— Ладно. Предположим, такое возможно. Какие у тебя доказательства?
— Никаких. Реальных — никаких. Лишь детали: их манера разговора, высокотехнологичное снаряжение, легкость, с которой они устраивают прослушивание телефонов, тот факт, что Рэнсом читал мое армейское личное дело. И еще Гарри Хэйлвелл. Мой друг Гарри, который попытался проломить мне голову кофейным графином. Он большой шаман, настоящий колдун в политике. Если он в команде Рэнсома, значит, в этом замешаны большие люди.
— И все-таки мне в это не верится… разве что… Как ты думаешь, это может быть как-то связано с Вьетнамом?
— Да. Нет. Черт, не знаю! Там произошло кое-что. Я оказался в самой гуще. Но я был не единственным участником. Если они хотели заставить нас замолчать, им пришлось бы прийти за всеми. Кроме того, они это замяли — кстати, вот и еще один заговор, заговор молчания. В любом случае, это было слишком давно. Ничего не осталось, никого это не волнует. Да на самом деле и никогда не волновало.
— А может… может, ты мне расскажешь? Ну, вдруг ты что-нибудь забыл?
Дейв понизил голос и едва ли не прорычал:
— Забыл? Нет, черт подери. Я не забыл ничего. А жаль!
— Но…
— Нет, Марджи. Тебе не захочется этого знать, а мне не хочется рассказывать тебе об этом. Просто поверь мне на слово. Это не имеет никакого отношения к тому, что происходит сейчас. Просто не может.
— Ну, раз ты так говоришь… Но тогда почему эти люди или вообще кто-то хочет тебя убить?
Дейв воздел руки к потолку.
— Вопрос на шестьдесят четыре доллара. Я полагаю, что я увидел или услышал нечто такое, чего мне не полагалось. И чтоб я сдох, если знаю, что именно. Но что бы это ни было, то, что я это знаю, напугало до потери пульса каких-то высокопоставленных шишек.
— Напугало?
Марджи сделала глубокую затяжку. Дейв вздохнул.
— Именно. Они боятся, что я вынесу это на всеобщее обозрение. Боятся — когда я пойму, что́ именно знаю, то подниму крик. Однажды я ровно это и сделал — поднял крик. Такого не забывают никогда. И никогда не прощают.
— Значит, по-твоему, они боятся, что ты разоблачишь… разоблачишь что-то, что они сделали? Что они хотят тебя убить из-за того, что ты крикун?
— Возможно, только они используют более крепкое слово, чем «крикун». Но да, это возможно. В армии, в давние времена мы использовали термин «правдоподобное отрицание». Это означало: высшие офицеры могут отрицать свою осведомленность о том, что мы делаем. И что бы мы ни совершили, мы могли быть уверены: наши боссы предпочтут сказать: «Это была самочинная операция. Совершенно несанкционированная. Вопреки приказам. Не вините нас. Мы ничегошеньки об этом не знали».
— «Твое задание, Джим, если ты решишь взяться за него…»
— Да, в этом духе. Я тебе еще кое-что скажу. Что бы это ни было, это нечто такое, о чем никому не полагается знать. Нечто столь страшное, что кто-то не может допустить разоблачения. Вещь того рода, из-за которой разъяренные конгрессмены устраивают публичные слушания, а репортеры из «Вашингтон пост» лезут хоть на Луну.
— «Иран-контрас».
— Например.
Взгляд Дейва оторвался от лица Марджи и словно по собственной воле скользнул…
«Ты опять таращишься на ее ноги, приятель. Прекрати немедленно!»
— Значит, за тобой гоняются и тебя боятся из-за того, что ты можешь уничтожить их прикрытие. Они стремятся снять с себя ответственность за то, что они знают… ну, что-то знают.
Дейв глотнул еще бренди. Ему стало теплее, и он почувствовал себя немного посвободнее. Он поставил бокал. Не хватало еще нализаться.
— Знаешь, что странно? Они собирались сделать меня частью этого. Если то письмо настоящее, то есть не подделка, то ФБР меня проверяло: кто-то хотел восстановить мой старый допуск к секретным материалам.
— Но если они делали это, с чего вдруг теперь пытаются тебя убить?
Марджи изменила позу, подобрала одну ногу под себя. Дейв краем глаза заметил промелькнувшие розовые трусики.
«Будем говорить грубо: возможно, оно и к лучшему, что твои яйца сейчас черно-синие».
— Это еще один вопрос на шестьдесят четыре доллара. Возможно, они накопали во время проверки что-то такое, что сочли меня слишком рискованным звеном. Возможно, к тому моменту, как они это обнаружили, кто-то уже сказал мне что-то такое, что мне не полагалось слышать. Не знаю. Могу сказать лишь одно: это произошло в последние несколько дней. Возможно даже, в последние двадцать четыре часа. Берни был измотан. Он совсем не спал! Рэнсом и Карлуччи были небриты. Они всю ночь были на ногах. И все их попытки поймать меня сочинялись на ходу. Они играли с листа. У них не было никакого плана. Только поэтому я и остался в живых. Рэнсом не новичок. Если бы у него было время составить подробный план операции, меня бы еще до завтрака упаковали в пластиковый мешок.
Марджи сочувственно посмотрела на Дейва и указала на пустой бокал:
— Еще налить?
«Да!» — подумал Дейв.
— Нет.
— Ну так что ты делал последние несколько дней? Что ты видел? С кем говорил?
— Марджи, у меня уже голова пухнет. Я не нахожу ничего. Абсолютно ничего. Выходные я провел на Лонг-Айленде вместе со Скотти и Оливией Тэтчер. В воскресенье вечером я встретил Хелен в аэропорту. Она…
— Хелен?
— Моя жена.
— Твоя жена.
Голос Марджи был таким же безразличным, как и взгляд, который она бросила на Дейва. Теперь она подобрала обе ноги под себя.
«Ты же снял свое обручальное кольцо, приятель, не забыл? Леди была введена в заблуждение».
— Э-э… она летала в Калифорнию, на свадьбу к давней подруге по колледжу. Понедельник, вторник, среду я провел на работе. Занимался обычными делами. Встречи, совещания, готовил бумаги, принимал решения, отвечал на звонки. Обычная рутина. Только в среду мне пришлось съездить в Лонг-Айленд на встречу, а в понедельник вечером изображать из себя хозяина для деловых гостей из Японии.
— Извини, я сейчас вернусь.
Марджи встала и выскользнула из гостиной. Ее сигарета осталась дымиться в пепельнице. Дейв посмотрел на нее голодным взглядом. Он потянулся за ней, ощутил приступ вины, остановился, снова потянулся и почувствовал еще более сильный укол совести.
«Просто попытайся сопротивляться искушению, приятель. Я имею в виду все искушения плоти».
В воздухе пахло дымом. Дейв мучался и истекал слюной, пока Марджи не вернулась.
На ней были голубые джинсы, а на руках она держала пушистую полосатую кошку. Раньше Марджи сидела, умостившись на диване рядом с Дейвом. Теперь она устроилась в легком кресле, отделенная от Дейва дешевым кофейным столиком со стеклянной крышкой.
— Славная кошка, — сказал Дейв, внезапно почувствовав себя неловко. — Как ее зовут?
— Это кот. Его зовут Тито. Он приехал из Колорадо.
— Тито?
— Моя старшая сестра вышла замуж за члена этого необычайно большого семейства. Патриарх семьи во время Второй мировой воевал вместе с югославскими партизанами. Он подарил мне этого кота и сам дал ему имя.
Марджи опустила кота на пол. Дейв протянул руку, чтобы погладить его. Кот зашипел, оскалил зубы и шарахнулся в сторону.
— Осторожно, — предупредила Марджи. — Я совсем недавно носила его к ветеринару. Он все еще в скверном настроении после операции.
— А! Конечно. Тогда понятно…
«Да, тогда все понятно, не так ли?»
У Дейва кровь заледенела в жилах.
«Вот оно. Прямо у тебя перед носом. Это наверняка оно, приятель. Больше просто нечему». Нет, не может быть.
— С тобой все в порядке? — послышался обеспокоенный голос Марджи.
Дейв с сомнением посмотрел на бокал с бренди у себя в руке. Он вылил остаток в рот, встал и старательно уронил стакан на пол, так что тот разлетелся вдребезги.
3
Дэвид Эллиот быстро ехал на восток по лонг-айлендской скоростной магистрали. Он миновал съезд на Грейт-Нек, обиталище чрезмерно любвеобильного Грега, в чью одежду он снова был облачен. Дейв подозревал, что на данный момент Грег пребывает в уверенности, что семейная жизнь и супружеская верность более желательны — или, во всяком случае, менее рискованны, — чем роль офисного Казановы.
Он провел ладонью по волосам. Пока Марджи, у которой в отличие от многих ньюйоркцев были водительские права, отправилась арендовать машину, он обкромсал себе волосы да еще и подбрил, изобразив другую линию волос. А потом вымыл оставшееся перекисью водорода. Эффект получился довольно странный. Дейв подумал, что теперь, со светлыми и очень короткими волосами, он выглядит совершенно другим человеком, хотя новая внешность не особенно ему нравилась. Прическа получилась слегка женоподобной. Если на мосту Трайборо и стоял кто-нибудь из наблюдателей Рэнсома, они не обратили на Дейва ни малейшего внимания.