выстою. Вот только пожалею себя один вечерок, а потом решу, что делать.
— Рассказывай! — прорычал я, увидев друзей на пороге закрытой кабинки бара. — Гера, выкладывай!
— А нет твоей Сладковой, Мирон, — усмехнулся Гера, осматривая стол, в центре которого стояла уже полупустая бутылка. — Уж восемь лет, как нет.
— Что? — взревел я, пропуская в пьяном мозге все варианты, самым болезненным из которых оказалось, что её подруга тогда не соврала, сказав, что Ляля вышла замуж и уехала.
Я периодически заезжал во двор профессорского дома, чтобы просто посмотреть в её окна, а однажды вечером напоролся на Настю, что выпорхнула из дорогой тачки, за рулём которой сидел молодящийся «папик», что на прощание ущипнул её за задницу. Я подождал несколько минут, пока «мерин» скроется за поворотом и рванул за девушкой в подъезд.
***прошлое…
—Где Олька?
— О! Королев… Что, выпустили уже? — рассмеялась Настя, до сих пор помню её смех. Он в ушах у меня стоит. Своим скрипом он сдирал оболочку сердца и рвал душу. Она наслаждалась этим моментом, будто только и ждала, чтобы выплюнуть скопившийся яд. — Что-то на уголовника ты не очень похож. Ну да… Ну да… Наталья говорила, что отец тебя отмажет, очевидно так и вышло, да?
— Сладкова где?
— Родители уехали в длительную командировку, уже года два там живут и возвращаться не собираются, а ненаглядная твоя замуж выскочила и свалила из нашего городишки. В Испании кости греет и о тебе не вспоминает!
— А ты-то всё знаешь, да?
— Да, я всё-всё знаю, — Настя оттолкнулась от подоконника и походкой кошки-соблазнительницы двинулась на меня, откровенно виляя бёдрами. — Я читала желтую тетрадку. И сделала то, что должна была сделать! Эх, права была её матушка. Уголовник ты…
— Только они меня таким и сделали!
Рванул я тогда из того подъезда, как ужаленный.
Я даже слова её всерьез не принял, потому что в них было так много желчи, и не было сочувствия. А ведь они дружили с начальных классов!
***
Сердце замерло… А если Настя тогда была права? Если Олька выскочила замуж, чтобы родителям не признаваться, что ребёнок от меня? То, что Мишка мой - котёнку слепому понятно. Он же, как ксерокопия моего лица, с поправкой на молодость. Получается, что сын живет с чужим мужиком? Он называет его отцом?
— Успокойся, — Царев опустил меня силой обратно на диван, отвесив затрещину Гере. — Мне каждый друг дорог, поэтому, Керезь, давай поосторожнее в формулировках.
— Ладно, Мирон, был не прав, каюсь, — Гера сел напротив и достал свёрнутую папку из внутреннего кармана косухи. — Нет Сладковой Ольги Станиславовны, но зато есть Ольга Станиславовна… Королёва. Как тебе поворот?
Если я думал, что пару минут назад испытал шок, то нет… Шок был сейчас. Меня словно в ледяную купель окунули, а потом в пылающую домну забросили! Все смешалось, руки тряслись, а в мозгах билось лишь: «Королёва».
— Есть сын, — Гера закурил и сам нашел нужный файл, видя, насколько я обессилел. Несколько листов казались невыносимо тяжелыми, пальцы не слушались, а мелкий шрифт с копиями документов расплывался в глазах, превращаясь в пятно. — Догадаешься?
— Королёв? — прохрипел я, поднимая глаза на Геру.
— Да, — Гера ткнул мне в лицо копией свидетельства о рождении. — Признаться, мне пришлось изрядно напрячься, чтобы нарыть хоть что-то! Оказалось, что рожала она не здесь, Мирон, да и до второго курса училась в соседней области. И не на химфаке вовсе, а на педагогическом. Королёва твоя работает уже несколько лет учительницей начальных классов в школе, куда в этом году пойдёт её сын, Королёв Михаил Миронович. Я все правильно понял?
— Да, — я опрокинул стопку, закурил и откинулся на спинку дивана, задрав голову так, чтобы стоявшие в глазах слезы не выпали. — Сын у меня, мужики… Сын…
— Ах, ты ж пройдоха! — Доний сгреб меня в охапку, сжимая своими ручищами в объятиях. — Поздравляю!
— Познакомишь?
— Да мне бы самому с ним для начала познакомиться.
— Мирон, — Саня дождался своей очереди и тоже обнял, с силой стуча по хребту. — Вариантов нет, друг. Ты ж из тех, кто не говорит, а делает. Вот и сейчас самое время делать. А с прошлым ты успеешь разобраться. Сын важнее.
— Я даже не представляю, через какое дерьмо пришлось пройти моей Ляльке, — запоздалое осознание ударило меня в самое темечко. — И не одна выползла, ещё и сына вытянула. Знаете, какой он у меня? У-у-ух! Вытаращился сегодня на меня, крохотными ладошками в бока уперся и с места не сдвинулся.
Я рассмеялся, а застывшие соленые капли все же выкатились из глаз, скользя по щекам и потерялись в щетине. С ними приходило принятие, радость и ощущение счастья, что я в последний раз испытывал рядом с моей любимой девочкой.
— Я, кажется, сегодня налажал…
— Королёв умеет исправлять лажу. Я даже не сомневаюсь, друг…
Глава 20.
Глава 20.
Проснулся я ни свет, ни заря. Лупил в потолок, рассматривая блики от автомобильных фар. Как не странно, но голова не болела, а похмелья не было. Я все смотрел на часы, подгоняя маховики этого дня, чтобы скорее встретиться с причиной моего счастья.
Я нарушил многолетний привычный ритуал, выпрыгнув из кровати ещё до трели будильника, когда напряжение в мышцах стало настолько невыносимым, что сил терпеть не было. Скатился по перилам на первый этаж, надел спортивную форму и бросился по лестнице в спортзал. В разрез всем правилам я сразу запрыгнул на беговую дорожку и побежал… Вновь и вновь добавляя скорость. Мне даже не нужна была музыка, потому что ритм собственного сердца, в котором были зашифрованы родные имена, заполнял меня полностью!
Меня захлестывало, отпускало, а потом снова захлестывало! Не верил своему счастью. Просто не мог!
Когда я увидел Сладкову в первый раз, во мне все оборвалось. Злился я не на неё, а на себя за то, что до сих пор люблю. Да так злился, что дышать больно. Я словно все это время за стеклом существовал! Там, по ту сторону, у меня была жена, сын, нас объединяла одна фамилия, и мы жили в большой светлой квартире. А сейчас перегородка эта
