нагрузка более, чем в тысячу двести часов.
Это две ставки! Учитывая, что дадут ещё и кураторство, а я ещё и сам хотел взять на себя пару кружков… Кажется, с работы я и вылезать не буду. Жалко, конечно, что не будет времени на отдых. Но это ещё полбеды — ведь А для некоторых дел, связанных с основной целью, такая моя загруженность может стать проблемой.
Но это не школа, здесь проблемы все решаются очень быстро, вплоть до того, что дальше буду позволять себе записывать уроки, но не проводить их. Я не хотел бы этим злоупотреблять. Но если на кону будет стоять, например, выступление на Комсомольской конференции либо проведение парочки уроков — я, конечно, выберу конференцию. Всё равно потом найду возможность и расскажу учащимся, как и за что нужно любить Родину. Хотя иногда бывает, что любить нужно не только за что-то, но и вопреки.
Загруженность будет такой, что еще нужно найти время для решения вопросов и своей безопасности. Что там за история с шубой? Угрозы эти, и всё из-за шубы?. Нет, тут что-то другое, и мне нужно в этом разобраться до начала учебного года. Вот послезавтра и нужно выяснить… Навестить этого Витька.
* * *
— Идиоты! Кретины! Фармазоны! — кричал Илья Федорович Рощин. — Фраера рассмотреть не смогли?
Старавшийся всегда и везде отыгрывать роль интеллектуала и франта, со своими подельниками из откровенного криминала Илья вел себя под стать бандитам. Нигде Илья не позволял себе ни слова фени, но тут, с уголовниками, считал, что нужно говорить доходчиво. Тем более, что он набрал в банду необразованных сидельцев, могущих только что кулаками да стальным пером размахивать.
— Илья, ну кто его знает? Другой тоже рыжий был, — оправдывался детина Мирон. — Подошли к дверям подъезда, спросили, он ли Чубайсов, да настучали… Легонько, самую малость.
— Подъезда? Парадной! Самую малость? Всю рожу разбили. Если Чубайсов-старший начнёт молнии пускать, то и нам прилетит, он мужик суровый, но мало знает про своего старшего сына, — сказал Рощин.
Могло бы показаться комичным, что относительно молодой, только четвертый десяток разменял, Рощин отчитывает теперь мужика в годах. Причем Илья был маленького роста, даже в свои молодые годы лысоват, со смешным курносым носом.
Миронову же было под сорок лет, но повадками — словно пятилетний. Зато, что нравилось Илье, поручения Павел Миронов, он же Мирон, исполнял в точности, нужно было только доступно сформулировать задачу.
— Значит так, прижать к стенке Толю нужно. Он забросил работу, которую вел с ним я — и важные люди. И не только в шубе дело. Сделайте мне из этого фраера прежнего Чубайсова, или заставьте сказать, где нужная информация. Люди уже волнуются, — сказал Илья и, подумав, поспешил добавить: — Калечить и убивать нельзя. Девку его пока не трогайте, там отец еще тот барыга, может и в ответку пойти. Мне нужны списки. Чубайсов сам знает, какие.
Трое бандитов поплелись на выход из новой, только неделю назад снятой Ильей квартиры-склада для фарцы и направились выполнять задание — сперва узнать, куда делся Тольчик. Уже было известно, где по распределению будет работать Толик Чубайсов, так что найти предателя и вора будет несложно.
Илья считал Чубайсова-младшего предателем и вором. Предателем, потому как были уже договоренности по работе с фарцой, и теперь Илья терял деньги. Но люди, которые курируют Илью, и не только его, теряли терпение, ждали объяснений, почему Толя вдруг оставил важные дела.
Илья не знал, но Чубайсов запорол работу по подготовке к началу работы так называемого «экономического кружка». Именно на Анатолия Чубайсова возлагались надежды, что он станет подговаривать разных студентов участвовать в собраниях и семинарах, изучать экономику капиталистических стран, готовить кадровый ленинградский резерв для будущих реформ. Ну а вор тут причём? Так уже получил Чубайсов некоторые деньги для оплаты своего труда по поиску нужных молодых людей. Деньги получил, даже отчитался, что работа начата — и исчез…
Илья Федорович не знал, но уже был готов план по реализации переустройства страны. Причем это делали те люди, которым нечего было опасаться за себя, они и есть карающая длань советского правосудия. Потому, до конца не владея информацией, Илья не понимал, почему его кураторы так вцепились в эту шубу, которую должен был достать Чубайсов. Не знал толком Илья и о списке, который готовил Тольчик. Вернее, догадывался, что там должны быть имена, но для чего они… Сам Илья проворачивает сделок по фарце в неделю на пару тысяч рублей. Деньги тратить некуда, а кураторы всё не хотят отступаться от Толи. Так что точно, шуба ни при чем.
Илья Федорович подошел к телефону и набрал номер телефона Дмитрия Николаевича Некрашевича, секретаря парткома инженерно-экономического института. Именно он, Некрашевич, и раздавал задания фарцовщику.
— Рад приветствовать, Дмитрий Николаевич, — очень вежливо, снова вернувшись в привычную шкуру, поздоровался со своим куратором Илья.
— А я не рад, Илья, очень не рад, — отвечали на другом конце провода. — Что по Чубайсову? Ты нашел списки?
— Нет, я вообще не понимаю, что происходит. Словно Анатолий стал другим или память потерял. Ведёт себя не так, — объяснялся Рощин.
— Ты не понимаешь, насколько все серьезно? Или прикидываешься, не пойму. Шуба где? — выкрикнул Некрашевич.
— Шуба? А, да, понял, Шуба, — Илья тушевался в разговоре с Некрашевичем.
На самом деле, шуба, как и джинсы, которые можно было за нее выручить — только способ передачи информации и денег. Да, такая сделка была, но в шубе должны были быть вшиты списки тех студентов, или выпускников, на которых некие силы делали ставку на будущее, которых нужно было совокупить к «списку Чубайсова». Ну а в джинсах, которые нужно было передать за шубу, были деньги. Немало денег, набитые карманы и еще в коробке.
Работу по молодежи, подготавливая ее к новым свершениям, которые люди на самом верху советской власти считали неизбежными, нельзя начинать без денег. Любое студенческое собрание будет функционировать, только если на встречах будет выпивка, еда, организован доступ к фарце и в целом к сытой жизни. Вот тогда вчерашние студенты и будут заниматься тем, чтобы обсуждать, что именно нужно сделать, чтобы Советский Союз прошел период переформирования. Не было исполнителей для будущих, неизбежных реформ, и позарез нужны были кадры.
— Найди списки! — выкрикнул Некрашевич. — Твое дело по валюте все еще живо, в любой момент может выстрелить. Не забыл?
Анатолий
