончив деловое обсуждение, вместе посмотрели «гвоздь сезона», того самого «Джорджа из Динки-джаза». Фильм модный, отставать от моды никто не хотел, вместе с Василием зрители похлопали, повосторгались. Один лишь Каплер пожимал плечами: «Дешевая оперетка. Работа примитивного режиссера с одной извилиной в мозгу. По сравнению с этой белибердой наша «Волга-Волга» просто гениальная классика!» Присутствовавшие пытались возражать, но Каплера с молодой горячностью поддержала Светлана Сталина. Всегда такая молчаливая, застенчивая, она вдруг осмелела, глаза загорелись. Это, мол, пошлость, и вообще американские фильмы, которые ей довелось видеть, поражают приземленностью, безвкусицей, будто люди остановились в своем развитии, будто не было в мире высоких достижений искусства, культуры, по которым надо равняться. Фильм для тупого обывателя на уровне пивнушек, где зарождался германский фашизм, только на другом, на заокеанском фоне.
